Такы́р (такыры; от тюркск. — гладкий, ровный, голый) — форма рельефа, образуемая при высыхании засолённых почв (такырных почв) в пустынях и полупустынях. Для такыра характерны трещины усыхания, образующие характерный узор на глинистом грунте. Размеры такыра от нескольких квадратных метров до нескольких квадратных километров.
Такыр чаще всего формируется в плоских котловинах, где после сезона дождей возникают неглубокие озёра; высыхание тонкого слоя воды обнажает вязкое илистое дно, поверхностный слой которого при высыхании уменьшается в объёме, образуя корку, разбитую трещинами на отдельные многоугольные плиты различных форм и размеров.
...солоноватая равнина, поросшая саксаулом, переходит в Голодную Степь, отличающуюся здесь необъятными такырами, т. е., местами, совершенно ровными, без малейшего следа растительности, где весной стоит мелкая, на вершок снеговая вода, а потом лоснится глиняная, истресканная кора.[1]
Такыры — это голые, глиняные равнины, ровные и гладкие, как биллиард, превосходные для плац-парада — но более ни для чего, по крайней безплодности, — ни былинки.[1]
...гладким глиняным площадям, представляющим собой снос с береговых возвышенностей тончайшей глины, и которые мы не раз встречали при следовании нашем из Петроалександровска, киргизы дают название такыров.[3]
Выдутые ветрами такыры блестели соляными кристаллами, и на сотни верст кругом небо было отрезано от земли, как мясничьим ножом, по ровной и мутной линии низкого горизонта.[4]
...часто нужно было проходить долгие такыры, самую нищую глинистую землю, где жара солнца хранится не остывая, как печаль в сердце раба, где бог держал когда-то своих мучеников, но и мученики умерли...[7]
Часа через два русло реки и заросли отступили подальше от тропы и теперь слева от нее расстилались то голые площади такыров с серой почвой из глины, разбитой тонкими трещинами, гладкой и твёрдой, как паркет...[10]
Такыры быстро высыхают и покрываются массой характерных трещин, образующих мелкие правильные многоугольники. Туркмены и сейчас местами используют эти случайные разливы для посевов скороспелых сортов ячменя и пшеницы.[11]
— Александра Кесь, «В песках Кара-Кумов», 1952
...голые такыры скоро превратятся в плантации и сады. Теперь же такыры тщательно исследуются почвоведами, ботаниками, географами и мелиораторами. Надо всесторонне изучить физические свойства этих почв, содержание в них солей, характер подстилающих пород, чтобы научиться правильно использовать земли, сделать их наиболее плодородными.[11]
— Александра Кесь, «В песках Кара-Кумов», 1952
В этих почвах близко к поверхности залегает много гипса, через который не могут проникнуть корни растений; поэтому такыры считались совершенно непригодными для земледелия. Ныне советские ученые успешно изыскивают методы мелиорации и освоения такыров.[12]
Много было споров и о пригодности такыров и такыровидных почв для земледелия, а сейчас все они покрылись ярким ковром трав и цветов. Нежданно преобразившаяся пустыня показала себя во всей красоте и мощи.[13]
...кто знает, быть может, именно на этих голых такырах через несколько лет заложен будет на берегах новой реки один из новых городов? И не дадут ли ему название Такыр-Абад?[13]
Безжизненно и пустынно белел такыр. Кайма горизонта слоилась, трепеща от жаркого воздуха, и казалось, что впереди маячат гребни бархан, но это был все тот же плоский глиняный стол такыра, изрезанный трещинами и побеленный там и сям пятнами соли.[14]
Местами в песчаниках встречаются громадные сростки шаровидной формы, которые при выветривании и размывании остаются целыми рядами лежать на поверхности равнины (Мансу, подошва Аккупа). В большинстве же случаев выходы песчаников скрыты или летучими песками, продуктом развеивания песчаников, или такырной, иногда превращающейся в солончаковую, глиной, или наконец горизонтальным пластом конгломерата неизвестного возраста. Особенного развития пески достигают у колодцев Туар, более слабого в урочище Джанак; такыры и солончаки расстилаются между колодцем Туар и копанями Кумерли. У последних же наблюдается вышеназванный конгломерат. Он состоит здесь из небольших кусочков кремня, скреплённых туфовиднымизвестняковымцементом.[16]
Справа поднимались откосы невысокой террасы, представлявшей черную Гоби, усыпанную щебнем и галькой; она уходила до высот Джаира, ограничивавших горизонт своими скалистыми голыми грядами. Часа через два русло реки и заросли отступили подальше от тропы и теперь слева от нее расстилались то голые площади такыров с серой почвой из глины,[17] разбитой тонкими трещинами, гладкой и твердой, как паркет...[10]
Перед песками вода растекается по наиболее пониженным участкам равнины и затопляет их, образуя временные озера. Илистая муть, принесенная с гор, оседает тонким слоем на поверхности затопляемых такыров. Такыры быстро высыхают и покрываются массой характерных трещин, образующих мелкие правильные многоугольники. Туркмены и сейчас местами используют эти случайные разливы для посевов скороспелых сортов ячменя и пшеницы. Но может ли развиваться хозяйство, основанное на «милостях» капризной природы пустыни? В недалеком будущем эти обширные пустынные пространства будут полностью и регулярно орошаться водами Главного Туркменского канала. Тогда здесь можно будет использовать в сотни раз большие пространства и выращивать не только хлеб, но и хлопчатник и другие разнообразные теплолюбивые культуры. Так голые такыры скоро превратятся в плантации и сады. Теперь же такыры тщательно исследуются почвоведами, ботаниками, географами и мелиораторами. Надо всесторонне изучить физические свойства этих почв, содержание в них солей, характер подстилающих пород, чтобы научиться правильно использовать земли, сделать их наиболее плодородными.[11]
— Александра Кесь, «В песках Кара-Кумов», 1952
Группа почвоведов во главе с вице-президентом Академии наук Туркменской ССР О. Джумаевым обследовала около ста тысяч гектаров земель Юго-Западной Туркмении. Вместе с отрядами ученых других республик они изучают способы борьбы с засолоненными почвами — такырами, которые составляют основной фонд земель, орошаемых водами Аму-Дарьи. В этих почвах близко к поверхности залегает много гипса, через который не могут проникнуть корни растений; поэтому такыры считались совершенно непригодными для земледелия. Ныне советские ученые успешно изыскивают методы мелиорации и освоения такыров. Близ Кизыл-Арвата заложен единственный в мире большой участок по освоению такыровидных земель. Институт земледелия создает комплексные опытные станции по выращиванию различных культур, организации пастбищ и т. п. На южном участке трассы, в урочище Зирик, на Мешед-Месеарианском плато на площади более ста гектаров будут произведены опытные посадки поливных культур хлопчатника, пшеницы, ячменя, люцерны, кунжута и т. п.[12]
Много было споров и о пригодности такыров и такыровидных почв для земледелия, а сейчас все они покрылись ярким ковром трав и цветов. Нежданно преобразившаяся пустыня показала себя во всей красоте и мощи. Старики говорили, что никогда не видали они такого изобилия, таких дождей, но и давно не видели такой засухи, какую «продемонстрировала» природа в 1951 году. Изыскатели и исследователи получили богатый материал.[13]
Вода привозится сюда в автоцистернах за два десятка километров. Здесь проверяется техника обработки самых тяжелых такырных земель и методы изменения их механического состава, испытываются разнообразные удобрения и различные сорта хлопчатника. Высажены фруктовые деревья, зеленеет люцерна, зреют на солнце золотые дыни и полосатые арбузы. Здесь в миниатюре мы видим будущие поля будущего огромного сельскохозяйственного района. Эти затерявшиеся палатки и делянки в шутку прозвали «Такыр-Абад». Но кто знает, быть может, именно на этих голых такырах через несколько лет заложен будет на берегах новой реки один из новых городов? И не дадут ли ему название Такыр-Абад?[13]
Четвертая полоса, солоноватая равнина, поросшая саксаулом, переходит в Голодную Степь, отличающуюся здесь необъятными такырами, т. е., местами, совершенно ровными, без малейшего следа растительности, где весной стоит мелкая, на вершок снеговая вода, а потом лоснится глиняная, истресканная кора.[1]
Ехали мы ночью, казалось, без конца; однако наконец стала и заря заниматься, а скоро и солнце взошло; заря на Дарье непродолжительна. Крупный саксаульник сменился мелким; явились голые такыры... Такыры — это голые, глиняные равнины, ровные и гладкие, как биллиард, превосходные для плац-парада — но более ни для чего, по крайней безплодности, — ни былинки.[1]
Почва этих ложбин была рыхлая, песчано-солончаковая, местами сырая; вода держалась на глубине 3-4 футов. Твёрдых глинистых площадей, называемых в нашем Туркестане такырами, в таримских песках мы не видали.[2]
Миновав предгорья Джетыма, мы были уже среди открытой степи, и одни только Тамдинские горы всё яснее и яснее рисовались впереди нас. В степи этой находятся большие котловины; одну из них мы видели близ Джетым-тау, а другие в урочищах Яны-казган и Биш-булак. Котловины эти, происшедшие от размыва почвы атмосферными водами, в берегах своих представляют хорошие обнажения, причём гладкое, как паркет, дно их состоит из плотной белесоватой глины. Таким гладким глиняным площадям, представляющим собой снос с береговых возвышенностей тончайшей глины, и которые мы не раз встречали при следовании нашем из Петроалександровска, киргизы дают название такыров.[3]
Мечта о предгорьях Копет-Дага, о берегах Аму, как о прохладном рае. Страшная жизнь на глинистых раскаленных такырах, как на сковородках ада. Даже куст саксаула ― куща. Птицы в пустыне. Не они ли самые счастливые: они могут улететь на дальние реки.
Сколько бы ни лить воды в пустыню: она не повеселеет. Пустыня ― мать скудная и худая. Худая пустыня, давно рассыпавшая свои кости в прах и прах истратившая на ветер.[5]
...Легко и быстро мчались машины по такырам. Часа через полтора мы уже были у кромки песков. Впереди расстилались Кара-Кумы с их обычными полузакрепленными грядовыми песками. Однако, чтобы пробраться к этим пескам, нам надо было преодолеть серьезное препятствие: пересечь полосу оголенных подвижных барханов, словно ожерельем опоясывающих здесь такыры.[11]
— Александра Кесь, «В песках Кара-Кумов», 1952
Конец! Глаз отказывается верить, что эта величавая галерея кончилась. Потолок полого ныряет вниз, смыкаясь с глиной пола. На полу сухой окаменелый глиняный такыр. И только тонкая щелочка между полом и потолком. Сколько раз, утыкаясь в этот обидный тупик, лежали мы на холодной глине, пытаясь заглянуть в черную щель...
Трудно вытаскивались из снега и песка отяжелевшие ноги в разбитых ботах, хрипели, выли и плевались голодные шершавые верблюды. Выдутые ветрами такыры блестели соляными кристаллами, и на сотни верст кругом небо было отрезано от земли, как мясничьим ножом, по ровной и мутной линии низкого горизонта.[4]
Марш! Зашагали ниточкой между барханами, пригибаясь, бодрея, разогреваясь от быстрого хода. С плоенной песчаными волнами верхушки бархана увидели вдалеке на плоском, что обеденный стол, такыре темные пятна вытянутых в линию верблюдов.[4]
Мы видели такыры, которые служили аэродромами для красных самолётов. Самолеты садились, поднимались и летали над местами, которые отмечены на картах белым цветом. <...>
Началось это так: машины переваливали с бархана на бархан и вдруг вылетели на такыр, гладкий, огромный и блестящий, как поверхность гигантского стола. По этой площади бегала толпа ребятишек.[6]
Заррин-Тадж стала жить кочевницей. Она доила верблюдиц и коз, считала овец и доставала воду из колодцев на такыре ― по сто и по двести бурдюков в день. Больше она никогда не видела птиц и забыла, как шумит ветер в древесных листьях. Но время молодости идет медленно. Еще долго тело персиянки томилось жизнью, точно непрестанно готовое к счастью.
Когда овцы начинали худеть или дохнуть от бестравия, Атах-баба велел снимать кибитку, собирать в узлы домашнее добро и уходить в дальнейшее безлюдие, где земля свежее и еще стоит нетронутой бедная трава. Весь небольшой род снимался с обжитого места и шел через горячий такыр в направлении одинакового пустого пространства. Впереди ехал аксакал и умные мужья на ишаках. <...> Персиянка радовалась, если приходилось идти по песчаным холмам, утопая ногами в их теплоту. Она следила, как ветер тревожит и уносит дальше какое-то давно засохшее растение, рожденное, может быть, в синих смутных долинах Копет-Дага или на сырых берегах Амударьи. Но часто нужно было проходить долгие такыры, самую нищую глинистую землю, где жара солнца хранится не остывая, как печаль в сердце раба, где бог держал когда-то своих мучеников, но и мученики умерли, высохли в легкие ветви, и ветер взял их с собою.[7]
Иногда она ложилась от утомления среди такыра, пустота и свет окружали её. Она глядела на природу ― на солнце и на небо ― с изумлением своего сердца: «Вот и все!» ― шептала Заррин-Тадж, то есть вот вся ее жизнь чувствуется в уме, и обыкновенный мир стоит перед глазами, а больше ничего не будет.[7]
Слово «мираж» существует на многих языках; есть слова, соответствующие этому, и в туркменском и узбекском языках, но в среднеазиатских условиях они не всегда обозначают одно и то же явление. Солончаки — шоры и такыры в Каракумах и Кызылкумах часто кажутся вполне нормальному человеку озерами; солнечные лучи отсвечивают голубоватым блеском, колеблются.[8]
В полтора года Черкез уже самостоятельно выползал из кибитки и видел мир. Мир был прекрасен: перед кибиткой расстилался огромный глиняный такыр с колодцами. По такыру ходили верблюды, овцы, мужчины в папахах и женщины в ярко-красных платьях. <...> Все это было хорошо. Главное, все это было залито солнцем. Дальше, за такыром, возвышались жёлтые сыпучие холмы, тогда пока ещё неизвестные Черкезу. В два года он уже играл со своими товарищами на такыре.[8]
Миновав завод, ехали долго, пользуясь яркой луной и последним участком сносной дороги. Гладкие такыры блестели в лунном свете,[18] как бесчисленные маленькие озера; машины ускоряли ход на их твёрдой поверхности. Ночью степь казалась таинственной и приветливой. Никитин дал распоряжение остановиться на ночлег только тогда, когда машины снова начали нырять, вздымая густую пыль на кочковатой поверхности пухлых глин.
Через несколько минут послышались медленные чавкающие звуки, и из тумана выплыли две серые фигуры.
— Где ты тут, Алёшка? Черт, ни зги не видно… Как, еще не сожрали тебя местные чудища?
— Бог миловал, — буркнул Быков, помогая обоим выбраться на «такыр». Юрковский притопнул, пробуя прочность корки. Богдан, обтирая ладонью забрызганную илом лицевую часть шлема, сказал:
— Зря это, скажу я вам…
— Что?
— Зря её назвали Венерой.
Мы ещё не успели сообразить, каким образом биосилициты могли проделать это, а нас уже ожидали новые сюрпризы. Часам к десяти вечера к такыру, на котором мы располагались, со всех сторон двинулись родбариды. Мы и не подозревали, что их так много развелось в каракумских песках. Как только родбариды достигали края плотной глинистой площадки, они вгрызались в грунт и вползали под такыр. Не прошло и часа, как родбариды начали выползать из-под такыра, по границам которого уже образовалась кромка из прочной стекловидной массы. Это были края ребристой платформы, подведенной под занимаемую нами площадку. Тотчас же после того, как родбариды закончили свою работу, юсгориды ринулись к краям платформы; мы почувствовали толчки, словно началось землетрясение, и наша площадка, как некогда танк-сейф в Амстердаме, начала приподниматься. Нас настоятельно просят удалиться, ― заметил Асквит. Огромный такыр со всем нашим хозяйством ― с палатками, фургонами, вертолётами и автомобилями ― поднялся в воздух. Видимо, и для силицитов перемещение в пространстве таких огромных масс было целом нелегким.[19]
После трехчасового тряского путешествия по барханной дороге «газик» выбежал на солончак. Реджеп предложил Сапару Мередовичу отправиться на этот раз в отдаленную местность ― за колодцы Теза-Кую, Кзыл-Кятта и еще дальше к северу, где простирался обширный такыр, называемый жителями Алым-Такыр. Четыре года назад там работало много экспедиций, огромный такыр избороздили автомобильными колеями, истыкали скважинами, а пустынное зверье распугали. Потом экспедиции уехали, сделав свое дело. И пустыня вновь воцарилась на прежних местах.[14]
Он знал, как трудно заметить джейранов на большом расстоянии: палевая окраска делает их почти неразличимыми на фоне песка. Только белые подпалины на ляжках выдают джейранов, но увидеть подпалины можно лишь тогда, когда животное повернется задом к охотнику. Сапар Мередович смотрел в бинокль с таким напряжением, что у него заслезились глаза. Безжизненно и пустынно белел такыр. Кайма горизонта слоилась, трепеща от жаркого воздуха, и казалось, что впереди маячат гребни бархан, но это был все тот же плоский глиняный стол такыра, изрезанный трещинами и побеленный там и сям пятнами соли. Неожиданно Реджеп сказал:
― Вон рогаль стоит.[14]
Здесь легко уходить —
За собой ничего не оставишь,
Только голый такыр
И песчаных холмов вереница,
И прообраз коней —
Жёлто-серый песок
Меж барханов,
Дымящих на ветре,
Струится.
Здесь такыр,
Как брусчатка, звенит
И копыта не тонут в траве.[15]
1 2 3 4 «Месяц плена у Коканцев». Сочинение Николая Северцова. — СПб.: в тип. Рюмина и Комп., 1860 г.
1 2 Н. М. Пржевальский. «От Кяхты на истоки Желтой реки». Исследование северной окраины Тибета и путь через Лоб-Нор по бассейну Тарима. — М., Государственное издательство географической литературы, 1948 г.
1 2 Н. П. Барбот де Марни «Труды Арало-Каспийской экспедиции. Выпуск VI». Приложение к Трудам Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей. — СПб.: Типография Н. А. Лебедева, 1889 г.
1 2 3 Борис Лавренёв в сборнике: «Военные приключения». Повести и рассказы. ― М.: «Воениздат», 1965 г.
1 2 Платонов А. П. Записные книжки. Материалы к биографии. — Москва, «Наследие», 2000 г.
1 2 Лоскутов М. П. Тринадцатый караван. — М.: Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР, 1958 г.
1 2 Владимир Шаров. «Рама воды»: стихи. ― Москва: ArsisBooks, 2016 г. — 84 с.
↑ Н. И. Андрусов «Труды Арало-Каспийской экспедиции. Выпуск VI». Приложение к Трудам Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей. — СПб.: Типография Н. А. Лебедева, 1889 г.
↑ Такыры (тюркск.) — пониженные участки земли с гладкой глинистой плотной поверхностью, покрытой весной водой, а позже высыхающей и трескающейся на куски в сухое время; характерны для пустынных местностей Средней Азии. (прим. авт.)
↑ Такыр — участок степи, покрытый засохшей гладкой и твердой глиной, без растительности. (прим. авт.)
↑ Александр Мееров «Сиреневый кристалл». — М.: «Химия и жизнь», № 4, 1965 г.
