Заячья капуста

Цветущая кислица рядом с
трилистниками земляники

За́ячья капу́ста, или Кисли́ца обыкновенная, или Окса́лис, или Куку́шкин кле́вер, или Ки́слый кле́вер, (лат. Oxális acetosélla) — многолетнее низкорослое травянистое растение из рода Кислица семейства кисли́чных (лат. Oxalidáceae). Это тонкое и маленькое растение очень широко распространено в тенистых лесах севера и средней полосы. Маленькие трёхлопастные листочки заячьей капусты съедобны, они кислые и по вкусу напоминают щавель (только размером значительно меньше). Своё название «кукушкин клевер» растение получило за крайнее сходство с трилистниками клевера, заячья капуста — за то, что в изобилии растёт по лесам (и зайцы часто пасутся на лужайках), а «кислицей» её прозвали — за вкус. Последнее название является прямым переводом с греческого: окса́лис — кислая соль.

Заячьей капустой называется только один вид кислицы, лат. Oxális acetosélla или Кислица обыкновенная. Кроме того, в роде кислица есть большое количество интересных растений, часть из которых имеет садовые формы и сорта, использующиеся в декоративном озеленении и садоводстве, а несколько тропических видов — редкий предмет коллекционирования у любителей домашних суккулентных растений.

Заячья капуста в научно-популярной литературе и публицистике

Марсилия, это растение ползучее, с длинным, покрытым направленными книзу волокнистыми корнями корневищем и совершенно голыми, имеющими только на вершине листья, стеблями. На воле корневища эти, когда марсилия растет по краям прудов, плавают на поверхности и образуют очень красивый луг. Листья тёмно-зелёные, четырёхлопастные, похожие по форме и расположению на листья кислицы (Oxalis acetosella). <...> Но особенную прелесть представляют здесь её молодые, густо покрытые белыми шелковистыми волосками, листья, которые, будучи погружены в воду, кажутся при сильном освещении как бы покрытыми серебром — эффект отражения света, знакомый всякому, кто когда-нибудь погружал в воду перевернутый наизнанку лист лопуха, манжетки или другого какого-либо пушистого растения.

— Николай Золотницкий, «Аквариум любителя», 1885

Заячья капуста в мемуарах и художественной прозе

Едва только кот получил всё, что ему было надобно, он живо обулся, молодецки притопнул, перекинул через плечо мешок и, придерживая его за шнурки передними лапами, зашагал в заповедный лес, где водилось множество кроликов. А в мешке у него были отруби и заячья капуста. Растянувшись на траве и притворившись мёртвым, он стал поджидать, когда какой-нибудь глупый кролик, ещё не успевший испытать на собственной шкуре, как зол и коварен свет, заберётся в мешок, чтобы полакомиться припасённым для него угощением.

— Шарль Перро, «Кот в сапогах», 1697

	Кроме того росли здесь и осыпанные цветами, похожие на огромные канделябры, царские кудри,[комм. 1] взятые с поля, и дикий ясминник, и первоцвет, и лесные ландыши, и дикая калла, и трёхлистная нежная заячья травка, — ну, просто загляденье!
	— Ганс Христиан Андерсен, «Садовник и господа», 1872

— Вот, тоже луга у вас. Место здесь потное, доброе, только ума требует. А вы сеете-сеете, и всё у вас кислица заместо тимофеевки родится. — Так, стало быть, Богу угодно, батюшка. — Знаю, что без Бога нельзя. Прогневлять его не следует — вот что главнее всего. А затем и самому необходимо заботу прилагать, дабы Бог на наши благополезные труды благосердным оком взирал. Вот тогда будет родиться не кислица, а Тимофеева трава. — Что ж, батюшка, кажется, я ничего такого не делаю, за что бы Богу гневаться на меня.

— Михаил Салтыков-Щедрин, «Убежище Монрепо», 1882

Заявление брата напомнило и мне о воде; я тоже вдруг почувствовал жажду – и это сразу испортило наше хорошее настроение духа. Теперь уже все – и степь, и дорога, и люди, и лошадь стали казаться нам скучными и неприятными. Выходило так, как будто бы мы кем-то и чем-то были обижены, и оба мы нахохлились. Ефим поглядел на нас с состраданием. — А вы, паничи, кислицы поешьте: вам легче будет. Все равно, как будто бы напьётесь. — Что за кислица? — спросил Антон. — Трава такая в степи растёт. Погодите, я сейчас вам нарву... Тпру!.. Ефим остановил лошадь, соскочил с дрог и побежал в сторону от дороги, в степь. — Куда ты, чёртов сын? — свирепо закричал машинист. — Тут поспешать надо, а ты... Да я тебя за это убью, накажи меня Бог!..[1]

— Александр Чехов, «В гостях у дедушки и бабушки (Страничка из детства Антона Павловича Чехова)», 1912

Собор — главная или большая церковь в городе. Долго смотрел в смутный, сизый сухой туман, одевавший край земли, очень хотелось глянуть хоть одним глазком, какой такой город, какие там хаты, плетни, куры, собаки и так ли скрипят неподмазанные телеги, как у них по улицам. Да забыл про город, упал на четвереньки и стал разыскивать заячью капусту. Заячья капуста топорщилась в траве мясистыми листьями. Сорвал и долго со вкусом жевал, выплевывая жевки. Потом поискал и поел щавелю. Потом сунул в муравьиное гнездо палочку и облизал с неё муравьиный сок. В небе плавал коршун. Ванятка огляделся. Солнце поднялось. Становилось жарко, и от зноя степь стала трепетать тонким трепетанием. Ванятка побежал с горы, мотая руками, как крыльями, — есть захотелось.

— Александр Серафимович, «Три друга», 1920

Заяц долго сидел под амбаром, да голод не тётка, и в конце концов высунулся из дыры, выставив мордочку, торопливо обнюхивая подвижными ноздрями воздух. Больной глаз заструпился, втянуло его, стал подживать. Здоровый, большой, круглый и любопытный, глядел осторожно. Ванятка клал около дыры под амбаром кусочки хлеба, молодых капустных листьев, приносил молоко в горшочке, из степи — заячьей капусты, и заяц всё подбирал. Стал есть из рук и день ото дня ручнел. Вот только собаки одолевали. Как только придёт под праздник отец с поля, собаки придут за телегой и, как звери, кидаются к амбару, а заяц юркнет в дыру и уже не показывается. Собаки визжат, роют лапами, да не достать.[2]

— Александр Серафимович, «Три друга», 1920

Тропа давно кончилась, и мы шли некоторое время целиною, часто переходя с одного берега реки на другой. По мере приближения к Сихотэ-Алиню лес становился гуще и больше был завален колодником. Дуб, тополь и липа остались позади, и место чёрной берёзы заняла белая. Под ногами появились мхи, на которых обильно произрастали плаун (Lycopodium odscurum Thund.), папоротник (Athyrium spinulosum Milde), мелкая лесная осока (Carex pilosa Scop.) и заячья кислица...[3]

— Владимир Арсеньев, «Дерсу Узала», 1923

Тоже, нарочно для Зиночки, принёс я разных чудесных трав по листику, по корешку, по цветочку кукушкины слёзки, валерьянка, петров крест, заячья капуста. И как раз под заячьей капустой лежал у меня кусок чёрного хлеба: со мной это постоянно бывает, что, когда не возьму хлеба в лес — голодно, а возьму — забуду съесть и назад принесу. А Зиночка, когда увидала у меня под заячьей капустой чёрный хлеб, так и обомлела: — Откуда же это в лесу взялся хлеб? — Что же тут удивительного? Ведь есть же там капуста! — Заячья... — А хлеб — лисичкин. Отведай. Осторожно попробовала и начала есть: — Хороший лисичкин хлеб![4]

— Михаил Пришвин, «Лисичкин хлеб», 1939

	На пару во множестве цветут львиные зевы синие, в лесу заячья капуста и душистый горошек.[4]
	— Михаил Пришвин, «Лесная капель», 1943

	― Посёлок Королей Свежего Воздуха, улица Заячья Капуста, дом семью девять ― шестьдесят три, квартира восемью девять ― семьдесят два.[5]
	— Вениамин Каверин, «Много хороших людей и один завистник», 1962

	Населяя зеленью приречные низины, лога, обмыски, проникая в тень хвойников, под которыми доцветала брусника, седьмичник, заячья капуста и вонючий болотный болиголов, всегда припаздывающее здесь лето трудно пробиралось по Опарихе в гущу лесов, оглушённых зимними морозами и снегом.[6]
	— Виктор Астафьев, «Царь-рыба», 1974

Это рядом со Снегом выросла маленькая Кисличка ― наверно, самая скромная и незаметная травка во всём лесу. У неё было всего по три листика на каждом стебельке, а сами стебельки были почти незаметны ― как паутинки. Но Кисличка старательно приподнималась, растопыривала листочки и даже открыла первый цветок. Он тоже был крошечный, неприметный, словно одинокая снежинка, случайно упавшая в траву. Кого мог привлечь этот цветок, кого остановить, кому приглянуться? Кисличка словно не думала об этом; весь день она весело кивала цветком, а к ночи бережно прятала его, наклоняя вниз и смыкая лепестки.[7]

— Эдуард Шим, «Снег и кисличка», 1985

	Земля под ёлкой была слишком сухая ― сюда не попадали капли дождя, а болтливые ручьи бежали далеко внизу, по дну оврага. И Кисличка стала чахнуть от жажды. Снег хотел было окликнуть её, ободрить, но тотчас вспомнил, что если заговорит, то умрёт. Ему стало страшно, и он похолодел и перестал смотреть на Кисличку.[7]
	— Эдуард Шим, «Снег и кисличка», 1985

― Пить… Пить… ― просила Кисличка. «Надо лежать как мёртвому… » ― твердил Снег, и вдруг ему пришла другая, новая мысль: «Но зачем тогда жить на свете, если я буду совсем как мёртвый?» И он подумал о своих друзьях в лесу, ― вот дикая Коза беспокоится о козлятах, вот серенькая Тетёрка бросается под ноги охотнику, отвлекая его от птенцов, вот далее крохотная Кисличка, расцветая в тени под ёлкой, заботится о семенах. И деревья, и травы, и птицы со зверями ― все живут как живые: любя и тревожась, огорчаясь и радуясь… «И я тоже полюбил Кисличку, ― думал Снег, ― и я волнуюсь за неё, тревожусь, и если Кисличка погибнет, то разве нужна мне будет моя долгая бесполезная жизнь? Для чего я один во всём лесу буду жить как мёртвый?!»[7]

— Эдуард Шим, «Снег и кисличка», 1985

От подкипевшей смолы в густоте хвои стояла запашистая тишина, которую сгущали застенчивые цветы заячьей капусты; белеющие кисточки брусники и папоротники, выбросившие завитки побегов, еще и мякоть мхов, очнувшихся от вечной дремы, тоненько светилась ниточками, родившимися взамен тех, что угасли, сопрели в корнях сосен, сохраняя для них влагу, питая собой ягоды брусники, робкого майника, водяники и всего, что росло здесь неторопливо в потаенной неге краснолесья.[8]

— Виктор Астафьев, «Последний поклон», 1991

Заячья капуста в стихах

Заячья капуста в дупле дерева

	В июле ― Кто стебли, кто ветви ломая ― Пошли, будто спирту хлебнули: ― Акация ― хмель ― медуница ― Медвежье ушко́ ― клещевина ― Мать-мачеха ― ясень ― кислица ― Осина ― крушина ― калина - Одни ― как цыганские плечи, Со свистом казачьим ― другие.[9]
	— Арсений Тарковский, «Я в детстве боялся растений...», 1914

	Есть слова Vin gai, vin triste, ― но верь мне,[10] Что кислица ― травой трава, А рислинг ― пыльный термин.[11]
	— Борис Пастернак, «Имелось», 1919

	В траве, на кислице, меж бус Брильянты, хмурясь, висли, По захладелости на вкус Напоминая рислинг.
	— Борис Пастернак, «Имелось», 1919

	Цветок невеличка, Малютка кисличка Белеет весной На почве лесной.[12]
	— Николай Холодковский, «Кислица» (Oxalis Acetosella L.), 1922

	Мне бы только теперь до конца не раскрыться, Не раздать бы всего, что напела мне птица, Белый день наболтал, наморгала звезда, Намигала вода, накислила кислица, На прожиток оставить себе навсегда Крепкий шарик в крови, полный света и чуда, А уж если дороги не будет назад, Так втянуться в него и не выйти оттуда, И ― в аорту, неведомо чью, наугад.
	— Арсений Тарковский, «Мне бы только теперь до конца не раскрыться...», 1967

Комментарии

1. ↑ «Царские кудри» — это народное название изящного полевого цветка, который носит ботаническое название: «Лилия кудреватая». Андерсен имеет в виду его садовый сорт с более крупными цветами.

Источники

1. ↑ Библиотека «Всходов», А. П. Седой (Чехов), В гостях у дедушки и бабушки, 1912 г., С.-Петербург, Типография Л. Я. Ганзубра, Мытницкая ул., 11.
2. ↑ Рассказы русских писателей. Минск: Юнацтва, 1986 г.
3. ↑ В.К. Арсеньев. «В дебрях Уссурийского края». М.: «Мысль», 1987 г.
4. 1 2 М. Пришвин. «Зелёный шум». Сборник. — М., «Правда», 1983 г.
5. ↑ «Сказочные повести». Вып. 7. Серия: Семейная библиотека. М.: ТПО Интерфейс, 1994 г.
6. ↑ Астафьев В.П. «Царь-рыба»: Повествование в рассказах. — М.: Современник, 1982 г.
7. 1 2 3 Эдуард Шим в книге: Сказки советских писателей. — Мн.: Юнацтва, 1987 г.
8. ↑ Виктор Астафьев Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 5. — Красноярск, «Офсет», 1997 г.
9. ↑ А. Тарковский. Собрание сочинений: В 3 т. М.: Художественная литература, 1993
10. ↑ Vin gai, vin triste (франц.) — «Вино весёлое, вино печальное» или «вино веселья и печали».
11. ↑ Б. Пастернак. Стихотворения и поэмы в двух томах. Библиотека поэта. Большая серия. Л.: Советский писатель, 1990 г.
12. ↑ Холодковский Н.А. Гербарий моей дочери. — Московское издательство П.П. Сойкина и И.Ф. Афанасьева, 1922 г.

См. также

• Капуста
• Заяц
• Кукушкин лён
• Кукушкины слёзки
• Кукушкины сапожки
• Львиный зев
• Конский каштан
• Мышиный горошек
• Куриная слепота

Поделитесь цитатами в социальных сетях:  ВКонтакте •  Facebook •  Твиттер •  Живой Журнал