Loading AI tools
Рису́нок (через польск. rysowac из нем. rizen — резать, чертить) — изображение на плоскости, созданное графическими средствами. Рисунок — структурная основа зрительно воспринимаемой формы и основа зрительного образа воспринимаемого объекта. В этом значении термин рисунок близок понятию абрис, контур, очерк. Художник раннего итальянского Возрождения Пьеро делла Франческа в «Трактате о живописной перспективе» (ок. 1482 г.) писал: «Под рисунком разумеем мы профили и очертания, кои заключаются в вещи»[1]. Однако рисунок есть не только «очертание», но также представление конструкции предмета в его трехмерных качествах. Рисунок как структурный образ наблюдаемого объекта складывается в сознании рисующего ещё до начала изобразительного процесса, и поэтому он несет в себе рациональное, интеллектуальное начало.
Рисование в изобразительном искусстве является структурной основой графической, живописной, скульптурной и архитектурной формы. Знанием рисунка (конструкции объекта) опосредуется зрительное восприятие внешней поверхности формы, поэтому мы воспринимаем объект не только как он видится, но действительно существующим в пространстве. К примеру, если мы видим круг, то благодаря логически-осязательному восприятию можем увидеть его шаром. Рисование также представляет собой отдельный вид изобразительного искусства, разновидность графики. Его история восходит к глубокой древности. Академическая история изобразительного искусства как правило начинается с изобретения рисунка. Иносказательно, имея ввиду структурообразующую силу рисунка, мы говорим о рисунке музыкальной композиции и даже о рисунке поэтического текста.
| — Микеланджело, 1550-е |
| — Шарль Лебрен, 1670-е |
| — Эжен Делакруа, 1850-е |
Рисунок ― это честность в искусстве, его правдивость.[2] | |
| — Энгр, 1850-е |
Будущее — это канва, по которой воображение вышивает согласно своей прихоти, но рисунок его никогда не бывает верным. | |
| — Пьер Буаст, 1810-е |
| — Алексей Толстой, «Что ты голову склонила?..», ноябрь 1856 |
Чистый рисунок это абстракция, рисунок и цвет неразделимы, в природе всё окрашено. | |
| — Поль Сезанн, 1890-е |
Рисунок и цвет неразделимы; по мере того как пишешь — рисуешь, и чем гармоничнее делается цвет, тем точнее становится рисунок. | |
| — Поль Сезанн, 1890-е |
Я не только особенно любил рисунок, но и считал его основой всех родов изобразительных искусств.[2] | |
| — Леонид Пастернак, Записи разных лет, 1943 |
| — Нил Хасевич, 1948 |
Соотношения и пропорции между полотном, написанным маслом, и лаконичным рисунком графика такие же, как между драматическим актером и актёром-эксцентриком.[4] | |
| — Константин Симонов, «С Вахтанговым», 1957 |
Играть — всё равно что рисовать на непромокаемых обоях ванной. Через десять минут вы стираете рисунок, и от него ничего не остаётся. | |
| — Шелли Уинтерс, 1960-е |
| — Юрий Коваль, «Листобой», 1972 |
...рисунок ― это не просто картина улицы, это психология города, характер страны, человека и та особая атмосфера виденного, которую способна почувствовать только натура художественная.[6] | |
| — Савва Дангулов, «Кокорин», 1981 |
| — Игорь Куберский, «Ночь в Мадриде», 1997 |
Рассказ оживает благодаря рисунку, и не может быть рисунка отдельно от рассказа. Так я думал. Но, оказалось, был не прав. | |
| — Орхан Памук, «Меня зовут Красный» (перевод В. Феоновой), 1998 |
свои никчемные рисунки | |
| — Николай Байтов, «Нескончаемые сетования», 2000 |
Живопись и рисунок представляет собой средство оттиска вещей, которых вы боитесь. | |
| — Ко Вестерик, 2000-е |
…Он должен быть человеком грамотным, умелым рисовальщиком, изучить геометрию, всесторонне знать историю, внимательно слушать философов, быть знакомым с музыкой, иметь понятие о медицине, знать решения юристов и обладать сведениями в астрономии и в небесных законах… | |
| — Марк Витрувий Поллион, Десять книг об архитектуре, Книга I (I в. до н.э.) |
Чистый рисунок это абстракция, рисунок и цвет неразделимы, в природе всё окрашено. <...> | |
| — Поль Сезанн, 1890-е |
Чтобы показать на одном примере, какое значение имеет показание надписи для установления времени того или иного памятника, достаточно сослаться на такую прославленную статую древности, каковою является Венера Милосская. О том, как эта статуя была найдена, еще придется упоминать. Теперь отметим только то, что важно для нас в данном случае. Статуя была изваяна из нескольких кусков. Внизу, около левой ноги, была база, имевшая во всю ее глубину, скошенную поверхность. К базе, по свидетельству тогдашнего директора Лувра, Кларака, плотно приходился кусок мрамора. Передняя сторона его была снабжена надписью, которая, правда, исчезла уже с 1821 г., но тщательный рисунок с которой был своевременно сделан. Надпись эта гласила «…андр, сын Менида, (ант)иохец с Меандра, сделал». Эта надпись показала: а) Венера Милосская изваяна скульптором …андром, уроженцем из Антиохии на Меандре; б) так как город этот основан был в первой половине III в. до Р. Х., то ранее этого времени статуя происходить не может; в) если характер букв надписи на исполненном с нее рисунке передан точно, то художник, изваявший Венеру Милосскую, жил, приблизительно, в начале I в. до Р. Х.[9] | |
| — Сергей Жебелёв, «Введение в археологию. Часть II», 1923 |
Второе, что требуется от иллюстратора научной фантастики, — это умение быть чертёжником-конструктором, умение облекать технические идеи автора в плоть и кровь конструктивной, инженерной, строительной логики. Он должен иметь не только высокую графическую, чертёжную, но и техническую подготовку, быть знакомым со строительной техникой, с научной аппаратурой, по крайней мере, настолько, чтобы не делать явных ляпсусов в изображении ферм каких-нибудь грандиозных сооружений, мостов, башен. Пока, к сожалению, наши иллюстраторы, за малым исключением, не обладают даже и этим минимумом. Наиболее осторожные из них поэтому ограничиваются рисунком, мало чем отличающимся от исходного чертежа, в котором изобретатель или писатель только схематично оформляет идею. Таково изображение гигантской подковы (идея Циолковского) для опытов над силой тяжести в романе «Прыжок в ничто» (илл. № 3). Невозможно в короткой статье описать все научные и технические ляпсусы и развесистые «клюквы», которые преподносятся читателям нашими иллюстраторами научной фантастики. | |
| — Александр Беляев, из статьи «Иллюстрация в научной фантастике», 1939 |
Работы французских художников Гаварни и Домье примерно соответствуют нужной эксцентрическому актеру степени типического обобщения и пластической точности. Смелые преувеличения в их искусстве помогают до конца воспринять образ. Искусство Гаварни и Домье ― это искусство гротеска. Точно так же наши современные художники ― Кукрыниксы, Борис Ефимов ― лаконичными средствами добиваются исключительной силы воздействия на зрителя, дорисовывающего своей фантазией то, что дается в этом сжатом, по сравнению со станковой живописью, искусстве сатирического рисунка. Соотношения и пропорции между полотном, написанным маслом, и лаконичным рисунком графика такие же, как между драматическим актером и актёром-эксцентриком.[4] | |
| — Константин Симонов, «С Вахтанговым», 1957 |
Панорама городской улицы, столь обычная в своем однообразном ритме, в своей повторяемости, таит для него все новые открытия и читается с увлечением. Впрочем, чтобы убедиться в этом, надо перелистать альбом, с которым художник вернулся из своей прогулки по городу: его рисунок ― это не просто картина улицы, это психология города, характер страны, человека и та особая атмосфера виденного, которую способна почувствовать только натура художественная. Конечно, цикл таких рисунков можно назвать и путевыми записями художника, но только в том значительном смысле этого понятия, в каком к этим записям обращались в русской литературе, например, Гончаров и Чехов, ― они заставили нас заново взглянуть на карту земного шара, заново открыть страны, казалось, знакомые нам с детства.[6] | |
| — Савва Дангулов, «Кокорин», 1981 |
После того как в 1833 году в Зондском проливе взорвался вулкан Кракатау, у берегов Явы появились массы мигрирующих бабочек. Яванцы были единодушны: это появились души погибших при вулканическом извержении. Нередко с особым страхом суеверные люди относятся к одной из самых крупных бабочек, встречающихся в Европе, ― «мёртвая голова». На ее темной спинке действительно можно разглядеть рисунок, напоминающий череп.[10] | |
| — Владимир Мезенцев, «Чудеса: Популярная энциклопедия», 1991 |
Вечерний подлет длится каких-то полчаса, когда стрелок, слившись с одиноким кустом, хорошо видит птицу, а она его ― нет. Темный утиный рисунок четко, чеканно проступает на рьяной палевости зари. Матерая крачка сторожко поводит аккуратной, точеной головкой, посматривает, что там, внизу, коротко вскрякивает, наставляя несмышленый молодняк, несчастливо родившийся в пору предельно усовершенствованных «тозов» и «зауэров», выцеливающих их хрупкое бытие. В этот момент и бьют утку влет хорошей, крепкой дробью, чтобы не рикошетила от плотного пера мелкой, бессильной пшенкой, а разила кучно и наповал.[11] | |
| — Евгений Носов, «Тёмная вода», 1993 |
Замечательно, что порой какой-нибудь найденный нами рисунок вёл его к написанию целой статьи. Как-то в одном раннем альбоме я увидел карандашный набросок, изображавший смертельно измождённое, замученное, омертвелое лицо человека, который был уже по ту сторону жизни, недоступен ни надежде, ни горю; я спросил у Репина, кто это, и он ответил: «Каракозов» ― и рассказал, что он видел Каракозова в тот самый день, когда его, приговорённого к смерти, везли через весь город на виселицу. Этот один рисунок вызвал у художника так много воспоминаний о терроре 1866 года, что он по моей просьбе тогда же написал целый очерк, посвящённый казни Каракозова.[12] | |
| — Корней Чуковский, «Репин — писатель», 1940-е |
Рисование, согласно Микеланджело, есть высшая степень достижения ― и для живописца, и для скульптора, и для архитектора. Рисунок ― исток и душа всех родов изобразительных искусств и корень всех наук. Тому, кто достиг величайшего ― умения рисовать, я скажу, ― говорит Микеланджело, ― что он владеет замечательным сокровищем, так как он может создавать произведения выше любых башен ― кистью или резцом он может создавать фигуры». Всем известно изречение Энгра: «Я напишу над дверью моей мастерской: «Школа рисования» и образую живописцев. Это основа всего. Вещь, хорошо нарисованная, обычно хороша и с точки зрения живописи. Рисунок ― это честность в искусстве, его правдивость». И, наконец, чудесные слова Делакруа: «Тот умеет рисовать, кто может нарисовать человека в то время, как он падает с четвертого этажа».[2] | |
| — Леонид Пастернак, Записи разных лет, 1943 |
К вопросу о важности рисования, важности быстрого рисования, важности рисовать с движущихся предметов добавлю несколько слов ― из моего личного опыта, из моей собственной художественной деятельности. Я не только особенно любил рисунок, но и считал его основой всех родов изобразительных искусств. Изречения некоторых крупнейших мастеров рисунка и живописи я привел потому, что они в краткой и ясной форме выражают мои собственные взгляды. Я упоминал о том, что мне приходилось делать портретные рисунки для журналов еще в бытность мою в Одесской школе, а затем и в Москве. Общественных деятелей, которых я иногда должен был зарисовывать, мне удавалось иногда увидать лишь один раз, и нужно было развивать в себе острую наблюдательность, зрительную память или «зрительный циркуль», как называл это Серов. Эти качества, столь необходимые для каждого серьезного рисовальщика, нужны мне были впоследствии для решения художественно-живописных задач формы, строения рисунка в искусстве портретирования.[2] | |
| — Леонид Пастернак, Записи разных лет, 1943 |
Создание пластического рисунка ― это не просто повторение увиденного в жизни. Это поиск, отбор художественно осмысленного жеста, единственного из всех многих. Причем такой жест может даже противоречить нашему бытовому представлению о достоверности. Легче подражать интонациям, чем движениям, но движения воздействуют сильнее.[13] | |
| — Алла Демидова, «Бегущая строка памяти», 2000 |
Селёдка, кипятившийся из-за таких пустяков, как исчезнувшее расписание, вызывал к себе юмористическое отношение. Был вставлен новый лист, — но на другой день рамка была опять пуста. Это становилось уже глупым, и потому, когда Селедка в безмолвном гневе растопырил длинные руки перед стенкой, к нему обратились с серьезным предположением, что расписание стащили, вероятно, первоклассники. На третий день в раме вместо расписания был вставлен лист, на котором выделялся тщательно оттушеванный кукиш. На предложение сознаться, класс, не менее начальства удивлённый появлением рисунка, ответил недоумевающим молчанием. Было произведено следствие, но оно не привело ни к чему: хотя в классе художников было мало, но кукиш умели рисовать все. Последним созерцал рисунок сторож Семен, вынимавший его из рамки; и тому показалось что-то оскорбительное в кукише, относившемся как будто прямо к нему, к Семену. Будучи по природе толст, добр и глуп, Семен впервые стал на сторону начальства и посоветовал классу сознаться, но был послан к чёрту. Наступил четвертый день — и еще более изящный, крупный и насмешливый кукиш снова пятнал стену. | |
| — Леонид Андреев, «Молодёжь», 1899 |
Это мудрый павиан, самый мудрый из зверей Южной Африки. Я нарисовал его со статуи, которую выдумал из своей головы, и написал его имя на поясе, на плече и на скамейке, где он сидит. Написал я это особенными значками, потому что он так необыкновенно мудр. Я хотел бы раскрасить этот рисунок, но мне не позволили. | |
| — Редьярд Киплинг «Как леопард получил свои пятна», 1907 |
Он скрежещет кривою улыбкой; лицо очень бледное, старообразное; жёлтая пара; как камень шершавый, с которого жёлтенький лютик растёт; так конфузлив, как листья растения «не-тронь-меня»; чуть что ― ёжится: нет головы; лицом ― в плечи; лишь лысинка! | |
| — Андрей Белый, «Начало века», 1930 |
В глубине леса нашёл я клёны. Защищённые ёлками, неторопливо, с достоинством роняли они листья. Один за другим я рассматривал битые кленовые листья ― багряные с охристыми разводами, лимонные с кровяными прожилками, кирпичные с крапом, рассеянным чётко, как у божьей коровки. Клён ― единственное дерево, из листьев которого составляют букеты. Прихотливые, звёздчатые, они ещё и разукрасились таким фантастическим рисунком, какого никогда не придумает человек. Рисунок на листьях клёна ― след бесконечных летних восходов и закатов. Я давно замечаю: если лето бывало дождливым, малосолнечным, осенний кленовый лист не такой молодец.[5] | |
| — Юрий Коваль, «Листобой», 1972 |
Вот так в песках пустыни открывают давно сгибшие и схороненные под барханами города: по контурам, видимым лишь с большой высоты, с самолёта. Многое завеяно песком, запорошено намертво. Но то, что казалось тогда очевидностью и простотой, теперь открывается вдруг новому взору, виден скелет поступков, его костяной рисунок ― это рисунок страха. Чего было бояться в ту пору глупоглазой юности? Невозможно понять, нельзя объяснить.[15] | |
| — Юрий Трифонов, «Дом на набережной», 1976 |
Рисовал Джесс так, как иные пьют. Рисунок начинался в мозгу и впитывался в усталое, напряжённое тело. Ох, как он любил рисовать! Чаще всего — животных, и не просто животных, <…> а дурацких каких-то, ненормальных. Почему-то ему нравилось ставить своих зверей в немыслимые ситуации. Вот гиппопотам только что сорвался со скалы и летит кувырком — это можно понять по клубящимся линиям — прямо в море, из которого торчат пучеглазые, удивлённые рыбы. Над гиппопотамом — не над головой, она внизу, над задницей — плавает пузырь, а на нём написано: «Ой, я очки забыл!» | |
| — Кэтрин Патерсон, «Мост в Терабитию», 1977 |
И одновременно рисунок был очень детским по своей природе, потому что на нем, так же точно, как на рисунках детей, запросто нарушались все законы перспективы и смысла. Правую часть картона занимало изображение большого города. Увидев ярко-желтый купол Исакия, я понял, что это Петербург. Его улицы, местами нарисованные подробно, а местами просто обозначенные линиями, как на плане, были заполнены стрелками и пунктирами, явно изображавшими траекторию чьей-то жизни. От Петербурга пунктирный след вел в такую же примерно Москву, находящуюся совсем рядом.[16] | |
| — Виктор Пелевин, «Чапаев и пустота», 1996 |
Аллах создавал мир таким, каким его хотел бы видеть умный семилетний ребёнок. Аллах создавал мир так, чтобы сначала его можно было видеть. А потом дал нам слова, чтобы мы могли поделиться увиденным, но мы из этих слов сделали истории и считали, что рисунок существует как дополнение к этим историям. Хотя на самом деле рисовать — это значит искать Аллаха и видеть вселенную такой, как видел он. | |
| — Орхан Памук, «Меня зовут Красный» (перевод В. Феоновой), 1998 |
Когда мы читаем книгу, глаза устают и, чтобы дать им отдохнуть, мы разглядываем картинки. Рисунок помогает представить описанное словами. Рассказ оживает благодаря рисунку, и не может быть рисунка отдельно от рассказа. Так я думал. Но, оказалось, был не прав. Два года назад, находясь в Венеции в качестве посла нашего падишаха, я увидел там работы итальянских мастеров. Не зная, какие сюжеты они иллюстрируют, я старался понять суть нарисованного. Однажды я увидел рисунок на стене дворца и застыл, потрясённый. Это было изображение человека, просто человека, такого же, как я. Гяур, конечно, не из наших. <…> Рисунок отображал всё то, что было важного в жизни: панорама поместья, видневшегося из открытого окна, деревня и лес, который казался живым благодаря оттенкам сочных красок. На столе перед человеком — часы, книги, ручки, карта, компас, коробки с золотыми монетами, прочие предметы непонятного мне назначения, которые я видел и на других рисунках. И, наконец, рядом с отцом — прекрасная, как сон, дочь. Я понял, что этот рисунок и есть рассказ. Он — не приложение к рассказу, он — сам по себе. | |
| — Орхан Памук, «Меня зовут Красный» (перевод В. Феоновой), 1998 |
На стене кабинета Нафикова-старшего долгие годы висел рисунок сынишки: некто зловещего вида, похожий не то на Синюю Бороду, не то на Карабаса-Барабаса, держит над запрокинутым лицом круглый сосуд с контурами материков, из которого в рот ему льется тонкая чёрная струйка. Снизу разноцветными шатающимися буквами было написано: «ПАПА ПЬЁТ КРОВЬ ЗЕМЛИ». Рядом висел другой интересный рисунок — сделанный из замерзшей нефти снеговик с головой Ленина (из-за того, что усы и борода Ильича были нарисованы белым по черному, снеговик больше походил на Кофи Аннана). <...> | |
| — Виктор Пелевин, «Македонская критика французской мысли», 2003 |
Этикетку коробка украшал непонятный рисунок — комок спутанных ленточек вроде тех, что теледикторы носят на лацкане в международный день СПИДа. Только здесь ленточки были разных цветов, и их комплект как бы напоминал о всех бедах человечества сразу. Еще Маша подумала, что этот комок похож на какую-то недомысль, в которую так и не удалось слиться множеству разноцветных слов. | |
| — Виктор Пелевин, «Отель хороших воплощений», 2010 |
| — Александр Пушкин, «Возрождение», 1819 |
| — Алексей Толстой, «Что ты голову склонила?..», ноябрь 1856 |
Я художник плохой: карандаш | |
| — Леонид Трефолев, «Что я умею нарисовать?», 1870 |
| — София Парнок, «Триолеты», 1915 |
Все рисунки заведомо, ведомо тонкие | |
| — С. Горный (А. А. Оцуп), «Надоели все тонкости», 1913 |
| — Владимир Маяковский, из стихотворения «Тропики» (Дорога Вера-Круц – Мехико-Сити), 1926 |
Когда ветер стихает и листья пастушьей сумки | |
| — Иосиф Бродский, «Надпись на книге», 1993 |
| — Николай Байтов, «Нескончаемые сетования», 2000 |
- ↑ Мастера искусства об искусстве: В 7 т. М.: Искусство. 1965—1970. Т.2. C.74.
- 1 2 3 4 5 6 Л. О. Пастернак. Записи разных лет. — М.: «Советский художник», 1975 г.
- 1 2 Толстой А.К. Полное собрание стихотворений и поэм. Новая библиотека поэта. Большая серия. — Санкт-Петербург, «Академический проект», 2006 г.
- 1 2 Борис Ефимов. «Десять десятилетий». О том, что видел, пережил, запомнил. — М.: Вагриус, 2000 г. — 636 c. — ISBN 5-264-00438-2
- 1 2 Юрий Коваль. «Солнечное пятно» (сборник рассказов). — Москва: Вагриус, 2002 г.
- 1 2 Савва Дангулов, Художники. Литературные портреты. — М.: Советский писатель, 1987 г.
- 1 2 Н. В. Байтов, Что касается: Стихи. — М.: Новое издательство, 2007 г.
- ↑ Витрувий. Десять книг об архитектуре. Пер. с лат. Ф. А. Петровского. — М.: Едиториал УРСС, 2003.
- ↑ Жебелёв С.А. «Введение в археологию. Часть II». — Петроград, 1923 г.
- ↑ В.А.Мезенцев, К. С. Абильханов. «Чудеса: Популярная энциклопедия». Том 2, книга 4. — Алма-Ата: Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1991 г.
- ↑ Евгений Носов, «Темная вода». ― М.: Новый мир, № 8, 1993 г.
- ↑ К.И. Чуковский. Собрание сочинений. Том 4. — М., «Терра»-Книжный клуб, 2004 г.
- ↑ Алла Демидова, «Бегущая строка памяти», — Москва, «Эксмо-Пресс», 2000 г.
- ↑ Андрей Белый. «Начало века». Москва, «Художественная литература», 1990 г.
- ↑ Трифонов Ю.В. «Дом на набережной». — М.: Эксмо, 2008 г.
- ↑ Виктор Пелевин. Собрание сочинений в трёх томах. Том 1. — М.: Вагриус, 2001 г.
- ↑ Пушкин А.С. Полное собрание сочинений, 1837-1937: в шестнадцати томах, Том 2
- ↑ Трефолев Л.Н. Стихотворения. (из серии Библиотека поэта). — Ленинград, «Советский писатель», 1958 г.
- ↑ С. Я. Парнок. Собрание сочинений. — СПб.: Инапресс, 1998 г.
- ↑ Поэты "Сатирикона". Библиотека поэта (большая серия). — Л.: Советский писатель, 1966 г.
- ↑ Маяковский В.В. Полное собрание сочинений в тринадцати томах. Москва, «ГИХЛ», 1955-1961 гг.
- ↑ Иосиф Бродский. Собрание сочинений: В 7 томах. — СПб.: Пушкинский фонд, 2001 г.
- Акварель
- Набросок
- Эскиз
- Чертёж
- Черновик
- Графика
- График
- Каллиграфия
- Гравюра
- Чернила
- Тушь
- Гуашь
- Живопись
 Поделитесь цитатами в социальных сетях: |
.svg){kind=logo}
Wikiwand in your browser!
Seamless Wikipedia browsing. On steroids.
Every time you click a link to Wikipedia, Wiktionary or Wikiquote in your browser's search results, it will show the modern Wikiwand interface.
Wikiwand extension is a five stars, simple, with minimum permission required to keep your browsing private, safe and transparent.
