Георгина

Помпонные георгины

Георги́на (а также — георги́н, в мужском роде)^{[комм. 1]} или да́лия (лат. Dáhlia) — один из самых шикарных садовых цветов, происходящий из небольшого рода георгина однолетних и многолетних травянистых растений семейства астровых (или сложноцветных).^{[комм. 2]} Георгины — это весьма крупные многолетние растения с клубневидно утолщёнными корнями и большими головками цветков, иногда шаровидными.^{[комм. 3]} Количество выведенных за века культивирования сортов георгины исчисляется тысячами.^{[комм. 4]} По классификации садовых георгин, принятой в Брюсселе в 1962 году, все сорта разбиты на десять секций, групп или классов.

Георгина в коротких цитатах

	Вера знала, <...> сколько пестиков и тычинок в георгине, но значения Реформации она не понимала и общего взгляда на жизнь природы не имела.
	— Дмитрий Писарев, «Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова», 1861

	...в клумбах цвели почти одни астры, напоминавшие своими безжизненными цветами выцветшие искусственные цветы, да кое-где виднелись ещё в вышине грубые, яркие цветы георгин, вытянувшихся выше человеческого роста.[1]
	— Александр Шеллер-Михайлов, «Над обрывом», 1883

	...яркие цветы росли по краям верхней площадки, а в центре её красовалась большая, крупная и редкая, жёлтая с красными крапинками далия. Она составляла центр и всего сада, возвышаясь над ним, и можно было заметить, что многие больные придавали ей какое-то таинственное значение.
	— Всеволод Гаршин, «Красный цветок», 1883

	Дохнул сентябрь, и георгины Дыханьем ночи обожгло.[2]
	— Афанасий Фет, «Осенняя роза», 1886

	И безропотно ждёт георгина, Что спалит её первый мороз.[3]
	— К.Р., «Зарумянились клён и рябина…», 1887

	Средь красных георгин стояла стройно ты, Как тополь молодой твоей родной Украйны...[4]
	— Пётр Бутурлин, «Сентябрь», 1893

	В окна виднелся жёлтый, потемневший от дождя, забор станционного палисадника, где на обветренной куртине ещё пламенела единственная георгина...[5]
	— Зинаида Гиппиус, «Без талисмана», 1896

	Я помню вечер, бледно-скромный, Цветы усталых георгин...[6]
	— Валерий Брюсов, «Я помню вечер, бледно-скромный…», (из цикла «Ненужная любовь», сборник «Me eum esse»), 1896

	‎Георгины тупые, с цветами застылыми, Точно их создала не Природа живая...
	— Константин Бальмонт, «Огонь приходит с высоты…», 1905

	Равнодушно он уронит Свой венец из георгин.[7]
	— Иннокентий Анненский, «Осенняя эмаль», 1900-е

	Зато пышно цвели своей холодной, высокомерной красотою георгины, пионы и астры, распространяя в чутком воздухе осенний, травянистый, грустный запах.
	— Александр Куприн, «Гранатовый браслет», 1910

	...я машинально сжал его — георгин цвета вишни. Затем я, также машинально, опустил руку в карман и вытащил потемневшие розовые лепестки, которыми боялся сорить.[8]
	— Александр Грин, «Золотая цепь», 1925

	Ядовито горят георгины Посреди отсыревших куртин.[9]
	— Всеволод Рождественский, «Всё краснее и ярче рябина...», 1976

Георгина в научно-популярной литературе и публицистике

Вере до её замужества не давали в руки ни одного романа; зато научное её образование было так полно, что она удивляла кандидата своими обширными сведениями; сведения эти были, конечно, чисто фактические; Вера знала, в котором году произошло, положим, Нердлингенское сражение, к какому роду и виду принадлежит божья коровка, сколько пестиков и тычинок в георгине, но значения Реформации она не понимала и общего взгляда на жизнь природы не имела.

— Дмитрий Писарев, «Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова», 1861

	Покатилов — был умница, и рапорты его приводили сенат в восхищение (один из местных садоводов даже одну разновидность георгины в честь Покатилова назвал «утешение сената»). Так что когда их в ту пору разом, в числе двадцати генералов, обидели и он приехал в Петербург объясниться: за что? — то ему только одно слово и сказали в ответ: «так». С этим он и отъехал.[10]
	— Михаил Салтыков-Щедрин, «Пёстрые письма», 1885

В добавление к свекловичному сахару (сахарозе) и глюкозе, получаемой из крахмала картофеля и кукурузы, в последнее время выдвигается фруктоза — сахар, получаемый из растений, содержащих инулин. К таким растениям относятся земляная груша, цикорий и георгина. Фруктоза является наиболее сладким сахаром. Инулиносные растения идут далеко на север. Следовательно, является возможность иметь северный, и притом более сладкий сахар...[11]

— Николай Иванов, «Биохимия культурных растений», 1936

Георгина в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

По местам посажено было чрезвычайно красивое и невиданное у нас дерево, называемое по-английски broomtree. Broom значит метла; дерево названо так потому, что у него нет листьев, а есть только тонкие и чрезвычайно длинные зелёные прутья, которые висят, как кудри, почти до земли. Они видом немного напоминают плакучие ивы, но гораздо красивее их. Какая богатая коллекция георгин! Вот семейство алоэ; особенно красивы зелёные листья с двумя широкими жёлтыми каймами. Семья кактусов богаче всех: она занимает целую лужайку. Что за разнообразие, что за уродливость и что за красота вместе![12]

— Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855

В этот день я проснулась с солнцем, и мысль, что уже нынче... как будто испугала и удивила меня. Я вышла в сад. Солнце только что взошло и блестело раздробленно сквозь облетевшие желтеющие липы аллеи. Дорожка была устлана шуршавшими листьями. Сморщенные яркие кисти рябины краснелись на ветках с убитыми морозом редкими покоробившимися листьями, георгины сморщились и почернели. Мороз в первый раз серебром лежал на бледной зелени травы и на поломанных лопухах около дома. На ясном, холодном небе не было и не могло быть ни одного облака.[13]

— Лев Толстой, «Семейное счастие», 1859

	В сентябре, с отъездом господ, соседние помещики наезжали в Отраду и за ничтожную мзду садовнику и его подручным запасались там семенами, корнями и прививками. Таким образом появились в нашем уезде первые георгины, штокрозы и проч., а матушка даже некоторые куртины в нашем саду распланировала на манер отраднинских.[14]
	— Михаил Салтыков-Щедрин, «Пошехонская старина», 1889

	День моего рождения. Боря подарил мне свою только что вышедшую книгу «Тихие зори» ― с надписью. И букет «далия-помпон» ― вышло довольно живописно.[15]
	— Вера Зайцева, из дневников, 1961

Георгина в беллетристике и художественной прозе

Разговор шёл о цветах. Варенька просила позволения нарвать букет; я было хотел исполнить её желание, но она сказала мне, чтобы я не беспокоился, и убежала одна. Минут через пять она возвратилась с букетом. ― Иван Васильич, посмотрите, какой чудесный георгин я нашла у вас. Я пошёл к ней навстречу. ― Мне бы хотелось, чтобы Тамарин бывал у нас, ― сказала она, когда я наклонился, чтобы рассмотреть цветок. Меня удивило это желание.[16]

— Михаил Авдеев, «Тамарин», 1851

	...Лизавета Прохоровна, с собачкой и складным зонтиком, вышла погулять в свой немецкий чистенький садик. Слегка шумя накрахмаленным платьем, шла она маленькими шагами по песчаной дорожке, между двумя рядами вытянутых в струнку георгин, как вдруг её нагнала старинная наша знакомая Кирилловна и почтительно доложила, что какой-то Б…й купец желает её видеть по весьма важному делу.[17]
	— Иван Тургенев, «Постоялый двор», 1852

	Наконец я решился. Когда Василий Васильевич вышел в столовую, я судорожно выхватил грозный журнал из-под подушки и, спрятав под полою, выбежал в палисадник, убедившись наперёд, что никто меня не увидит. Выдернув одну из забытых подпорок, к которой летом привязываются георгины, я засунул ею журнал в одно из глухих окон в фундаменте, так, однако ж, чтоб мог, в крайности, достать его.[18]
	— Афанасий Фет, «Дядюшка и двоюродный братец», 1855

	Весна прошла, прошло и лето, настала осень, а мотылёк не подвинулся со своим сватовством ни на шаг. Появились новые цветы в роскошных нарядах, но что толку? С годами сердце всё больше и больше начинает тосковать о весенней свежести, об оживляющем аромате юности, а не искать же их у осенних георгин и шток-роз! И мотылёк полетел к кудрявой мяте.
	— Ганс Христиан Андерсен, «Мотылёк», 1860

Он раза два еще писал её портрет и все не кончал, говоря, что не придумал, во что её одеть и какой цветок нарисовать на груди. ― Жёлтая далия мне будет к лицу ― я брюнетка! ― советовала она. ― Хорошо, после, после! ― отделывался он. <...> Сторы у ней были опущены, комнаты накурены. Она в белой кисейной блузе, перехваченной поясом, с широкими кружевными рукавами, с жёлтой далией на груди, слегка подрумяненная, встретила его в своем будуаре. Там, у дивана, накрыт был стол, и рядом стояли два прибора.[19]

— Иван Гончаров, «Обрыв», 1869

Сердце моё стало портиться, фальшивить, ожесточаться на какую-то неправильную неправду: вот, например, рядом со мною здоровеннейший георгин, и жрёт за семерых, я говорю, что «подлец!», и говорю, что надобно положить предел расхищению башкирских земель, а в сущности я зол потому, что мне не досталось в этих землях лоскута и что я должен скрючившись сидеть в управлении московско-индийской железной дороги…[20]

— Глеб Успенский, «Непорванные связи», 1880

Угол сада зарос густым вишняком; вдоль него тянулись аллеи из вязов; посредине, на небольшой искусственной горке, был разведён самый красивый цветник во всём саду; яркие цветы росли по краям верхней площадки, а в центре её красовалась большая, крупная и редкая, жёлтая с красными крапинками далия. Она составляла центр и всего сада, возвышаясь над ним, и можно было заметить, что многие больные придавали ей какое-то таинственное значение. Новому больному она казалась тоже чем-то не совсем обыкновенным, каким-то палладиумом сада и здания. Все дорожки были также обсажены руками больных.

— Всеволод Гаршин, «Красный цветок», 1883

Сентябрь пришёл к концу; наступил октябрь. Дождливые дни снова сменились ясными и замечательно тёплыми осенними днями. Но эти дни, несмотря на тепло, уже не походили на те августовские дни, когда в воздухе ещё не слышалось осенней свежести, когда деревья в саду охотничьего домика ещё были вполне зелены, когда здесь всё было ещё в полном цвету. Теперь весь сад, сильно запущенный за последние дни и давно не метённый, был полон жёлтых и красных листьев; в клумбах цвели почти одни астры, напоминавшие своими безжизненными цветами выцветшие искусственные цветы, да кое-где виднелись ещё в вышине грубые, яркие цветы георгин, вытянувшихся выше человеческого роста.[1]

— Александр Шеллер-Михайлов, «Над обрывом», 1883

	После этого прошло ещё несколько томительных часов. Мисс Рэг окончательно вознегодовала, не произносила никаких междометий и с упорным презрением смотрела на клумбу георгин и душистого горошка. Наташа без умолку рассказывала о том, как её отец богатеет ежегодно и какие он изобретает улучшения по хозяйству.[21]
	— Алексей Апухтин, «Неоконченная повесть», 1888

	Другие цветы, лишённые аромата, отличались зато пышною красотою, как, например, холодные красавицы камелии, разноцветные азалии, китайские лилии, голландские тюльпаны, огромные яркие георгины и тяжёлые астры.
	— Александр Куприн, «Столетник», 1895

В окна виднелся жёлтый, потемневший от дождя, забор станционного палисадника, где на обветренной куртине ещё пламенела единственная георгина; дальше, за платформой, тянулся ряд неподвижных товарных вагонов, уснувших на запасном пути. <...> Павел Павлович рассеянно взглянул на Домаху. Вокруг головы у неё был обмотан красный платок; к нему она прикрепила жёлтые ноготки и две георгины. Круглое загорелое лицо её, с выражением тупого равнодушия и с капельками пота на лбу, казалось довольно красивым.[5]

— Зинаида Гиппиус, «Без талисмана», 1896

	Только окна почему-то закрыты в такую жару. Какие чудаки! Вот и вишнёвые садочки, и огороды. Пышные мальвы и георгины глядят через плетень. На золотых кустах чернобривца солнце словно забыло своё сияние. А вон и подсолнечники… Целый лес…[22]
	— Анастасия Вербицкая, «Ключи счастья», 1909

Теперь она ходила по саду и осторожно срезала ножницами цветы к обеденному столу. Клумбы опустели и имели беспорядочный вид. Доцветали разноцветные махровые гвоздики, а также левкой — наполовину в цветах, а наполовину в тонких зелёных стручьях, пахнувших капустой, розовые кусты ещё давали — в третий раз за это лето — бутоны и розы, но уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся. Зато пышно цвели своей холодной, высокомерной красотою георгины, пионы и астры, распространяя в чутком воздухе осенний, травянистый, грустный запах. Остальные цветы после своей роскошной любви и чрезмерного обильного летнего материнства тихо осыпали на землю бесчисленные семена будущей жизни.

— Александр Куприн, «Гранатовый браслет», 1910

— О, простота! — сказала она. — Мальчик, ты плачешь потому, что скоро будешь мужчиной. Возьми этот, другой цветок на память от Камиллы Флерон! Она взяла из вазы, ласково протянув мне, а я машинально сжал его — георгин цвета вишни. Затем я, также машинально, опустил руку в карман и вытащил потемневшие розовые лепестки, которыми боялся сорить. Дама исчезла. Я понял, что она хотела сказать этим, значительно позже. Георгин я храню по сей день.[8]

— Александр Грин, «Золотая цепь», 1925

Очутился в маленьком внутреннем дворике, отгороженном от остальной усадьбы низким заборчиком и глухой бревенчатой стеной дома. Здесь у Ивана Ильича были цветы. Штук шесть гранитных валунов, как большие розовые и серо-зеленые тыквы, были свалены в центре. «Альпийская горка» ― догадался Фёдор Иванович. Лысины камней проглядывали среди буйно проросшей между ними цветочной листвы. Федор Иванович узнал георгины и, удивившись тому, что такая высокая зелень и так рано для здешних мест, запустил руки под растения ― доискиваться истины. «Ага, ― установил он. ― Здесь они прикопаны прямо в горшках. Странно, однако, почему на альпийской горке?»[23]

— Владимир Дудинцев, «Белые одежды» (часть вторая), 1987

«Контумакс» <сорт картофеля>, я его вам поручаю, вы найдёте его в малом дворике. Там альпийская горка и георгины. Вы же ботаник, у «Контумакса», действительно, листья, как у георгина. А с удвоенными хромосомами ― почти копия! Я его в горшки и прикопал там в камнях, среди георгин. Три горшка. Их тоже касается первый пункт. Пока не зацвели, не страшно. <...> Он нашёл в пристройке тяпочку с коротенькой палкой и слегка окучил картофельные кусты. Их было около трех тысяч ― тридцать рядов по сто точек. Огород радовал чистотой, все кусты подросли, все были одинаковой высоты ― на одну пядь не доставали колена, и уже дружно завязывали бутоны. На альпийской горке все лысины камней исчезли под темными зарослями георгинов. Федор Иванович уже знал те стебли, которые надо не замечать, и, помня о лёжке в кустах ежевики, не замечал их, даря георгинам подчеркнуто любовный уход. Правда, некоторые листы георгинов он быстро и даже грубовато оборвал, а иные прищипнул с целью косметики ― те листы, которые слишком были типичны и могли выдать скрывающегося между ними двойника.[23]

— Владимир Дудинцев, «Белые одежды» (часть вторая), 1987

Георгина в стихах

Кактусовые георгины (сорт «Black Jack»)

	Правда, нет в нём бледных лилий; Горделивых георгин, И лишь пестрые головки Возвышает мак один.[24]
	— Алексей Плещеев, «Мой садик», 1858

	Вчера ― уж солнце рдело низко ― Средь георгин я шёл твоих, И как живая одалиска Стояла каждая из них.[2]
	— Афанасий Фет, «Георгины», 1859

	Осыпал лес свои вершины, Сад обнажил своё чело, Дохнул сентябрь, и георгины Дыханьем ночи обожгло.[2]
	— Афанасий Фет, «Осенняя роза», 1886

	Между акаций и малины Цвел мак махровый над прудом, И горделиво георгины Качались в сумраке ночном.[3]
	— К.Р., «Смеркалось; мы в саду сидели…», 1885

	Зарумянились клён и рябина, Ярче золота кудри берёз, И безропотно ждёт георгина, Что спалит её первый мороз.[3]
	— К.Р., «Зарумянились клён и рябина…», 1887

	Средь красных георгин стояла стройно ты, Как тополь молодой твоей родной Украйны, И с гибкой грацией красы необычайной Поила медленно осенние цветы.[4]
	— Пётр Бутурлин, «Сентябрь», 1893

	Я помню вечер, бледно-скромный, Цветы усталых георгин, И детский взор, — он мне напомнил Глаза египетских богинь.[6]
	— Валерий Брюсов, «Я помню вечер, бледно-скромный…», (из цикла «Ненужная любовь», сборник «Me eum esse»), 1896

	Блестела золотом кленовая аллея; В саду ещё цвели последние кусты Пунцовых георгин; поспевшая рябина Краснела гроздьями; белеясь, паутина Летала в воздухе, а жёлтые листы, На землю падая, кружились с лёгким шумом.[25]
	— Татьяна Щепкина-Куперник, «В лиловом сумраке вагона», 1898

	Я вышла в сад, где жёлтых георгин Разросся куст и лилии цвели. Он надо мной, сверкая как рубин, Висел недвижно в солнечной пыли.[26]
	— Мирра Лохвицкая, «Шмель», 1898

	‎Георгины тупые, с цветами застылыми, Точно их создала не Природа живая, ‎А измыслил в безжизненный миг человек. ‎Одуванчиков стая седая. ‎Миллионы раздавленных красных цветов, ‎Клокотанье кроваво-окрашенных рек.
	— Константин Бальмонт, «Огонь приходит с высоты…», 1905

	Под беломраморным обличьем андрогина Он стал бы радостью, но чьих-то давних грёз. Стихи его горят — на солнце георгина, Горят, но холодом невыстраданных слёз.[7]
	— Иннокентий Анненский, «К портрету А. А. Блока», 1900-е

	Сад туманен. Сад мой до́нят Белым холодом низин. Равнодушно он уронит Свой венец из георгин.[7]
	— Иннокентий Анненский, «Осенняя эмаль», 1900-е

	Вот-вот подует зимним, снежным. Все умирает… Лишь один Пылает пламенем мятежным ― Наследник розы ― георгин![27]
	— Николай Рубцов, «Наследник розы», 1970

	Меркнет вечер томительно длинный, В опустевший входя мезонин, Ядовито горят георгины Посреди отсыревших куртин.[9]
	— Всеволод Рождественский, «Всё краснее и ярче рябина...», 1976

	Экая радость, поникшее тельце тюльпана, высоколобые, служащие георгины ― всё это будет поставлено в темных сосудах, всё это ночью исполнится пламенем чуда.[28]
	— Виктор Кривулин, «Не для излития», 1978

Комментарии

1. ↑ Это растение имеет два практически равноправных названия: «георги́н» и «георги́на», в мужском и женском роде. Первое, георгин — более старое, бытовое и литературное, однако второе, георгина — закрепилось в качестве «официального» ботанического названия рода растений (значительно более широкое понятие, чем садовые цветы).
2. ↑ Род георгина небольшой, по разным данным, он включает в себя от 4 до 24 видов, впрочем, в некоторых случаев их число доходит до сорока (часто называется число 42). В диком виде георгины произрастают преимущественно в горных районах Мексики, Гватемалы, Колумбии. Из дико растущих в Америке видов георгин следует назвать, прежде всего, рекордсмена в своей области, Dahlia imperialis, кусты которой достигают шести метров высотой; цветки у неё двоякие: краевые — белые, неплодные, в небольшом числе, а срединные — жёлтые, плодящие; листья сложные.
3. ↑ Дикорастущие американские виды георгины не очень похожи на садовые растения, которые мы привыкли видеть. Как уже было сказано выше, головка соцветия у них всегда состоит из цветков двух родов: по краям всего соцветия расположены язычковые цветки (как у подсолнечника), обычно белого цвета, а в середине (внутри центрального диска) — мелкие трубчатые жёлтые цветки, способные приносить семена. В наших садах эти формы встречаются очень редко. Подавляющее большинство сортовых георгин относится к массе садовых разновидностей и махровых сортов, у которых все серединные цветки превращены культурой в неплодоносящие язычковые, вследствие чего соцветие делается плотнее, полнее, доходя до шарообразной формы и различных тонов окраски, нередко даже с пёстрыми цветами.
4. ↑ Самым распространённым по всей Европе (садовым) видом является георгина переменчивая (лат. Dahlia variabilis) с её многочисленными формами и сортами, которая в диком виде имеет разноцветные краевые (язычковые) цветы и жёлтые в середине (трубчатые); из этого-то вида и были селекционированы во множестве форм современные георгины, цветущие в конце лета и осенью.

Источники

1. 1 2 Шеллер-Михайлов А. К. Господа Обносковы. Над обрывом. — М.: «Правда», 1987 г.
2. 1 2 3 Фет А.А. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Третье издание. — Ленинград, Советский писатель, 1986 г.
3. 1 2 3 К.Р., Избранное. — М.: Советская Россия, 1991 г. — стр. 97, 101
4. 1 2 Пётр Бутурлин. Сонеты и разные стихотворения. — СПб.: Лимбус пресс, 2002 г.
5. 1 2 Зинаида Гиппиус, Собрание сочинений. — М.: «Русская книга», 2001 г.
6. 1 2 В. Я. Брюсов. Собрание сочинений в 7-ми т. — М.: ГИХЛ, 1973-1975 гг.
7. 1 2 3 И. Анненский. Стихотворения и трагедии. Библиотека поэта. — Л.: Советский писатель, 1990 г.
8. 1 2 А. С. Грин. «Колония Ланфиер». — Ленинград, 1929 г.
9. 1 2 В. А. Рождественский. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1985 г.
10. ↑ М. Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 16. Книга 1, — Сказки. Пёстрые письма. «Письмо VI». — Москва, Художественная литература, 1973 г.
11. ↑ Н. Н. Иванов. Биохимия культурных растений. — М.: «Наука и жизнь», № 7, 1936 г.
12. ↑ И. А. Гончаров. Фрегат «Паллада». — Л.: «Наука», 1986 г.
13. ↑ Л. Н. Толстой, Собрание сочинений в 22 томах. — М.: Художественная литература, 1979 г. — Том 3.
14. ↑ М. Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в 20 томах. Том 17. — М.: «Художественная литература», 1975 г.
15. ↑ Вера жена Бориса: Дневники Веры Алексеевны Зайцевой. 1937–1964. Авт.-сост., коммент. О. А. Ростова, Под общ. ред. В. Л. Телицына, Дом-музей Марины Цветаевой. — М.: (Наука), 2016 г.
16. ↑ М.В.Авдеев. «Тамарин». Роман. — Москва: «Книгописная палата, 2001 г.
17. ↑ Тургенев И. С., Собрание сочинений в 12-ти томах, том 5. — Москва: «Художественная литература», 1976—1979 гг.
18. ↑ А. А. Фет. Проза поэта. — М.: «Вагриус», 2001 г.
19. ↑ Гончаров И.А. Собрание сочинений в 8 томах. — Москва, «Художественная литература», 1979 г.
20. ↑ Успенский Г.И. Собрание сочинений в девяти томах. Том 7. — Москва, ГИХЛ, 1957 г.
21. ↑ Апухтин А. Н. Сочинения. Стихотворения и проза. — Москва, «Художественная литература», 1985 г.
22. ↑ Анастасия Вербицкая. Собрание сочинений в 10 томах. Том 3. — М.: НПК «Интелвак», 2001 г.
23. 1 2 Дудинцев В., «Белые одежды». — М.: Советский писатель, 1988 г.
24. ↑ А. Н. Плещеев. Полное собрание стихотворений. Библиотека поэта. Большая серия. — Ленинград: Советский писатель, 1964 г.
25. ↑ Т. Л. Щепкина-Куперник. Избранные стихотворения и поэмы. — М.: ОГИ, 2008 г.
26. ↑ Лохвицкая-Жибер М. А. Собрание сочинений тт. 1-5. — М., 1896-1898 гг, СПб., 1900-1904 гг.
27. ↑ Н. Рубцов. Последняя осень. — М.: Эксмо, 1999
28. ↑ В. Кривулин. Воскресные облака. — СПб.: Пальмира, 2017 г.

См. также

• Астра
• Бархатцы
• Васильки
• Левкой
• Львиный зев
• Нарцисс
• Хризантема