Remove ads
дорога с искусственным покрытием, чаще всего — твёрдым, с канавами для стока воды по обочинам. Из Викицитатника, свободного сборника цитат
Шоссе́ (фр. chaussée) или Шоссе́йная доро́га — магистраль с искусственным покрытием, чаще всего — твёрдым, обязательно с устройством на основе дорожного полотна поверх грунтового основания, и с канавами для стока воды по обочинам. Также шоссе в России и некоторых других государствах и странах называется дорога обычно на окраине города, ведущая из него. Иногда название «шоссе» является исторически сложившимся, и магистраль проходит в городской черте, например, Ланское шоссе в Санкт-Петербурге, длительное время бывшее границей города.
Шоссе известны с древности и были они в следующих государствах Вавилония, Персия, Карфаген, и особенно были замечательны римские военные дороги. Постройка шоссейных дорог в Российской империи была начата правительством в 1817 году, при Александре I, и первым русским шоссе стало Санкт-Петербурго-Московское, оконченное в 1834 году.
Елисейские поля оживляются тем ещё, что через шоссе, перерезывающее их во всю длину, проезжает каждый день чуть ли не всё фешенебельное и веселящееся население Парижа.[1] | |
— Дмитрий Григорович, Корабль «Ретвизан», 1863 |
— Ярослав Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны», 1922 |
...чтобы снова зажечь молодостью планету ― нужно зажечь её, нужно столкнуть её с плавного шоссе эволюции: это ― закон.[2] | |
— Евгений Замятин, «О литературе, революции, энтропии и прочем», 1923 |
...вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за «Русь» как за грязь и вшивость. С этого момента я разлюбил нищую Россию. | |
— Сергей Есенин, «Железный Миргород», 1923 |
— Илья Эренбург |
Дорожные знаки могут превратить шоссе в лабиринт. | |
— Станислав Ежи Лец |
Это было так явственно, так прекрасно, что я ехала по шоссе в Переделкино с редким светом в душе, будто и меня осенило золотом и синевой.[3] | |
— Лидия Чуковская, «Иосиф Бродский», 1972 |
— Роман Кармен, «Но пасаран!», 1972 |
— Даниил Данин. «Нильс Бор», 1975 |
— Олег Куваев, «Эй, Бако!», 1975 |
Наше земледелие навсегда обеспечено в этом отношении, и мы имеем неисчерпаемые источники для удобрения, так что бояться истощения нам нечего. Громаднейшие залежи фосфоритов у нас тянутся на сотни верст, и эти драгоценные в будущем для хозяйства камни употребляются для мощения дорог (Брянское шоссе, шоссе между Орлом и Курском вымощены фосфоритами), для мощения улиц, для бута при постройках, для фундаментов, сельских построек. Пыль на некоторых шоссе, уличная пыль в Курске есть порошок фосфорной кислоты.[7] | |
— Александр Энгельгардт, «Письма из деревни» (Письмо одиннадцатое), 1881 |
Мы полагаем, что завтра, 3/III, будет подписан мир, но донесения наших агентов в связи со всеми обстоятельствами заставляют ожидать, что у немцев возьмет верх партия войны с Россией в ближайшие дни. Поэтому безусловный приказ: демобилизацию красноармейцев затягивать; подготовку подрыва железных дорог, мостов и шоссе усилить; отряды собирать и вооружать; эвакуацию продолжать ускоренно; оружие вывозить в глубь страны.[8] | |
— Владимир Ленин, Проект приказа всем Совдепам, 2 марта 1918 |
Дорога местами ― по нескольку километров ― совершенно пуста. Иногда попадаются длинные колонны людей, идущих в Мадрид. Они бегут из родных деревень, захватив с собой лишь то, что может унести маленький ослик или спотыкающаяся кляча. Здесь на дороге можно узнать положение точнее, чем в военном министерстве. Поездка по шоссе ― это своего рода разведка. Остановишься, спросишь людей, едешь дальше. В двадцати-тридцати километрах от Мадрида беженцев становится больше, они уже не бредут медленной усталой походкой, а бегут, подгоняемые раскатами артиллерийской стрельбы. Люди со страхом оглядываются по сторонам и твердят одно слово «фасистас».[4] | |
— Роман Кармен, «Но пасаран!», 1972 |
Что еще здесь есть? Еще одна заправочная станция на другом конце улицы. Бакалейная лавочка. Мотель на двенадцать комнат. Загон для мустангов ― диких лошадей (иногда их удается заарканить в степях по ту сторону гор) и два десятка домиков, принадлежащих местным жителям. Вот, пожалуй, и все. Чем живет городишко? Автомобильным шоссе № 237. Шоссе это упирается в зеленый квадрат Иеллоустонского национального парка. В прошлом году парк-заповедник посетило около двух с половиной миллионов туристов. Какая-то часть этого потока коснулась и Ламонта.[9] | |
— Борис Стрельников, «Земля за океаном», 1979 |
Елисейские поля, по-моему, одно из самых милых мест Парижа: широкое пространство между домами и липами, которыми обсажено с обеих сторон шоссе, ведущее к Arc de l'Etoile, а оттуда в Булонский лес, покрыто тенью старинных дерев, однолеток с деревьями Тюльерийского сада. Нет возможности перечислить всех cafe chantans, театров марионеток, качелей, каруселей, выстроенных между этими деревьями; тут находится также театр Bouffes Parisiens и цирк. Дети всех возможных возрастов, солдаты, нянюшки, старики и молодежь, денди, камелии, почтенные буржуа с семействами, гризетки и блузники, ― все это смешивается здесь и производит самую разнообразную, живописную пестроту. <...> Елисейские поля оживляются тем еще, что через шоссе, перерезывающее их во всю длину, проезжает каждый день чуть ли не все фешенебельное и веселящееся население Парижа. Булонский лес теперь модная и, следовательно, самая любимая прогулка не только парижан, но и иностранцев.[1] | |
— Дмитрий Григорович, Корабль «Ретвизан», 1863 |
Таким образом, жизнь современного шоссе главнее всего сосредоточилась теперь в полоумном ямщике Охватюхине, который различными солонинами, свежинами и вообще, как он говорит, убоиной защищает его старинные, жратвенные традиции, протестуя тем самым против порядков железных дорог, на которых, по его словам, «лба-то перекрестить не дадут человеку как следует, а не то штобы кусок какой-нибудь ужевать с передышкой»… | |
— Александр Левитов, «Не к руке», 1874 |
А я этого спокойствия не понимаю, и мне больно представить, как шли они по дорогам и сейчас еще идут, со скрипом возов, с плачем и кашлем простуженных детей, с мычанием и ревом голодной домашней скотины. И сколько их ― ведь точно целые страны переселяются с места на место, оглядываясь, как жена Лотова, на дым и пламя горящих городов и сел. Лошадей не хватает, и многие, как рассказывают, запрягают коровенок и даже собак покрупнее, а то и сами впрягаются и везут, как в древнейшие времена, когда впервые кто-то погнал человека… да и до сих пор гоняет его. Трудно представить, говорят, что делается на дорогах: идут такими толпами, в таком множестве, что скорее на Невский в праздник похоже, нежели на пустынное, осенне-грязное шоссе.[11] | |
— Леонид Андреев, «Иго войны», 1916 |
Никто не знал точно, где именно идут там бои, но многие догадывались, что группировки немецко-фашистских войск, наступавшие вдоль Волоколамского и Ленинградского шоссе, уже соединились где-то в районе Крюкова и оттуда стремятся наикратчайшим путем прорваться к Москве. | |
— Михаил Бубеннов, «Белая берёза», 1952 |
Полковник Фридрих Краус фон Циллергут был редкостный болван. Рассказывая о самых обыденных вещах, он всегда спрашивал, все ли его хорошо поняли, хотя дело шло о примитивнейших понятиях, например: «Вот это, господа, окно. Да вы знаете, что такое окно?» Или: «Дорога, по обеим сторонам которой тянутся канавы, называется шоссе. Да-с, господа. Знаете ли вы, что такое канава? Канава — это выкопанное значительным числом рабочих углубление. Да-с. Копают канавы при помощи кирок. Известно ли вам, что такое кирка?» | |
— Ярослав Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны», 1922 |
Я осмотрел коридор, где разложили наш большой багаж, приблизительно в 20 чемоданов, осмотрел столовую, свою комнату, две ванные комнаты и, сев на софу, громко расхохотался. Мне страшно показался смешным и нелепым тот мир, в котором я жил раньше. | |
— Сергей Есенин, «Железный Миргород», 1923 |
― Туннель минирован… За туннелем большие части партизан! Ползти к Лойблпассу по вьющемуся зигзагом шоссе не хотелось. Многие пешие выделились из колонны и пошли в гору наперерез. Путь был крутой, скаты поросли терновником и бессмертником. Кое-где попадались кустики душистой альпийской, бледно-лиловой эрики. Шли, подпираясь дубинками и цепляясь за колючие кусты. Ко мне присоединились молодой голубоглазый гигант-голландец, старый итальянец-фашист и хорошенькая мадьярка в форме капитана. | |
— Ариадна Делианич, «Вольфсберг-373», 1960 |
1939. Лето. Я приехала из Ленинграда в Москву хлопотать о Мите. Такси в Переделкино, где никогда не была. Адрес: «Городок писателей, дача Чуковского ― сначала шоссе, потом что-то такое направо, налево». В Городке таксист свернул не туда, запутался, приметы не совпадали ― непредуказанное поле ― и ни одного пешехода. Первый человек, который попался мне на глаза, стоял на корточках за дачным забором: коричневый, голый до пояса, весь обожженный солнцем; он полол гряды на пологом, пустом, выжженном солнцем участке. Шофёр притормозил, и я через опущенное стекло спросила, где дача Чуковского. Он выпрямился, отряхивая землю с колен и ладоней, и, прежде чем объяснить нам дорогу, с таким жадным любопытством оглядел машину, шофера и меня, будто впервые в жизни увидал автомобиль, таксиста и женщину. Гудя, объяснил. Потом бурно: «Вы, наверное, Лидия Корнеевна?» ― «Да», ― сказала я. Поблагодарив, я велела шоферу ехать и только тогда, когда мы уже снова пересекли шоссе, догадалась: «Это был Пастернак! Явление природы, первобытность».[3] | |
— Лидия Чуковская, «Борис Пастернак. Первая встреча», 1962 |
С огромным смаком она начертила маршрут. Спрашивалось, не вследствие ли тех сценических ирреальных занятий она переросла свое детское напускное пресыщение и теперь с обстоятельным вниманием стремилась исследовать роскошную действительность? Я испытывал странную легкость, свойственную сновидениям, в то бледное, но теплое воскресное утро, когда мы покинули казавшийся озадаченным кров профессора Хима и покатили по главной улице города, направляясь к четырехленточному шоссе.[13] | |
— Владимир Набоков, «Лолита», 1967 |
— Лидия Чуковская, «Памяти детства: Мой отец – Корней Чуковский», 1971 |
8/Х 64. Переделкино. Вернулась ― после третьей ― вторая ахматовская осень: тепло, синее небо, пышные, сквозные леса. Это было так явственно, так прекрасно, что я ехала по шоссе в Переделкино с редким светом в душе, будто и меня осенило золотом и синевой. Приехав, по листьям, под синим небом, помчалась в Дом Творчества к Оксману, узнать, не прочитал ли он уже мою рукопись?[3] | |
— Лидия Чуковская, «Иосиф Бродский», 1972 |
— Даниил Данин. «Нильс Бор», 1975 |
Когда они выбрались на шоссе, у Рощапкина была порвана рубашка, у Кекеца брюки, и оба они босиком шагали по кипящему асфальту, так как босоножки потеряли еще в лесу. Кекец, перекинув веревку через плечо, буксировал барана. Рощапкин напирал в стриженый бараний зад, баран блеял и, откуда в нем это бралось, беспрерывно осыпал его теплыми катышами. По шоссе шуршали шины «Москвичей» и «Побед». Усатые автомобилевладельцы замедляли ход и смотрели на них завистливо и серьезно. Баран на шоссе ― это шашлык и вино. Какие могут быть шутки?[6] | |
— Олег Куваев, «Эй, Бако!», 1975 |
Общего с Надеждой Яковлевной презрения к ничтожеству Финского залива Анна Ахматова отнюдь не испытывала. Он не заменил ей, конечно, Чёрное море, воспетое в ее первой поэме, но она (не «мы», а она, Анна Ахматова, петербуржанка, ленинградка) полюбила комаровские сосны, и залив, и Приморское шоссе, по которому в сторону Выборга ее возили на автомобиле друзья...[15] | |
— Лидия Чуковская, «Дом поэта» (фрагменты книги), 1976 |
…таким образом, оставив далеко и глубоко внизу февральскую вьюгу, которая лепила мокрым снегом в переднее стекло автомобиля, где с трудом двигались туда и сюда стрелки стеклоочистителя, сгребая мокрый снег, а встречные и попутные машины скользили юзом по окружному шоссе, мы снова отправились в погоню за вечной весной… В конце концов, зачем мне эта вечная весна? | |
— Валентин Катаев, «Алмазный мой венец», 1977 |
— Валентин Катаев, «Юношеский роман», 1981 |
Говорят, холил он ее долго, промасливал, просолидоливал, воском натирал, чебурашку повесил, радугу сзади изобразил, ободок у колес покрасил, все протер, вылизал ― и поехал на Ленинградское шоссе прокатиться. Шоссе это чуть в стороне от Череповца, мало контролируемое, асфальтом, хоть и худым, закатано. И вот ― рок, судьба, недоразумение ― как хотите, так и считайте. Через семь верст после череповецкого поворота шибанул в облизанные «жигули» какой-то самосвал с заезженным, трудовым обликом и сношенной резиной.[17] | |
— Виктор Астафьев, «Зрячий посох», 1982 |
Мигом отдали хозяину трешку, мигом добавили еще рубль, мигом связали удочки и покидали в мешок подлещиков. И вот мы уже бежали на автобус. Маленькая беленькая собачонка бежала за нами. Автобус мчался по шоссе, мы бежали вдоль дороги. И нам, и автобусу надо было сойтись в одной точке, у которой уже толпился народ. Эта точка называлась «Карманово». Автобус все-таки нас опередил. Он уже стоял, а мы еще бежали, но шофер-добряк видел нас, бегущих, и не торопился отъехать. Мы добежали, мы ввалились в автобус, мы сбросили рюкзаки, мы уселись на эти особенные автобусные диванчики, мы устроились, и все пассажиры устроились, и мы могли уже ехать. Шофер почему-то медлил. Может быть, он прикуривал? Я глянул в открытую дверь автобуса и увидел на улице, на обочине шоссе, маленькую беленькую собачонку, чью породу так верно определил Боря.[18] | |
— Юрий Коваль, «От Красных ворот», 1990 |
Не знаю, как для кого, но для меня Переделкино ― это прежде всего место, где жил Пастернак. Может быть, отчасти из-за поразительной топографической точности его стихов, в которых и водокачка, и ручей, и мостик, и чуть ли не железнодорожное расписание («а я шел на шесть сорок пять»), и переделкинское кладбище («я вижу из передней в окно, как всякий год, своей поры последней отсроченный приход»). Как-то ранней весной я подошел к этому кладбищу и хотел подняться к его могиле прямо с шоссе, но между оградками было слишком тесно и еще не высохла густая грязь.[19] | |
— Константин Ваншенкин, «Писательский клуб», 1998 |
Там, на каждой почти полосе, | |
— Сергей Есенин, «Страна негодяев», 1923 |
— Ярослав Смеляков, «Непрошеное стихотворение», 1962 |
Три могилы ― Илюши, Володи и Анны Андреевны ― | |
— Евгений Рейн, «Ночь в Комарове», 1990 |
Шёл Шишига по шоссе, шёл шуpша штанами. | |
— Русские скороговорки |
Поделитесь цитатами в социальных сетях: |
Seamless Wikipedia browsing. On steroids.
Every time you click a link to Wikipedia, Wiktionary or Wikiquote in your browser's search results, it will show the modern Wikiwand interface.
Wikiwand extension is a five stars, simple, with minimum permission required to keep your browsing private, safe and transparent.