Саво́йя (фр.Savoie, итал.Savoia, франкопров.Savouè, лат.Sapaudia) — историческая трансальпийская область в пространстве между Францией, Италией и Швейцарией. Впервые Савойя упоминается в IV веке как некая местность в Римской Галлии. Несколько веков существовала в качестве самостоятельного герцогства или королевства, в лучшие свои времена включавшего Ниццу, Геную, Женеву, Пьемонт и остров Сардиния. В 1860 году была аннексирована Францией. В настоящее время на территории французской Савойи расположены два департамента: Савойя и Верхняя Савойя.
исторические
Венецианцы папе отказали — тогда раздражённый старик обратился к Франции, Испании, Максимилиану, князьям итальянским и всем предложил участие в добыче Италии. На Венецию он наложил проклятие, и на тех, кто войдёт с нею в сношения. В Камбре в исходе 1508 г. (10 декабря) составилась известная Камбрейская лига, в которую вступили Фердинанд, Максимилиан, Людвиг, папа, король венгерский, герцог Савойский и Феррарский и мелкие итальянские владетели. Каждому определён был известный участок в добыче Венеции.[1]
Сам язык назывался то провансальским, то лемузенским, но чаще и раньше — собственно романским. Этот язык призван был играть большую роль в духовной истории средневековой Европы. Границей его распространения на севере была линия, проведенная через Сентонж, Перигор, Лемузен, Овернь, Лионнэ и Дофинэ; на юге он проникал в глубь Испании, захватывая Каталонию; этим же языком говорили в пределах Савойи и даже Женевы, Лозанны и южного Валлиса.
10 августа 1557 года герцог Савойский, Эммануил Филиберт, одержал над французами блистательную победу при Сен-Кантене (S.Quentin).[2]
— Пётр Каратыгин, «Временщики и фаворитки 16, 17 и 18 столетий», книга вторая, 1871
По духовной Карла II в случае кончины Филиппа Анжуйского испанская корона переходила к герцогу Беррийскому (третьему сыну дофина), за смертию же и этого принца к эрцгерцогу Карлу Австрийскому, который обязывался отречься от всяких наследственных прав на корону императорскую; за смертию же эрцгерцога королём Испании мог быть герцог Савойский.
— Пётр Каратыгин, «Временщики и фаворитки 16, 17 и 18 столетий», книга третья, 1871
Новые епископы, по большей части люди в высшей степени недостойные, стали, конечно, содействовать во всем замыслам герцога, и в 1513 году Джованни Савойский, самый безнравственный из всех, совершенно уступает герцогу Карлу III свою светскую власть и совершает целый ряд возмутительных насилий над свободой и жизнью граждан. <...> Когда герцог Савойский объявил, что возобновит в городе прежние уничтоженные им ярмарки, главный источник его богатства, но с условием, что будет считаться их покровителем, женевцы не поддались на удочку.
Когда свобода страны подвергалась опасности, когда герцог Савойский или другой внешний враг хотел посягнуть на вольности города или привилегии корпорации, тогда все эти ремесленники и купцы брались за оружие, чтобы защищать неприкосновенность своих прав.
— Берта Порозовская, «Жан Кальвин», 1898
После смерти ЛютераКальвин сделался признанным главой протестантского мира, и значение Виттенберга перешло к Женеве. <...> Папа набросал целый план кампании, чтобы разрушить до основания это гнездо еретиков. Короли французский и испанский, герцог Савойский должны были напасть на неё с трёх сторон; папа также давал подкрепление. Даже в случае поддержки швейцарских кантонов Женева погибла, если бы не своекорыстие союзников.
— Берта Порозовская, «Жан Кальвин», 1898
Савойская династия по традиции обладала столь малой степенью доверия к новым поколениям, что наследник никаким образом не приобщался к искусству правления. Роль наследника сводилась к тому, чтобы во время церемоний целовать руку отцу и стоять навытяжку в его присутствии.[3]
Никогда прежде отпрыск Дома Савойи не проявлял такой силы характера. Он постоянно направлял свой разум к великим вещам. При его управлении правосудие, первейшая из добродетелей, всегда процветало. Более стремящийся к миру, чем к мести, он научился побеждатьврагов скорее благодеяниями, чем мечом. В его Доме в наивысшей степени царствовала честь, умеренность нравов и порядок едва ли не монастырский. [4]:157
Виктора-Эммануила тотчас же уведомили, что получение им Пиаченцы будет поставлено в зависимость от его хорошего поведения и что степень влияния итальянских государей в предполагаемой конфедерации всё ещё является предметом обсуждения. Окончательный удар был ему нанесён обсуждением вопроса о национальной принадлежности жителей Савойи; при этом дано было попять, что если Бонапарт помог Виктору-Эммануилу освободить Италию от ига Австрии, то последний едва ли сможет отказаться освободить Савойю от ига Сардинии. Эти угрозы скоро приняли осязаемую форму в виде волнения, начавшегося вдруг по сигналу из Парижа в феодальных и католических кругах Савойи.
«Савойяры, — восклицала одна парижская газета, — устали тратить свои деньги и проливать кровь своих сынов за дело Италии».
Национальное единство — вот чего желает Италия. Луи-Наполеон этого желать не может. Кроме Ниццы и Савойи, которые уже уступлены ему Пьемонтом как плата за его помощь в образовании королевства на Севере, он ждёт удобного случая, чтобы утвердить тронМюрата на Юге, а трон своего двоюродного брата — в Центре.
Но по мере того, как обнаруживалась неизбежность объединения Северной Италии, все определеннее обрисовывалась «идея», во имя которой Франция вела эту войну. Это была идея присоединения Савойи и Ниццы к Франции. Уже во время войны раздавались голоса, которые указывали на это присоединение как на цену французского вмешательства в итальянские дела.
Теперь, во всяком случае, стало ясно, что Ницца и Савойя были той ценой, за которую Луи-Наполеон готов был пойти на воссоединение Венеции и Ломбардии с Пьемонтом, и что он запросил эту цену за своё согласие на присоединение Средней Италии, потому что получить в данный момент Венецию было невозможно. Теперь начались гнусные манёвры бонапартовских агентов в Ницце и Савойе, и крики подкупленной парижской прессы о том, что пьемонтское правительство подавляет в этих провинциях волю народа, который громко требует присоединения к Франции. Теперь, наконец, в Париже было открыто сказано, что «Альпы — естественная граница Франции, что Франция имеет право на них.»
Когда французская пресса утверждает, что Савойя по языку и обычаям близка Франции, то это по меньшей мере столь же верно, как и подобное утверждение в отношении французской Швейцарии, валонской части Бельгии и англо-нормандских островов в Ла-Манше. Народ Савойи говорит на южнофранцузском диалекте; языком образованных слоев и литературным повсюду является французский. Итальянский элемент в Савойе столь незначителен, что французский (т.е. южнофранцузский или провансальский) народный язык проник даже через Альпы в Пьемонт, до верхних долин рек Доры-Рипарии и Доры-Бальтеи. Несмотря на это, до войны решительно ничего не было слышно о симпатиях в пользу присоединения к Франции. Подобные мысли кое-где были только у отдельных лиц в Нижней Савойе, которая поддерживает некоторые торговые сношения с Францией, массе населения они были здесь так же чужды, как и во всех других пограничных с Францией и говорящих по-французски странах.
Отделённая от Пьемонта главной цепью Альп, Савойя почти всё ей необходимое получает с севера — из Женевы и частью из Лиона, так же, как, с другой стороны, кантон Тессин, лежащий к югу от альпийских проходов, снабжается из Венеции и Генуи. Если это обстоятельство — мотив для отделения от Пьемонта, то во всяком случае не мотив для присоединения к Франции, так как коммерческая метрополия Савойи — Женева. Это определяется не только географическим положением, но также мудростью французского таможенного законодательства и придирчивостью французской таможни.
...несмотря на этническое родство, общность языка и альпийскую цепь, савойяры, по-видимому, не имеют никакого желания, чтобы их осчастливили имперскими учреждениями великой французской родины. Они исполнены традиционного сознания, что не Италия завоевала Савойю, а Савойя завоевала Пьемонт. Вокруг маленькой Нижней Савойи воинственное горное племя сплотилось по всей провинции в государство, а затем спустилось на итальянскую равнину и с помощью военных и политических мер последовательно присоединило к себе Пьемонт, Монферрато, Ниццу, Ломеллину, Сардинию и Геную. Династия основала свою резиденцию в Турине и стала итальянской, но Савойя осталась колыбелью государства, и савойский крест по настоящий день остается гербом Северной Италии, от Ниццы до Римини и от Сондрио до Сиены.
В Италии в настоящее время таким собирателем земли является старинный дом Савойский.
— Борис Чичерин, «Об общих началах европейской политики и в особенности о внешней политике России»
Как бы не пал скорее в этом случае Савойский дом. Как бы не воцарилась и там такая же якобинская, радикально-либеральная республика! А раз будет и там республика, как бы не уехал вовсе из Рима сам папа, как бы не выжили его! А что это будет значить? Ведь это истинное начало конца, начало 5-го акта европейской трагедии.
— Константин Леонтьев, «Национальная политика как орудие всемирной революции»
В ноябре 2009 года полиция сообщила, что Ишор подозревался в подготовке террористического акта, целью которого должна была стать одна из баз французской армии в Верхней Савойе, в которой велась подготовка горных стрелков для отправки в Афганистан.
Природная крепость гор возле Аннеси, столицы Верхней Савойи
Весь его багаж — гитара и кошелёк, в котором у него теперь было только полтора франка, которые он должен проспать и проесть нынче же вечером. Он каждый год, уж восьмнадцать раз, проходит все лучшие, наиболее посещаемые места Швейцарии: Цюрих, Люцерн, Интерлакен, Шамуни и т. д.; через St.-Bernard проходит в Италию и возвращается через Сен-Готар или через Савойю.[6]
— За что же это его так? — полюбопытствовал пятый собеседник, Новинский, который был только помощником столоначальника и не успел ещё погрязнуть в дивидендах.
— Любил свободу и был добродетельный гражданин — вот и всё! Для Савойского дома, который тогда владел этою частью Швейцарии, этого было вполне достаточно.
— Для Саво-ойского?! — изумлённо переспросили собеседники, в воображении которых с понятием о Савойском доме соединялось представление о Викторе-Эммануиле, о Кавуре, о Гарибальди и даже о Мадзини. — А теперь-то! теперь-то Савойский дом!
— Да, господа, были времена, когда и Савойский дом вёл себя не безукоризненно! — продолжал Павлинский. [комм. 1] — В том же Шильонском замке показывают, например, высеченное в каменной скале ложе с каменным же изголовьем, на котором осуждённые проводили последнюю ночь. А иногда их обманывали: объявляли прощение и вели тёмным коридором из тюрьмы. Но в конце коридора был вырыт колодезь; осуждённый оступался в него и падал на громадные ножи, которые резали его на куски.[7]
И где бы Бонапарт ни проходил, всюду враги его терпели поражения. Карта Европы, благодаря его завоеваниям, значительно изменила свой вид; Голландия, Савойя, Швейцария существовали только номинально, на самом деле страны эти составляли часть Франции.
Мы долго глядели на горы и на чистое нежное небо над ними, в котором была безнадежная грусть осени. Мы представили самих себя далеко в сердцевине гор, где не бывала еще нога человека… Солнце стоит над глубокими и со всех сторон замкнутыми долинами, орёл парит в огромном пространстве между нами и небом… И только нас двое, и мы идем все дальше в глубину гор, как те, что гибнут в поисках эдельвейса… Не спеша работая вёслами и прислушиваясь к замирающему звону, мы говорили о путешествии в Савойю, о том, сколько времени мы можем пробыть там-то и там-то, но мысли наши снова невольно возвращались к мечтам о счастье. Красота новой для нас природы, красота искусства и религии всюду волновала нас юношеской жаждой возвысить до нее нашу жизнь, наполнить ее истинными радостями и разделить эти радости с людьми.[8]
И голубое озеро, и савойские горы, и высокое бирюзовое небо с ослепительно-жгучим солнцем, и тополи, и платаны, всё, всё, казалось, потеряло в глазах Неволина красоту и прелесть.
Неволин ушёл со станции, избегая встретить начальника станции и сторожей. И, опустив голову, ещё медленнее пошёл домой.
Дюмартрэ родился в одной из самых бедных крестьянских семей в Савойе. Учился он только в начальной школе, да и то недолго. Между тем он был один из самых умных и сметливых людей, которых мне когда-либо пришлось встретить.[9]
Тут же в числе присутствовавших оказался пехотный офицер подполковник одного из французских полков, расположенных по ту сторону Лемана, в Савойях. Само собою разумеется, мы заговорили с ним по жгучему тогда для французской армии вопросу о двух и трёхлетних сроках службы.
Впрочем, его отряд стоял пока в окрестностях Вероны. Но не в том дело. Открытка была красива, а в левом углу — Савойский герб. Розина показала подруге, и обе были в восторге.
Ложась спать, Рози́на письмо положила под подушку. И заснула она только после долгих вздохов. В своей деревне она считалась самой красивой девушкой.[11]
В Швейцарии – уйма швейцаров! С ума сойдёшь. Там почти все поголовно – швейцары. Иногда там можно прослоняться целый день и не встретишь никого, кроме швейцаров!.. Это я вам точно говорю, поскольку сам – савоярСавояров, родом из Савойи, она там совсем рядом, буквально за углом.[12]:26
Мне хотелось найти дорогу к тому голому хребту, что возвышается за лесом. Сегодня я был на этом хребте. Подъём километра три и я подошёл по тропинке к гребню: вся Савойя с её вершинами и хребтами была передо мной.
А у подножья, проходя среди полян, залитых солнцем, обставленных редкими соснами, я заметил остатки каких-то стен, фундамента, груды камней. Они сразу показались мне какими-то таинственными — потом я узнал, что это остатки римского лагеря.[13]
Полно-ка, матушка. Голиафа мы с тобой не породили. Эка беда! Не все герои с коломенскую версту. Принц Евгений Савойский тоже был мал ростом, но совершил великие дела. А звали его «маленький попик».
— Осип Мандельштам, «Я пью за военные астры, за все, чем корили меня...», 11 апреля 1931
↑ «…были времена, когда и Савойский дом вел себя не безукоризненно!» — здесь имеется в виду сотрудничество царствовавшей в Пьемонте Савойской династии с Рисорджименто — национально-освободительным движением итальянского народа. В этой связи становится понятным характер упоминания в одном ряду, через запятую почти несопоставимых и крайне далёких друг от друга деятелей Рисорджименто: его либерально-монархического крыла (король Виктор-Эммануил, Кавур) и революционно-демократического (Гарибальди, Мадзини).
↑ Т.Н. Грановский, «Лекции по истории позднего средневековья» (изд. 1849-1850)
↑ П.П. Каратыгин. «Временщики и фаворитки 16, 17 и 18 столетий» (книга вторая) (1871)
↑ Nouvelle Histoire de la Savoie, sous la Direction de Paul Guichonnet, edition Privat, Toulouse, 1996, 368 P. ISBN 27089 8315 6.
↑ Н.А. Добролюбов. «Непостижимая странность» (из неаполитанской истории) (1860) Собрание сочинений в трёх томах. Том третий. Статьи и рецензии 1860-1861. (из «Свистка»). М.: «Художественная литература», 1987
↑ Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 22 т. — М.: Художественная литература, 1979. — Т. 3.
↑ М.Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 15. Книга 2. Москва, Художественная литература, 1973, «Пошехонские рассказы» (Вечер второй. Audiatur Et Altera Pars. Городничие-бессребреники)
↑ И. Бунин. Полное собрание сочинений в 13 томах. — М.: Воскресенье, 2006 г. — Т. 1. Стихотворения (1888—1911); Рассказы (1892—1901). — С. 455-456
.JPG)
.svg){kind=logo}
