Эдельвейс

Снежный эдельвейс

У этого термина существуют и другие значения, см. Эдельвейс (значения).

Эдельве́йс, или Леонтопо́диум (лат. Leontopódium) — род травянистых растений семейства Астровые (лат. Asteraceae), или Сложноцветные (лат. Compositae), распространённых в альпийских высокогорных районах Европы и Азии. Распространённое название эдельвейс заимстововано из немецкого языка (нем. Edelweiß) и означает: благородно-белый, чистый. Малоизвестное научное латинское название леонтоподиум происходит от латинского лат. Leontopodium и означает «львиная лапа» (в отличие, например, от кошачьей лапки), поскольку внешний вид соцветия этого растения напоминает львиную лапу.

Эдельвейс для многих стал символом гор и альпийских лугов, ему посвящено немало литературных произведений. Цветок эдельвейса упоминается в ряде сказочных легенд как образ труднодоступности, любви и удачи. Благозвучное название этого растения широко используется для обозначения разнообразных объектов, не связанных с ботаникой или растениями.

Эдельвейс в коротких цитатах

	Leontopodium alpinum в Алтае не является представителем исключительно альпийской флоры, это скорее ― житель высоких степей <...> выходя на скалы альпийской области (Талдура, Ак-кол и др.), он сильно уменьшается в размерах и приобретает густое белое опушение.[1]
	— Василий Сапожников, «По русскому и монгольскому Алтаю», 1895

	Я на землю смотрю с голубой высоты. Я люблю эдельвейс, неземные цветы...[2]
	— Константин Бальмонт, «Эдельвейс» (из цикла «Воздушно-белые», сб. «Тишина»), 1897

	Он сказал мне, что ищет тот самый эдельвейс, который растет на вершине нашей Юнгфрау. Этот цветок принесет счастье тому, кто сорвет его, и родине этого героя.[3]
	— Владимир Жаботинский, «Эдельвейс», 1898

	...поздно вечером раздался грохот, по склону горы промчалась лавина, и на площадку у входа в пещеру скатился безжизненный медведь. У него в лапе был пышный, белый, бархатистый эдельвейс.[3]
	— Владимир Жаботинский, «Эдельвейс», 1898

	И только нас двое, и мы идем все дальше в глубину гор, как те, что гибнут в поисках эдельвейса…[4]
	— Иван Бунин, «Тишина», 1901

	Но как будто затем, чтоб кому-то сказать о несчастьях земли и о муках усталых людей, ― у подножия льдов, в царстве вечно немой тишины, одиноко растёт грустный горный цветок ― эдельвейс…
	— Максим Горький, «Дачники», 1904

	...в непосредственной близости к воде я увидел большие заросли какой-то снежно-белой растительности, при ближайшем осмотре оказавшейся эдельвейсом (Gnaphalium uligmosum L.). Как-то странно было видеть этот красивый альпийский цветок на самом берегу моря.[5]
	— Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917

	Эдельвейсы окружали, Эти нежные цветы, Гордо снесшие печали, Оскорблённые мечты...[6]
	— Алексей Лозина-Лозинский, «Нитука» (сборник «Из тирольских сказаний»), 1912

	Растения встречались с душистыми листьями, и серебряной пылью подернуты были цветы из семьи эдельвейсов.[7]
	— Ольга Форш, «Одеты камнем», 1925

	На всём пройденном от Мишик-гун расстоянии по луговым увалам мы наблюдаем альпийский цветок ― растение эдельвейс; местами он сплошным ковром устилает поле.[8]
	— Пётр Козлов, «Географический дневник Тибетской экспедиции 1923-1926 гг.», 1925

	На открытой площадке последнего вагона стоял Ипполит Матвеевич Воробьянинов в белых брюках и курил сигару. Эдельвейсы тихо падали на его голову, снова украшенную блестящей алюминиевой сединой.[9]
	— Илья Ильф, Евгений Петров, «Двенадцать стульев» (глава XXI), 1927

	Сонно вдали отвечают друзья эдельвейсы, Тихо ей лапками машут над ледниками.[10]
	— Борис Поплавский, «Девочка возвратилась, ангел запел наугад...», 1927

	Какое очарование души увидеть среди голых скал, среди вечных снегов у края холодного мертвого глетчера крошечный бархатистый цветок ― эдельвейс. Он один живет в этом царстве ледяной смерти.[11]
	— Надежда Тэффи, «Воспоминания», 1932

	не верь, будто снег это смерть, ― под ним прорастут эдельвейсы.[12]
	— Семён Кирсанов, «Эдельвейсы», 1958

	Он упал далеко в реке ― С красной пеной у мёртвых губ, С эдельвейсом в мёртвой руке.[13]
	— Лидия Алексеева, Баллада, 1959

	Как рассказать, что за цветы эдельвейсы? Это трудно. Вообще говоря, они похожи на маленькие звёзды, закутанные по горло в белый мех, чтобы не замерзнуть от прикосновения льдов.[14]
	— Константин Паустовский, «Повесть о жизни. Бросок на юг», 1960

	Синие сияющие тени Пахнут, словно горный эдельвейс.[15]
	— Илья Сельвинский, «Лето», 1961

	...было смешно Сушить эдельвейс в словаре ударений.[16]
	— Сергей Гандлевский, «Здесь реки кричат, как больной под ножом...», 1979

	...любой мужчина приходит в тихое умиление перед таинством природы, умеющей и на голом каменистом склоне выращивать эдельвейсы.[17]
	— Анатолий Азольский, «Облдрамтеатр», 1997

Эдельвейс в научно-популярной литературе и публицистике

Да, я всё более и более склоняюсь к тому мнению, что для философии было бы плодотворнее, если бы она перестала быть ремеслом и не выступала более в повседневной жизни, представляемая профессорами. Это — растение, которое, подобно альпийской розе и эдельвейсу, преуспевает лишь на свободном горном воздухе, при искусственной же культуре вырождается. Ведь упомянутые представители философии в повседневной жизни представляют её большей частью только да подобие того, как актёр представляет царя. Разве, например, софисты, с которыми так неустанно боролся Сократ и которых Платон делал мишенью своих насмешек, — разве они были чем-либо другим, как не профессорами философии и риторики?

— Артур Шопенгауэр, «Об университетской философии», 1851

...по Кану и Чарышу попадаются большие площади, покрытые эдельвейсом. Leontopodium alpinum в Алтае не является представителем исключительно альпийской флоры, это скорее ― житель высоких степей. Он начинает встречаться немного выше 1000 м, образуя в долинах Карагола и Чарыша довольно плотные дерновины. Здесь только он мало опушен и потому имеет сизый цвет, но, выходя на скалы альпийской области (Талдура, Ак-кол и др.), он сильно уменьшается в размерах и приобретает густое белое опушение. Такой состав растительности придает и горным степям невзрачный, блеклый тон, но, несмотря на это, даже каменистые степи Чуйская и Курайская являются прекрасными пастбищами, на которых выкармливаются громадные стада коров и овец и табуны лошадей.[1]

— Василий Сапожников, «По русскому и монгольскому Алтаю», 1895

Нежный розовый цвет альпийского первоцвета (Primula farinosa — употребляется местными жителями как средство, облегчающее дыхание при восхождении на горы) и других родов, как бесстебельной дрёмы (Silene acaulis), белый цвет анемона, ярко-жёлтый огненный цвет сокольника (Hieracium), медно-красный цвет Bartsia, темно-голубой — генциан, или горечавок (Gentiana), и тёмно-фиолетовый, бархатистый цвет фиалок (Viola calcarata) — вот господствующие тоны, которыми отливает поверхность и к которым при известных условиях (например на Симплоне) присоединяются белоснежные венчики померанцевых цветов Senecio incanus (крестовника), кроваво-красные живучки (Sempervivum), двуцветные астры, серый мохнатый эдельвейс (Edelweiss) и густой лазоревый цвет Eritrichium nanum.

— Словарь Брокгауза и Ефрона, «Альпийские растения», 1907

Озера, оставшиеся ныне среди болот, ― это наиболее глубокие места лагуны; здесь в непосредственной близости к воде я увидел большие заросли какой-то снежно-белой растительности, при ближайшем осмотре оказавшейся эдельвейсом (Gnaphalium uligmosum L.). Как-то странно было видеть этот красивый альпийский цветок на самом берегу моря. Склоны соседних гор почти совершенно голые. Только с подветренной стороны группами кое-где растет низкорослый дуб и корявая берёза.[5]

— Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917

	Ночь полуясная, не столь холодная, тем не менее мы не видели ни одной ночницы. На всем пройденном от Мишик-гун расстоянии по луговым увалам мы наблюдаем альпийский цветок ― растение эдельвейс; местами он сплошным ковром устилает поле.[8]
	— Пётр Козлов, «Географический дневник Тибетской экспедиции 1923-1926 гг.», 1925

...пожалуй, наиболее известна ясколка Биберштейна (Cerastium biebersteinii), или крымский эдельвейс. Это невысокое стелющееся растение с мелкими узкими, густо опушенными листьями, покрытыми множеством серебристых волосков, отчего кажется бело-серебристым; образует низкие плотные «подушки», занимающие иногда значительные площади. В конце весны у него формируются многочисленные изящные белоснежные цветки, чем-то напоминающие эдельвейс (хотя он даже не состоит в родстве со своим крымским тёзкой и относится к другому семейству – сложноцветных). В таком наряде растение пребывает почти месяц.[18]

— Владимир Шатко, «Крым в зеркале ботаники», 2011

Эдельвейс в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

Какое очарование души увидеть среди голых скал, среди вечных снегов у края холодного мертвого глетчера крошечный бархатистый цветок ― эдельвейс. Он один живет в этом царстве ледяной смерти. Он говорит: «Не верь этому страшному, что окружает нас с тобой. Смотри ― я живу». Какое очарование души, когда на незнакомой улице чужого города к вам, бесприютной и усталой, подойдет неизвестная вам дама и скажет уютным киево-одесским (а может быть, и харьковским) говорком: ― Здравствуйте! Ну! Что вы скажете за мое платье?[11]

— Надежда Тэффи, «Воспоминания», 1932

Эта вода долго лежала в виде кристаллов на вершинах гор. Давление все сильнее сжимало кристаллы. Они становились более прозрачными, чем алмазы. А потом эти кристаллы, слежавшись в ледяную толщу, стекали ледниками с гор и, встретившись на кромке земли с первыми цветами крокусов и эдельвейсов, тихонько таяли и начинали свой бег в низины, где клубилось Чёрное море. Как рассказать, что за цветы эдельвейсы? Это трудно. Вообще говоря, они похожи на маленькие звёзды, закутанные по горло в белый мех, чтобы не замерзнуть от прикосновения льдов. Иногда мне хочется встретить собеседника, с которым можно не стесняясь поговорить о таких вещах, как эдельвейсы или запах кипарисовых шишек. К сожалению, таких собеседников в обыденной жизни я не встречал. Они попадались только в книгах.[14]

— Константин Паустовский, «Повесть о жизни. Бросок на юг», 1960

Эдельвейс в беллетристике и художественной прозе

Я взял у неё из рук чемоданчик, и мы пошли. Сначала тропинка была некрутая. Справа синее море, слева цеплялся за ноги кривой кизил, цвели ломонос и шиповник… Серые скалы были навалены друг на друга, будто с силой брошены великанами из-за главного хребта огромной крутой горы, похожей на верблюда, поджавшего ноги. Растения встречались с душистыми листьями, и серебряной пылью подернуты были цветы из семьи эдельвейсов. Гора, похожая на верблюда, поросла небольшими колченогими соснами.[7]

— Ольга Форш, «Одеты камнем», 1925

— И теперь, — снова заговорил медведь, — на всем пространстве бернского Оберланда не осталось почти ни одного медведя. Только мы удалились на недоступную Юнгфрау и поселились тут, вдали от людей. Но теперь один из них проник и сюда. Братья, я не убил его. Он сказал мне, что ищет тот самый эдельвейс, который растет на вершине нашей Юнгфрау. Этот цветок принесет счастье тому, кто сорвет его, и родине этого героя. Все это — правда, и новая родина, смелый охотник, будет действительно счастлива, если ты добудешь этот цветок, но знай, что твое счастье, о котором говорит поверье, это — вечный покой. Тому, кто сорвет эдельвейс с вершины Юнгфрау и осчастливит навеки свою родину, не назначено вернуться живым. Медведь замолчал, а охотник стоял в глубоком отчаянии. Тогда медведь снова заговорил: — Слушай же, охотник. Мы пошлем одного из нас, он сорвет драгоценный цветок и лишится ради него жизни. Ты возьмешь этот эдельвейс. Но в награду за это обещай нам, когда ты вернешься, уговорить людей, чтобы, по крайней мере, в этом последнем убежище люди не преследовали нас и дали нам спокойно оставаться здесь до тех пор, пока не наступят лучшие времена. Хочешь? Охотник бросил свой арбалет наземь, поднял руку вверх и сказал: — Клянусь. На рассвете один из медведей ушел из пещеры. Весь день охотник ждал его возвращения, глядя на высокую вершину Юнгфрау. А поздно вечером раздался грохот, по склону горы промчалась лавина, и на площадку у входа в пещеру скатился безжизненный медведь. У него в лапе был пышный, белый, бархатистый эдельвейс. Медведи зарыли своего товарища в белом снегу. Он получил счастье — вечный покой. Наутро охотник должен был покинуть медведей и вернуться в долину. Наступила ночь. Медведи спали, но охотник сидел у входа и думал. Эдельвейс был у него, но условие медведей казалось ему невозможным. Отказаться от охоты, когда в ней столько радостей, и именно теперь, когда он открыл местопребывание медведей? Это казалось ему ужасным. В нем сразу проснулась натура стрелка.[3]

— Владимир Жаботинский, «Эдельвейс», 1898

Мы долго глядели на горы и на чистое нежное небо над ними, в котором была безнадежная грусть осени. Мы представили самих себя далеко в сердцевине гор, где не бывала еще нога человека… Солнце стоит над глубокими и со всех сторон замкнутыми долинами, орёл парит в огромном пространстве между нами и небом… И только нас двое, и мы идем все дальше в глубину гор, как те, что гибнут в поисках эдельвейса… Не спеша работая вёслами и прислушиваясь к замирающему звону, мы говорили о путешествии в Савойю, о том, сколько времени мы можем пробыть там-то и там-то, но мысли наши снова невольно возвращались к мечтам о счастье. Красота новой для нас природы, красота искусства и религии всюду волновала нас юношеской жаждой возвысить до нее нашу жизнь, наполнить ее истинными радостями и разделить эти радости с людьми.[4]

— Иван Бунин, «Тишина», 1901

Вы мне позволите начать? (Все быстро усаживаются. Калерия тихо перебирает клавиши). Это называется ― «Эдельвейс». «Лёд и снег нетленным саваном вечно одевают вершины Альп, и царит над ними холодное безмолвие ― мудрое молчание гордых высот. Безгранична пустыня небес над вершинами гор, и бесчисленны грустные очи светил над снегами вершин. У подножия гор, там, на тесных равнинах земли, жизнь, тревожно волнуясь, растет, и страдает усталый владыка равнин ― человек. В темных ямах земли стон и смех, крики ярости, шепот любви… многозвучна угрюмая музыка жизни земной!.. Но безмолвия горных вершин и бесстрастия звезд ― не смущают тяжелые вздохи людей. Лед и снег нетленным саваном вечно одевают вершины Альп, и царит над ними холодное безмолвие ― мудрое молчание гордых высот. Но как будто затем, чтоб кому-то сказать о несчастьях земли и о муках усталых людей, ― у подножия льдов, в царстве вечно немой тишины, одиноко растет грустный горный цветок ― эдельвейс… А над ним, в бесконечной пустыне небес, молча гордое солнце плывет, грустно светит немая луна и безмолвно и трепетно звезды горят… И холодный покров тишины, опускаясь с небес, обнимает и ночью и днем ― одинокий цветок ― эдельвейс».

— Максим Горький, «Дачники», 1904

Он так обрадовался, что у него в самых неожиданных местах объявились пульсы. Все это вибрировало, раскачивалось и трещало под напором неслыханного счастья. Стал виден поезд, приближающийся к Сен-Готарду. На открытой площадке последнего вагона стоял Ипполит Матвеевич Воробьянинов в белых брюках и курил сигару. Эдельвейсы тихо падали на его голову, снова украшенную блестящей алюминиевой сединой. Ипполит Матвеевич катил в Эдем. ― А почему же двести тридцать, а не двести? ― услышал Ипполит Матвеевич. Это говорил Остап, вертя в руках квитанцию.[9]

— Илья Ильф, Евгений Петров, «Двенадцать стульев» (глава XXI), 1927

	И всё же ― как благородны эти чуть ниже ключиц нарастающие выпуклости, и никакие одежды не скроют того, от чего любой мужчина приходит в тихое умиление перед таинством природы, умеющей и на голом каменистом склоне выращивать эдельвейсы.[17]
	— Анатолий Азольский, «Облдрамтеатр», 1997

	Шёл снег, жарко горел костёр из карликовой березки, и Машино лицо горело от солнца, и он принес ей букетик эдельвейсов, похожих на маленькие морские звёзды.[19]
	— Михаил Тарковский, «Тойота-Креста», 2009

Времени оставалось много, и я пошел прогуляться, лишь бы не проводить эти последние часы в тягостной тишине вдвоем. Я набрел на каменистом склоне на крошечные белые невзрачные цветы. Это были эдельвейсы. Пока я их рвал, в небе застрекотал вертолёт. Я хотел подарить эдельвейсы Ирке. Но что-то меня удержало на этом склоне. Я сел, закурил, оглядывая сверху хмурое село, белые валуны, сопки, дальнюю тайгу… И она улетела. Может, видела в иллюминатор меня на склоне среди камней, с букетиком эдельвейсов. Художник должен быть жесток, а не сентиментален. Я закурил новую сигарету, оставил букетик на камне и направился вниз, намереваясь купить в сельмаге дешёвого вина.[20]

— Олег Ермаков, «Реликтовый свет», 2009

Скоро она согрелась от работы, распустила узел клетчатой шали, по-бабьи завязанной на спине, и присела на плоский и теплый валун. С вкраплением розовых камешков. И тут она заметила цветок, похожий на эдельвейс, притаившийся в расщелине. Кругом еще лежали островки снега, да и ветер задувал ледяной, а цветок уже вылез и робко прятался за камень. ― Откуда ты? — прошептала Стали́на и тронула пальцами лепестки. От подножия сопки раздался скрежет и визг. Кауфман включил циркулярку. В горах звук пилы, усиленный эхом, напоминал не то плач, не то крик.[21]

— Александр Купер, «Истопник», 2019

Эдельвейс в поэзии

	Я на землю смотрю с голубой высоты. Я люблю эдельвейс, неземные цветы, Что растут далеко от обычных оков, Как застенчивый сон заповедных снегов. <...> И, помедлив, уйду с высоты голубой, Не оставив следа́ на снегах за собой, Но один лишь намёк, белоснежный цветок, Мне напомнит, что Мир бесконечно широк.[2]
	— Константин Бальмонт, «Эдельвейс» (из цикла «Воздушно-белые», сб. «Тишина»), 1897

	Глянешь вниз ― там чернь-лесище, Вверх ― морщинистый обрыв… По скале же всё жилище, Будто гнома полюбив, Эдельвейсы окружали, Эти нежные цветы, Гордо снесшие печали, Оскорбленные мечты, Много мысли грустно-чистой В холод выси каменистой.[6]
	— Алексей Лозина-Лозинский, «Нитука» (сборник «Из тирольских сказаний»), 1912

	Нора, моя Белоснежка, Нора, мой снежный цветик, Мой облачный барашек. Ох ты, снежная королева, Облачное руно, Нежное пёрышко, Ты, горный эдельвейс, Нора, моя мерцающая волна, Нора, мой сладко мерцающий сон! Ах, строгая Королева, не казни меня, Не присуждай меня к смерти! Мое снежное облако, Моя снежная сказка, Эдельвейс с горы, Много милее тебя![22]
	— Елена Гуро, «Нора, моя Белоснежка...», 1913

	Цветы — в снегах. Цветы — растут из тины. Но что нежнее в безднах бытия, — Купава ли болотная моя Иль эдельвейс, взлюбивший гор вершины?[23]
	— Константин Бальмонт, «Адам» (из сборника «Ясень»), 1916

	Кротко в лесу спят под корнями белые зайцы, Ёлка звенит в тишине золотыми лучами. Сонно вдали отвечают друзья эдельвейсы, Тихо ей лапками машут над ледниками.[10]
	— Борис Поплавский, «Девочка возвратилась, ангел запел наугад...», 1927

	Под снегом вся горная твердь, но ты не спеши и надейся ― не верь, будто снег это смерть, ― под ним прорастут эдельвейсы. <...> Ведь только он, белый, сошел ― и нет уже мыслей угрюмых! Весь луг ― точно праздничный стол с мильоном расставленных рюмок! И ты ничего не страшись и вновь удивляйся и смейся, ― ты знаешь, что снег ― это жизнь, ― под ним проросли эдельвейсы.[12]
	— Семён Кирсанов, «Эдельвейсы», 1958

	Где гремит ледяной поток, В облака слетая со скал, Эдельвейс ― шерстяной цветок ― Человек для нее искал. Но скользнул под ногой уступ… Он упал далеко в реке ― С красной пеной у мертвых губ, С эдельвейсом в мертвой руке. Дети дали мокрый цветок Строгой девушке с чистым лбом, ― С ним ворвался горный поток В непорочный ее альбом.[13]
	— Лидия Алексеева, Баллада, 1959

	Звереет солнце средь своих владений И каплет лавой сквозь навес. Синие сияющие тени Пахнут, словно горный эдельвейс.[15]
	— Илья Сельвинский, «Лето», 1961

	Снега пламенели с зарей заодно. Нагорного неба неграмотный гений Сам знал себе цену. И было смешно Сушить эдельвейс в словаре ударений.[16]
	— Сергей Гандлевский, «Здесь реки кричат, как больной под ножом...», 1979

Эдельвейс в кинематографе и массовой культуре

	Вообще-то я временно нахожусь на псарне. Моя мечта — пасти овечек среди альпийских лугов и эдельвейсов…
	— Ефим Гамбург, «Пёс в сапогах» (мультфильм), 1981

	Вы отравили мой девичий мозг, вы растоптали мои эдельвейсы.
	— Агата Кристи, «Декаданс», 1990-е

Источники

1. 1 2 В. В. Сапожников. По русскому и монгольскому Алтаю. — М.: Государственное издательство географической литературы, 1949 г.
2. 1 2 К. Д. Бальмонт. Полное собрание стихов. Том первый. Издание четвёртое. — М.: Изд. Скорпион, 1914 г.
3. 1 2 3 Жаботинский В. (Зеэв). Сочинения в девяти томах. — Минск, 2008 г. — Том II, стр.66
4. 1 2 И. Бунин. Полное собрание сочинений в 13 томах. — М.: Воскресенье, 2006 г. — Т. 1. Стихотворения (1888—1911); Рассказы (1892—1901). — С. 455-456
5. 1 2 В.К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
6. 1 2 А. К. Лозина-Лозинский. Противоречия. — М.: Водолей, 2008 г.
7. 1 2 О. Д. Форш. «Одеты камнем». «Михайловский замок»: Романы. — Ленинград, Художественная литература, 1980 г.
8. 1 2 Козлов П.К., «Дневники монголо-тибетской экспедиции. 1923-1926», (Научное наследство. Т. 30). СПб: СПИФ «Наука» РАН, 2003 г.
9. 1 2 Илья Ильф, Евгений Петров. «Двенадцать стульев». — М.: Вагриус, 1997 г.
10. 1 2 Б.Ю. Поплавский. Сочинения. — СПб.: Летний сад; Журнал «Нева», 1999 г.
11. 1 2 Надежда Тэффи. «Моя летопись». — М.: «Вагриус», 2004 г.
12. 1 2 С. Кирсанов, Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2006 г.
13. 1 2 Л. Алексеева. «Горькое счастье». М.: Водолей, 2007 г.
14. 1 2 Паустовский К. Г. «Повесть о жизни». Книга 4-6. Время больших ожиданий. Бросок на юг. Книга скитаний. — М.: «АСТ, Хранитель, Харвест», 2007 г.
15. 1 2 И. Сельвинский. «Из пепла, из поэм, из сновидений». Сборник стихотворений М.: Время, 2004 г.
16. 1 2 Гандлевский С. М. Стихотворения. — М.: АСТ; Corpus, 2012 г.
17. 1 2 Анатолий Азольский. Облдрамтеатр. — М.: «Новый Мир», № 11, 1997 г.
18. ↑ Владимир Шатко, Крым в зеркале ботаники. — М.: «Наука в России», № 1, 2011 г.
19. ↑ Михаил Тарковский, Тойота-Креста. — М.: Эксмо, 2016 г.
20. ↑ О. Н. Ермаков. Реликтовый свет. — Саратов: «Волга», № 5-6, 2009 г.
21. ↑ Александр Купер. Истопник. — Хабаровск: «Дальний Восток», № 6, 2019 г.
22. ↑ Е. Гуро. Небесные верблюжата: Избранное. — СПб.: Лимбус Пресс, 2002 г.
23. ↑ Бальмонт, К. Д. Ясень. Видение Древа / вступ. ст. Н. А. Молчановой; — М.: Издатель Епишева О. В., 2015 г. — С. 197

См. также

• Астра
• Бархатцы
• Хризантема
• Георгин
• Фиалка
• Альпийская фиалка
• Фиалка альпийская
• Арника
• Мальва
• Пупавка
• Эстрагон
• Альпийская флора
• Альпийские луга