У этого термина существуют и другие значения, см. Просо (значения).
Про́со, в отличие от пшена — название нелущёной крупы, получаемой после обмолота проса посевного (лат.Panicum miliaceum). Просо — одно из наиболее древних культурных растений Евразии. Просо впервые начали возделывать около 7000 лет назад в Китае и Закавказье. Плоды этого растения представляют собой — округлая, овальная или удлинённая плёнчатая зерновка диаметром 1—2 мм, белой, жёлтой, красной, коричневой или другой окраски. Такой же разной окраски бывает и просяное зерно.
Просо посевное — ценная крупяная культура. Зерно (под названием пшено) идёт для приготовления супов, каши и других кулинарных изделий; необмолоченное просо является ценным кормом для домашней птицы. Вместе с тем, другие виды из того же рода просо представляют собой только кормовые растения или даже сорняки.
Нелущёное просо
Проса приго́ршню похитив тихонько в амбаре
(С доброю целью не грех иногда и похитить!)[1]
— Николай Некрасов, «Карп Пантелеич и Степанида Кондратьевна», 1845
...вокруг него ангелов больше, чем просяных зёрен в самом большом закроме.[2]
Воробьи тоже теперь угомонились и жрать на просо не придут; а за ночь зёрнышки в колосьях более созреют и окрепнут ― завтра их выклевать будет уже трудней.[5]
«Голодной курице просо снится», – говорит старая поговорка. И неужели надолго мне будет сниться это просо, неужели я «враг народа» и должен пропадать в далёкой и холодной Колыме?..[8]:5
...большая масса <...> просяных зёрен при падении на землю всегда производит шум. Он складывается из шума отдельных зерен, и, значит, каждое зерно и каждая малейшая часть зерна должны, падая, производить шум.[9]
Взрослые ребята подошли к комбайнёру, и тот начал им отсыпать готовые просяные зерна. Это меня сильно разочаровало, я ведь хотел доказать, что смогу собирать сам.[11]
— Марсель Саитов, «Островки», 2010
В тех местах, где отдельные листочки прикрепляются к черешкам, происходит обратное явление: верхняя часть подушки (представляющаяся здесь в виде беловатого бугорка величиной с просяное зерно) всегда более напряжена, чем нижняя, вследствие этого листья оттопырены горизонтально или даже слегка пригнуты вниз. <...> То же самое, и еще резче, обнаруживается, если осторожно вдруг схватить обеими руками несколько пар листочков так, чтобы раздражить их, но не дать им захлопнуться; тогда мы заметим, что утолщенные подушечки, которые мы только что сравнили с просяными зернами, лежащие у основания каждого листочка, изменятся в цвете, из матово-белых сделаются прозрачно-зеленоватыми.[12]
― Правда! правда! ― согласился Ньютон. ― Наша Луна ― это просяное зернышко в 31/2 миллиметра, отстоящее от Земли на 38 сантиметров. Она вертится кругом Земли и движется вместе с нею кругом Солнца, как и другие планеты с их спутниками. <...>
...из Юпитера можно скатать 1390 таких шариков, как Земля. ― Это наиболее солидная планета; по нашему масштабу, он будет отстоять от Солнца на 750 метров. Она имеет восемь спутников величиной с просяные и маковые зерна.[13]
Зенон предложил еще один софизм ― «медимн зерна» (примерно мешок зерна), послуживший прототипом для знаменитых софизмов Евбулида «куча» и «лысый». Большая масса мелких, просяных например, зерен при падении на землю всегда производит шум. Он складывается из шума отдельных зерен, и, значит, каждое зерно и каждая малейшая часть зерна должны, падая, производить шум. Однако отдельное зерно падает на землю совершенно бесшумно. Значит, и падающий на землю медимн зерна не должен был бы производить шум, ведь он состоит из множества зерен, каждое из которых падает бесшумно.[9]
Для изготовления атомной бомбы нужно не только добыть редкий элемент ― уран, но еще из природной смеси изотопов урана U238 и U235 отобрать очень редкий U235, один атом которого приходится на сто сорок других. Эта задача труднее сказочной, когда мачеха, перемешав просо с маком, велела падчерице разделить их, ― разные изотопы урана несравненно менее отличимы друг от друга, чем просо от мака. Разделение изотопов ― чрезвычайно дорогой процесс.[14]
Нельзя сказать, чтобъ не было рыбы многой, ста два-три находилось ихъ въ блюдѣ и была бы ушица изрядная, еслибъ не подсыпано было туда-же просяной крупицы или пшенца и тѣмъ все дѣло не изгажено.[15]
30.8.1939. (Жене)... Горький когда-то и где-то говорил: «Если у тебя в голове заведутся вши, это, правда, неприятно, но если в ней зародятся мысли — как будешь жить?» (Цитирую на память, за точность не ручаюсь.) И вот мысли, творческие мысли меня терзают уже полтора года непрерывно... Но довольно морочить тебе голову мечтами и планами о творчестве. «Голодной курице просо снится», – говорит старая поговорка. И неужели надолго мне будет сниться это просо, неужели я «враг народа» и должен пропадать в далёкой и холодной Колыме?..[8]:5
Впрочем, в моей молодости новые писатели уже почти сплошь состояли из людей городских, говоривших много несуразного: один известный поэт, ― он ещё жив, и мне не хочется называть его, ― рассказывал в своих стихах, что он шёл, «колосья пшена разбирая», тогда как такого растения в природе никак не существует: существует, как известно, просо, зерно которого и есть пшено, а колосья (точнее, метёлки) растут так низко,что разбирать их руками на ходу невозможно...[16]
— Иван Бунин, «Из воспоминаний. Автобиографические заметки», 1948
Главным среди тюрков 031-й колонии был повар Байрам. Он раздавал кашу из китайского синего проса в рабочей зоне на лесосеке. И своим накладывал вдвое больше. И масло постное, которое полагалось размешивать, он держал в ямочке у края котла и для своих зачерпывал немного оттуда.[17]
Взрослые ребята идут собирать просяные колосья и по пути пригласили меня. Родители отпустили под ответственность двоюродного брата Наиля, хотя не поверили, что я смогу собирать колосья. А это оказалось совсем не трудно. Радуюсь тому, что я первый раз в жизни принесу домой съедобное плоды своих трудов. Недалеко работает комбайн. Взрослые ребята подошли к комбайнёру, и тот начал им отсыпать готовые просяные зерна. Это меня сильно разочаровало, я ведь хотел доказать, что смогу собирать сам. Я отказался от услуг комбайнёра, ссылаясь на то, что мой мешок уже полон. Мать извлекла из колосьев зерна и начала варить кашу.[11]
— Марсель Саитов, «Островки», 2010
Приходит мужик домой, насыпал в квашню муки, налил водою:
— Пущай киснет!
Потом насыпал в ступу проса и начал толочь и видит: наседка по сеням бродит, а цыплята все в разные стороны рассыпались. Он сейчас половил цыплят, перевязал их всех шнурочком за ножки и прицепил к курице и опять начал толочь просо; да вздумал, что ещё кринка сметаны стоит, надо сколотить её на масло. Взял эту кринку, привязал к своей жопе: «Я, дескать, буду просо толочь, а сметана тем временем станет на жопе болтаться: разом и пшено будет готово, и масло спахтано!»
Вот и толчёт просо, а сметана на жопе болтается.[18]
Мужики внимали сказанию о необъятности божией силы и власти, а Сухой Мартын, окончив псалом, пустился своими красками изображать величие творца. Он описывал, как господь облачается небесами, препоясуется зорями, а вокруг него ангелов больше, чем просяных зерен в самом большом закроме.[2]
Не прошло и несколько минут, как из женской половины через двор прошло несколько женщин; с бьющимся сердцем Джансеид различил позади медленно и важно шедшую, опираясь на посох, мать Хаджи Ибраима. Впереди была его жена с шампурами, с которых дымился шашлык. За нею служанки несли подносы с просом и рисом, чашки с хинкалом и соусами, сильно приправленными чесноком. Позади какая-то рабыня тащила целую гору чуреков.
Согнав птиц с проса, Петр Евсеевич замечал под ногами ослабевшего червя, не сумевшего уйти вслед за влагой в глубину земли. «Этот ещё тоже существует ― почву гложет! ― сердился Петр Евсеевич. ― Без него ведь никак в государстве не обойдёшься!» ― и Петр Евсеевич давил червя насмерть: пусть он теперь живёт в вечности, а не в истории человечества, здесь и так тесно. В начале ночи Петр Евсеевич возвращался на свою квартиру. Воробьи тоже теперь угомонились и жрать на просо не придут; а за ночь зёрнышки в колосьях более созреют и окрепнут ― завтра их выклевать будет уже трудней.[5]
Копенкин стоял перед портретом до тех пор, пока его невидимое волнение не разбушевалось до слез. В ту же ночь он со страстью изрубил кулака, по наущению которого месяц назад мужики распороли агенту по продразверстке живот и набили туда проса. Агент потом долго валялся на площади у церкви, пока куры не выклевали из его живота просо по зернышку.[6]
В шкафу в картонных подставках стояли десятки пробирок <...>. Они искрились и переливались, как огни в хрустальной люстре. Каждая пробирка была заткнута ваткой, и во всех кипела жизнь ― там летали, скакали и сталкивались маленькие, как просяные зернышки, мушки. Дрозофилы.[20]
― Люба, ― без надежды позвал он жену из её забытья. ― Люба!.. И смолк, вдруг вспомнив крошечную, будто просяное зерно, родинку ― под мизинцем, на правой её ноге. Щемяще трогательную родинку, про которую когда-то не знала даже она сама. И про которую он сам потом не вспоминал десятилетия. Надо же, не вспоминал никогда, и вот что-то сильно вспыхнуло там, вверху, и осветило давнее.[21]
Сколько ночей проведено здесь за последние годы? Пока он ехал, раза три принимался кропить равнину весенний дождь. А тут, проследив путь героя до лежанки, взбодрился и воодушевленно припустил: целые пригоршни капель швырял в окошко, словно просо, и они плющились о стекло и сбегали вниз кривыми иероглифами…[10]
Однажды, под вечер,
Проса пригоршню похитив тихонько в амбаре
(С доброю целью не грех иногда и похитить!),
Дева идет к ручейку, где встречать уж издавна Гуси-любимцы привыкли кормилицу-деву…
Просо за пазуху всыпав и платьице к верху поднявши
(Был уже вечер, и небо обильно росилось),
Ручки к нему простирает и ловит, как серна
Вслед беглецу устремляясь и алые губки кусая,
Полные милых упрёков, в досаде. И вот уж накрыла;
Вот уж готова схватить...[1]
— Николай Некрасов, «Карп Пантелеич и Степанида Кондратьевна», 1845
Вестимо, где польза, легка и работа,
Я помню, говаривал кум мой Сысой:
Родись только просо, косить не забота,
Семья будет с кашей, хозяин с казной.[22]
Крики, вопли, сотни грубых слов... Видно, воробьи склевали просо.
Я не понимаю: в чём вопрос?.. ―
Думаю, тогда возникли бы вопросы,
Если просо бы ― склевало воробьёв.[4]:195
— Михаил Савояров, «Против» (из сборника «Не в растения»), 1907
Среди ювелиров, знаю, Не буду и сотым,
Но первым согну хребет: К просяному зерну.[23]
А мы просо сеяли, сеяли; Ой дид, ладо, сеяли, сеяли!
А мы просо вытопчем, вытопчем;
Ой дид, ладо, вытопчем, вытопчем! А чем же вам вытоптать, вытоптать? Ой дид, ладо, вытоптать, вытоптать?
А мы коней выпустим, выпустим;
Ой дид, ладо, выпустим, выпустим!
↑ А. П. Платонов. Котлован. — Санкт-Петербург, «Азбука-классика», 2005 г.
1 2 Гачев Г. Д., «Господин Восхищение» (об отце). Литературная газета. – 13–19 февраля 2002 г. – № 6
1 2 А. А. Ивин, «По законам логики». — М.: Молодая гвардия, 1983 г.
1 2 Дина Рубина. «Белая голубка Кордовы». — М.: ЭКСМО, 2009 г.
1 2 М. И. Саитов, Островки. — Уфа: журнал «Бельские Просторы», № 10, 2010 г.
↑ К. А. Тимирязев. «Жизнь растения» (по изданию 1919 года). — М.: Сельхозгиз, 1936 г.
↑ Циолковский К. Э. в сборнике: Библиотека фантастики в 24 т. Том 6. Советская фантастика 20-40-х годов. — М.: Правда, 1987 г.
↑ Геннадий Горелик. «Андрей Сахаров. Наука и свобода». — М.: Вагриус, 2004 г.
↑ А. Болотовъ. Записки. В сборнике: Русскій бытъ по воспоминаніямъ современниковъ XVIII вѣкъ Часть II. Отъ Петра до Павла I. Выпускъ 1-й. Сборникъ отрывковъ изъ записокъ, воспоминаній и писемъ, составленный П. Е. Мельгуновой, К. В. Сивковымъ и Н. П. Сидоровымъ. — М., Типографія т-ва печатнаго и издательскаго дѣла «Задруга», 1918 г.
↑ Бунин И. А., «Гегель, фрак, метель». — М.: «Вагриус», 2008 г.
