Насту́рция, под которой чаще всего имеется в виду насту́рция больша́я, жирянка или капуци́н большо́й (лат.Tropáeolum május) — однолетнее травянистое растение, типовой вид рода Настурция семейства Настурциевые. Популярное декоративное садовое растение. Настурция очень неприхотлива и декоративна. Высокорослые ползучие формы служат для декорирования балконов, изгородей, низкорослые — для посадок группами, для бордюров, каменистых участков.
Настурция издавна применяется в кулинарии (известна под названием «северного каперса».) Свежие листья, твёрдые цветочные почки, недозрелые зелёные семена отличаются острым вкусом; употребляются в качестве приправы к салатам, мясным, овощным и яичным блюдам. Цветочные почки и зелёные плоды маринуют с укропом и уксусом для замены каперсов. Распустившиеся цветы применяют в виде гарнира. В Новой Зеландии свежие листья используют в качестве витаминного салата и для получения витаминных экстрактов.
Мне бы, говорит, хорошо ― и в салате настурция,
Сам я греков не ем, ест нас Турция.[1]
— Николай Огарёв, «Восточный вопрос в панораме», январь 1869
...душистый олеандр отвратительно горек, а горечь настурции приятна на вкус.[2]
Запахи кушаний глушили волнующе-тонкий аромат расставленных по столикам живых цветов. Листницкий заказал ботвинью со льдом, в ожидании задумчиво ощипывал выдернутую из вазы жёлто-рдяную настурцию.[9]
Сквозь сон она чувствовала осторожное движение цветков настурции, тянущих свои шафрановые зонтики к ее телу, а очнувшись поутру, обнаружила себя спелёнутой мускулистыми растениями, как Гулливер, связанный веревками лилипутов.[12]
На работе новая, рыжая, как настурция, Маргарита здоровалась с ним откровенно и весело, начисто забыв о принятых между ними правилах конспирации.[13]
— Ольга Славникова, «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки», 1999
Едой этих людей служит то же, что и в других частях Индий, потому что их главным пропитанием является маис<maíz> и юка<yuca>. Кроме этого у них есть 2 или 3 разновидности растений, из которых они извлекают большую пользу для своего пропитания, коими есть одни, похожие на трюфеля, называемые ионас <ionas>, другие — похожи на репу, называемую кубиас <cubias>, которые они бросают в свою стряпню, им оно служит важным продуктом.[14]
Стоит сравнить сорта ястребинки, георгина, настурции, бегонии и многих других растений. В тех случаях, когда один и тот же линнеон характеризуется присутствием в цветках и антоциановых пигментов, и пластидных, как например у георгин и тюльпанов, у Cheiranthus cheiri, Viola tricolor, Helianthemum vulgare, мы имеем более сложные, но одинаковые правильные комплексы рядов полихроизма, рядов пластидных и антоциановых пигментов. Распределение пигментов также не беспорядочно, и можно наметить определенные типы у различных сортов и растений. Эти типы повторяются в различных семействах.[15]
— Николай Вавилов, «Закон гомологических рядов в наследственной изменчивости», 1920
Дочь известного естествоиспытателя Карла Линнея заметила однажды душным летним вечером в саду странное свечение цветов настурции. Над лепестками появлялись как будто искры или легкое пламя. Она зажгла свечу и поднесла ее к цветку. Яркое пламя охватило все растение, по стеблям побежали огоньки. Но оно осталось целым и свежим… Такое же свечение наблюдается над красными цветами пеларгонии.[10]
Наконец на воздвижение ударил настоящий мороз; ночью сильно прихватило. Проснулся поутру ― светло, ясно, весело. Смотрю в окно ― все бело, подсолнечники уныло опустили головы, лист на настурциях, бобах, ипомеях почернел ― только горошки и лупины еще стоят.[16]
Целый день проработали и превратили этот бульвар уездного города прямо в кусочек Ниццы. Лоханку фонтана разукрасили висячими настурциями и геранями, в киоске устроили продажу живых и сушеных цветов.[18]
— Юрий Анненков(Б. Темирязев), «Повесть о пустяках», 1934
«А впрочем, так длить невозможно, ― шагаем обратно, ― я в каждой настурции, в каждом шипке самовара, в наколке, в поджатии губ ощущаю падение рода; и коли так длить, я ― погибну».[7]
И еще я все стишки про себя наговаривал, Сонечка заставила меня выучить, сказать при гостях папашеньке, как в подарок. Длинные стишки, про ласточек и про осень, на золотистой бумажке из хрестоматии Паульсона я списал. Только бы не сбиться, не запнуться завтра, все у меня выходит ― «пастурций в нем огненный куст», вместо «настурций», ― цветы такие, осенние.[20]
На станции Курорт показал ей настурцию. Дал понюхать. Сказал, что цветок называется настурция. Через десять минут мама спрашивает:
― Маша, как называется этот цветок?
― Этот? Настанция?[21]
Он обрывает листья с деревьев и цветов, пробует их, и узнаёт, что у кислицы, у барбариса, у щавеля кислые листья, что в цветах клевера, сирени, фуксии есть сладкий, как сахар, сок, что душистый олеандр отвратительно горек, а горечь настурции приятна на вкус.[2]
Все дорожки были также обсажены руками больных. Тут были всевозможные цветы, встречающиеся в малороссийских садиках: высокие розы, яркие петунии, кусты высокого табаку с небольшими розовыми цветами, мята, бархатцы, настурции и мак.
― Но народ устойчив в своей старине, ― возразил я.
― О, пустое! ― воскликнул Ириней. ― Ведь я же убедил моих работников говорить друг другу «вы», ведь они же спят у меня на простынях, ведь мой староста Лука Петров развел же настурции в своем огороде…[22]
У мраморной арки сидела его мать, склонясь над вязаньем, ― столетняя женщина, многолетняя. Казалось, что это ― пунсовое платье и шаль из пуха. Казалось, что это ― багряная с головой одуванчика карла. В скорби, поникла она пунсовым лоскутом, лепестком, о, раздавленный на песке настурций![5]
Однако утолить свой голод и жажду на дачах г. Тендзягольского мне не пришлось, ибо почтенный Юрий Антонович, как истый хлопотун, успел уже переселиться в город и все свои дачи забил наглухо досками. Мне только пришлось сорвать два-три уцелевших от мороза георгина, несколько цветков настурций, и с букетом этим отправился под гостеприимный кров Андриана.[23]
Задумался и Дарьяльский; тут же, в сторонке, он ещё все у попа сидел и курил, в то время как быть бы ему в Гуголеве, где уж хватились небось его, где простыл уж обед, и Катя, из зеленых акаций сада, где смотрела на пыльную и тусклую дорогу, язвительно улыбавшуюся ей из зеленой ржи и убегающую к Целебееву; и где, опираясь на костыль, тряслась в цветнике кружевная бабинька, в черном вся шелку и в белом тюлевом чепце с лиловыми лентами; тряслась и поварчивала в настурциях.[24]
Колодца здесь нет, вода дождевая, с крыш. Назар, разнося ее по деревьям, по неровной покатой кочковато-вскопанной почве, упруго и устало ставит ноги. Много посадок около дачи, и вьются по резному балкону настурция и вьюнок: это час их рабочего водопоя; пахнет сырою землей и цветами.[6]
Пятая, Настурция была воительницей. Когда король Доб затевал войну с людьми или с другим лесным королевством, королевна Настурция постоянно шла во главе войска; она первая бросалась в битву и последняя покидала поле сражения. Когда войска Доба начинали сдаваться и выражать малодушие, Настурция вихрем проносилась по их рядам, одним взглядом, одним словом поднимала упавший дух в войске, и победа всегда оставалась за ним. Поэтому доброй половиной своего могущества король лесного королевства был обязан пятой своей дочери, как и второй, Гардении, за ее мудрые советы.[25]
Зато за окном был довольно широкий внешний выступ, на котором <Иван Степанович> Цвет по весне выгонял в лучинных коро́бках настурцию, резеду, лакфиоль, петунью и душистый горошек. Зимою же на внутреннем подоконнике шарашились колючие бородавчатые кактусы и степенно благоухала герань. Между тюлевыми занавесками, подхваченными синими бантами, висела клетка с породистым голосистым кенарем, который погожими днями, купаясь в солнечном свете и в фарфоровом корытце, распевал пронзительно и самозабвенно.
— Правду, правду, миленький мой, — проговорила Ирина Сергеевна, покрывая его поцелуями. — Пойдем-ка в сад, погуляем. Посмотрим, не расцвели ли настурции. <...>
Ирина Сергеевна, пройдя весь сад, стала выходить с Игорем через другую калитку возле входа в липовую аллею. Тут только она вспомнила, что хотела посмотреть, не расцвели ли настурции. Она вернулась на минутку и в уютном уголке увидала жёлто-красные цветы.
Настурции зацвели. Потому что лето отцвело.
Бывало, сидим на зеленой скамейке перед фанерным домиком, вечер лучше и не придумаешь: заря бражничает, верещит тальянка, ветер пришептывает непоодаль в червонеющих берёзах. Будто мы не в тылу фронта, а в каком-то привольном селе размашистой черноземной губернии. Вкруг скамейки пораскидались ― сердечками, лунками, бараночками цветущие клумбы. Я копошусь кортиком в настурциях и резеде. Людей мы не рушим и потому не жалованы шашкой. Рот у меня, сам чувствую, до ушей.[26]
Перед отъездом он написал ей нежное и милое письмецо и вложил его в конверт вместе с засушенной настурцией. Но не отправил его, боясь, что письмо попадет в руки разгневанного мужа.[27]
Домик мыслю себе купить под Москвой. Знаете, этак садик… гамачок… клумбы… Обожаю настурции. И еще ― ночную фиалку под окном. После этой беседы доктор показался всем еще более скучным и прозаичным. <...>
Он растерялся. Хирург, он потерял спокойствие. Вдруг представилась ему в новом, неожиданном свете вся его жизнь, и сам он, и его профессия, и студенческие мечты, и все, что он делал, делает и может сделать. Неужто это он вчера мечтал о спокойной старости, о домике ― как бишь, батенька: с настурциями и ночной фиалкой под окном?[8]
Красные и желтые мальвы-монашки покачивались за открытым окном. Вместе с ними заглядывал в комнату цветок настурции; в нем сидела мохнатая пчела. Я, замерев, следил, как она сердито пятится и выбирается из тесного цветка.[28]
В пятидесятом он приезжал из Москвы, пришел ко мне, я тогда натюрморт писал ― букет настурций. Ничего у меня не выходило. А он шутя написал. И как!.. Я оторваться не мог ― темный кувшин и большие, яркие цветы. Беспокойно всё. Как он сам… <...>
Как-то в поисках холста он напал на старый натюрморт, который написал пять лет назад у Сабурова: букет настурций. Конечно, кувшин никуда не годится, да и стена написана отвратительно. Но цветы получились неплохо. Сабуров, кстати, восхищался.[29]:282
Жалкие люди, ― мысленно произнес я, оглядев с ног до головы встречных пешеходов и сменив аристотелевскую позу на позу постового милиционера, ― нет, все-таки, до чего жалки эти существа и до чего же мелочны их волнения! Один оплакивает утраченную младость, другого укусила вошь, третьему не оплатили простой, четвертый разочаровался в запахе настурций, пятому разбили голову угольным перфоратором…[30]
А за рекой виднелся наш Кировский район, и там, вблизи больших корпусов, моя улица, заросшая подорожником, турник во дворе, тетин палисадник и ее бормотание: «Наш сад уж давно увядает, помят он, заброшен и пуст, лишь пышно еще доцветает настурции огненный куст».[31]
Как весело, громко и ярко здесь, у метро! Полукольцом стоят продавцы цветов. Под августовским еще жарким солнцем горят огненно-красные настурции в низеньких глиняных кувшинах. К жердочкам, прибитым к столам, привязаны готовые букеты цветов, обрамленные обязательным узорчатым папоротником.[32]
― Уйду, и всё! ― в досаде пробормотал я. ― Никому до меня нет никакого дела.
А есть так хотелось, что я подошел к цветнику, сорвал молоденькие листочки настурции и стал их жевать.[33]
Не примяв и никак не потревожив цветов, Яна улеглась на клумбе у памятника меж садовых колокольчиков и настурций и, запрокинув голову, долго следила взглядом за медленной катастрофой облаков, переплывающих небо, как золоторунные овны. Стемнело, постепенно улеглась вокруг нее музыка, окна консерватории погасли, и наступила ночь. Сквозь сон она чувствовала осторожное движение цветков настурции, тянущих свои шафрановые зонтики к ее телу, а очнувшись поутру, обнаружила себя спеленутой мускулистыми растениями, как Гулливер, связанный веревками лилипутов. Яна расправила плечи, и лопнули нежные побеги, опоясавшие грудь, из разрывов стеблей скатились прозрачные шафрановые капли.[12]
Желтого цвета волосы мягко и плавно спускались на левую грудь Марины и были там и сям прихвачены белыми скрепками, над виском воткнут в волосы цветочек бархатисто-красной настурции с желтой радугой в середине: шла вот по веранде женщина, мимоходом сорвала цветочек, небрежно сунула его в волосы, а он и придись к месту![34].
Поезд стачивает пространство лицо к лицу, и только в преддверии города шов выворачивается наизнанку: дома норовят обратиться глухими торцами тюремного кирпича, из-за плотного забора вздымается перекрестьем балок на стальном листе какая-то наглядная агитация, могучая, будто ворота цеха; под откосом ржавеет кроватная сетка, дырявая, как рыжее вязанье, проеденное молью; две беленые чаши с настурциями в соседстве поля одуванчиков и горячих рельсов выглядят остатками лучшей жизни, виденной в старом кино.[13]
— Ольга Славникова, «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки», 1999
Салат с настурцией
Мой сад с каждым днем увядает;
Помят он, поломан и пуст,
Хоть пышно ещё доцветает
Настурций в нём огненный куст…[35]
А вот греческий король сидит да все плачет:
«Все, говорит, христианство ко гробу скачет.
Мне бы, говорит, хорошо ― и в салате настурция,
Сам я греков не ем, ест нас Турция.
Но надо мириться, когда кто не сможет,
Все, говорит, нас надуют, никто не поможет».[1]
— Николай Огарёв, «Восточный вопрос в панораме», январь 1869
Розоватым пламенем зари
Засветился серебристый вал.
Спишь ли ты, единственный? ― Смотри,
Как на море ветер заиграл.
Как цветы настурций, будто сон,
Обвили стеклянный мой балкон,
Чтоб качаться тихо, и висеть,
И сплетаться в огненную сеть.[3]
Обрызганный цветник стыдлив и ароматен, Смежил цветы табак. Между настурций он как снег меж алых пятен, И ждет вечерний мрак.
Еще светло. Но тень длиннее и длиннее,
Вечерняя заря
Роняет косо луч… И длинная аллея
Прияла отблеск янтаря.[4]
.svg){kind=logo}
