Геракл

Гера́кл (др.-греч. Ἡρακλῆς, буквально «слава Гере») — персонаж греческой мифологии, сын Зевса и Алкмены (жены Амфитриона). Он появился на свет в Фивах и был назван Алкидом, с рождения демонстрировал необыкновенную силу и храбрость. Наиболее известны его 12 подвигов. В Древнем Риме его чтили под именем Геркуле́с (лат. Herculēs). В западной культуре Геракл стал величайшим мифологическим героем, олицетворением силы и самообладания, символом победы цивилизации над варварством.

Цитаты

Сей полубог древних, заступник рода человеческого, проходил земной шар не для того, чтобы в оном истребить совершенно свирепых зверей, ибо свирепство лютых тигров и самых хищных зверей ничего не значит перед мерзостным злоупотреблением данного уполномочия и власти, но он путешествовал для истребления тиранов, на престоле сидящих, для убиения сих коронованных извергов, кои <…> заставляют сетовать тысячи людей.[1][2]

— Луи-Себастьян Мерсье, «Философские сны и видения» (Songes et visions philosophiques), 1768

Не нужно питать никакого тяготения к языческим верованиям, чтобы просто признать смерть Геркулеса более поэтичной и интересной, чем смерть Самсона. Если же сравнить жизнь обоих героев, то каким жалким кажется существование Самсона. <…> Наоборот, Геркулес является действительным национальным героем Греции. Если мы и не признаём действительности его подвигов, необходимо считаться с тем, что рассказы о них подсказываются самыми благородными чувствами. Подвиги Геркулеса отнюдь не являются проявлением одной только грубой силы: Геркулес всегда использует эту силу в защиту слабых и делает это с подкупающим великодушием. В юности Геркулес встретил на своём пути Порок и Добродетель, которые, в виде двух прелестных женщин, притягивают его, каждая к себе. Какой выбор делает Геркулес? Одна из них сверкает в его глазах тысячью соблазнов, способных подкупить молодого человека <…>. А в это время другая влечёт его на узкую, извилистую и опасную тропинку. Сын Алкмены, с рассудительностью, несвойственной его возрасту, предпочитает тропинку Добродетели, несмотря на её трудности. Он понимает, что именно это есть путь к счастью, в конце же соблазнительной широкой дороги лежат внутренние страдания. Пускай все непогрешимые папы и патриархи надрывают глотки, крича, что язычество есть дело дьявола: они не могут всё-таки отрицать, что эта языческая аллегория насквозь проникнута самой возвышенной нравственностью. Затем Геркулес проводит всю свою жизнь в борьбе с тиранами и чудовищами и действует всегда на благо людей. Он борется против всякого рода бичей человечества и истребляет самых жестоких разбойников. Параллель эта — самая убийственная для героя Библии.

— Лео Таксиль, «Забавная Библия», 1882

	Геркулес: — Что значит: «У меня есть для тебя небольшая работёнка»?
	Hercules: What do you mean, 'You've got a little job for me?'
	— Роберт Асприн, «МИФОуказания», 1982

	Уничтожив льва, Геракл уничтожил агрессию в себе! Это метафора. И вот когда, совершив 12 подвигов, он поборол, наконец, те свои несовершенства, которые свойственны большинству смертных, боги взяли его на Олимп. Точнее — в нирвану.
	— Михаил Задорнов, «Этот безумный, безумный, безумный мир…», 2005

Античные

Геркулес Фарнезский Начал владыка Эвандр: «<…> погляди на утёс тот нависший: Видишь, — отброшены вдаль обломки скал, и покинут Дом на склоне горы, и с откоса осыпались камни. Там пещера была, и в глубинах её недоступных Прятался Как-полузверь и скрывал от света дневного Гнусный свой лик. <…> Время, однако, и нам принесло желанную помощь, Бога к нам привело. Появился мститель великий: Подвигом гордый, сразив Гериона трёхтелого в битве, Прибыл в наш край победитель Алкид и добычу, ликуя, — Стадо огромных быков — вдоль реки он гнал по долине. Кака неистовый дух соблазняло любое злодейство: <…> Самых прекрасных быков четырёх увёл он из стада, Столько же тёлок украл <…>. Глыба кремня на хребте над пещерой Кака стояла, Между утёсов крутых выдаваясь острой вершиной; Там, как в удобном дому, гнездились гнусные птицы. Влево клонилась она, над рекой нависая высоко, — Справа налёг Геркулес и скалу расшатал, обрывая Корни в недрах горы, и, со склона обрушившись, глыба Пала; паденье её отдалось словно громом в эфире, Дрогнули берег и дол, и поток отхлынул в испуге. Кака подземный чертог открылся взору Алкида, Новый провал обнажил глубины тёмной пещеры, — Так разверзает порой напор неведомой силы Пропасть в толще земной, и богам ненавистное царство Взору является вдруг в глубине зияющей бездны, И от проникших лучей трепещут бледные маны. Вор, застигнут врасплох внезапно хлынувшим светом, Заперт в полой скале, метался с воем истошным; Стрелами сверху его осыпал Геркулес и любое В ход оружье пускал — и огромные камни, и сучья. Видит Как, что ему от погибели некуда скрыться; Начал он дым изрыгать из пасти, — дивное дело! — Всё своё логово мглой непроглядной наполнил поспешно. Зренья героя лишив, сгустилась под сводом пещеры Дымная тьма — лишь порой прорезал её пламени отблеск. Тут не стерпел Геркулес и в провал, огнём полыхавший, Прыгнул стремглав — туда, где сильней колыхался волнами Дым, где чёрный туман по пещере бурно клубился. Кака во тьме он настиг, изрыгавшего дым бесполезный, Крепко руками обвил, и прижал, и сдавил его, так что Вылезли тотчас глаза, пересохло бескровное горло. Двери сорвав, отворил Геркулес пещеру злодея, Небо увидело вновь похищенный скот (отпирался Вор понапрасну) и труп безобразный, который Алкидом За ноги вытащен был. <…> С той поры Геркулеса мы чтим, и потомки охотно Праздник этот блюдут. — рассказ (часть одного из 12 подвигов) объясняет происхождение его культа в Риме; перевод С. А. Ошерова

— Вергилий, «Энеида» (VIII, 185, 200-5, 7-8, 33-65, 68-9)

… количеством нужд дети превосходят взрослых, женщины — мужчин, больные — здоровых, короче говоря, всегда и везде низшее нуждается в большем, чем высшее. Вот почему боги ни в чём не нуждаются, а те, кто всего ближе стоит к богам, имеют наименьшие потребности. Ну, а Геракл, лучший из смертных, божественный муж, сам справедливо признанный за бога? Неужели ты думаешь, несчастная судьба заставляла его бродить по земле обнажённым, с одной лишь львиной шкурой на теле, и не знать ни одной из ваших нужд? Однако далеко не был несчастным он, сам защищавший других от бед; не был он, равно, и бедняком, ибо и суша и море были ему подвластны. <…> Геракл был силён духом и вынослив телом, хотел силы, а роскоши не желал.

— Лукиан, «Киник»

• см. Лукиан, «Разговоры в царстве мёртвых» (XVI), 167

	Геракл, как передают, проявлял величайшую мягкость по отношению к врагам — ведь он впервые сложил оружие, чтобы дать им похоронить павших, хотя в его времена не было принято заботиться об убитых и трупы оставляли на съедение псам.
	— Клавдий Элиан, «Пёстрая история» (книга XII, 27)

Когда Геракл спал в Ливии после своей победы над Антеем, на него напали пигмеи, говоря, что хотят отомстить за Антея; они утверждают, что они родные братья Антея <…>. Но что за смелость у них! Они решили напасть на Геракла и убить его, когда он спит, а ведь они должны были бы бояться его, даже когда он не бодрствует. Геракл спит на мягком песке, так как усталость охватила его, и всею грудью он дышит во время сна открытым ртом, весь исполненный сна. Сам Сон стоит около него в человеческом виде, ставя себе в великую честь, что свалил Геракла. <…> Войско пигмеев окружило Геракла; одна их фаланга идёт войной на левую его руку, два другие отряда нападают на правую, более сильную, а обе его ноги осаждены стрелками и толпой пращников, поражённых ужасом при виде огромности геракловых икр. Те же, кто идут войной на его голову, пододвигают машины, как будто к какой-нибудь крепости, к волосам прикладывают огонь, к глазам — вилы, иные к его рту ворота приделывают, а к носу, думаю, двери, так чтоб Геракл даже не мог и дышать, когда будет захвачена его голова. Вот что делают они около спящего, но смотри, как он поднимается и смеётся над этой опасностью и, собрав всех врагов, кладёт их в львиную шкуру и, думаю, собирается нести их Эврисфею. — перевод: С. П. Кондратьев, 1936

— Филострат Лемносский, «Картины» (II, 22)

Гомер

Гера страдала, как сын Амфитриона мощный В перси её поразил треконечною горькой стрелою. Лютая боль безотрадная Геру богиню терзала! Сам Айдес, меж богами, ужасный, страдал от пернатой. Тот же погибельный муж, громовержцева отрасль, Айдеса, Ранив у врат подле мёртвых, в страдания горькие ввергнул. <…> Дерзкий, неистовый! он не страшась совершал злодеянья: Луком богов оскорблял, на Олимпе великом живущих! <…> великими теми мужами, Кои от Зевса родились, меж древних племён человеков, И каков, повествуют, великая сила Геракла, Был, <…> герой дерзновеннейший, львиное сердце! Он, приплывши сюда, чтоб взыскать с Лаомедона коней, Только с шестью кораблями, с дружиною ратною малой, Град Илион разгромил и пустынными стогны оставил! <…> Афина: «<…> несколько раз я спасала Сына [Кронида], Эврисфеем томимого в подвигах тяжких. Там он вопил к небесам, и меня от высокого неба Сыну его помогать ниспослал Олимпиец Кронион. Если б я прежде умом проницательным то предузнала, В дни, как его Эврисфей посылал во Аид крепковратньй Пса увести из Эреба, от страшного бога Аида, — Он не избегнул бы гибельных вод глубокого Стикса». <…> Смерти не мог избежать ни Геракл, из мужей величайший, Как ни любезен он был громоносному Зевсу Крониду; Мощного рок одолел и вражда непреклонная Геры. — об обстоятельствах его рождения см. XIX, 91-133; перевод Н. И. Гнедича

— «Илиада» (V, 392-7, 403-4, 636-43; VIII, 362-9; XVIII, 117-9)

… вступи[л] в Аидову мглистую область. <…> Видел я там и Гераклову силу, один лишь Призрак воздушный; а сам он с богами на светлом Олимпе Сладость блаженства вкушал[3] близ супруги Гебеи, цветущей Дочери Зевса от златообутой владычицы Геры. Мёртвые шумно летали над ним, как летают в испуге Хищные птицы; и, тёмной подобяся ночи, держал он Лук напряжённый с стрелой на тугой тетиве, и ужасно Вдруг озирался, как будто готовяся выстрелить; страшный Перевязь блеск издавала, ему поперёк перерезав Грудь златолитным ремнём, на котором с чудесным искусством Львы грозноокие, дикие вепри, лесные медведи, Битвы, убийства, людей истребленье изваяны были; Тот, кто свершил бы подобное чудо искусства, не мог бы, Сам превзошедши себя, ничего уж создать совершенней. Взор на меня устремив, угадал он немедленно, кто я; Жалобно, тяжко вздохнул и крылатое бросил мне слово: <…> «Иль и тобой, злополучный, судьба непреклонно играет Так же, как мной под лучами всезрящего солнца играла? Сын я Крониона Зевса; но тем от безмерных страданий Не был спасён; покориться под власть недостойного мужа Мне повелела судьба. И труды на меня возлагал он Тяжкие. Так и отсюда был пса троеглавого должен Я увести: уповал он, что будет мне труд не по силам. Я же его совершил, и похищен был пёс у Аида; Помощь мне подали Эрмий и дочь громовержца Афина». — перевод В. А. Жуковского

— «Одиссея» (X, 512 и XI, 601-26)

Что до Ифита — искал лошадей он пропавших. Их было Счётом двенадцать кобыл и при них жеребята их, мулы. Стали они для него убийством и роком, когда он К Зевсову сыну позднее пришёл, крепкодушному мужу И соучастнику многих насилий, герою Гераклу. Гостя он умертвил своего — и в собственном доме! Не устыдился ни взора богов, ни стола, на котором Сам он его угощал, нечестивец! Его умертвил он И беззаконно присвоил коней его крепкокопытных. — перевод В. В. Вересаева

— «Одиссея» (XXI, 22-30)

Примечания

1. ↑ С. Мерсье. Философические сны. Ч. 1. — М.: типография Новикова, 1781. — С.186.
2. ↑ Н. Степанов. Примечания // И. А. Крылов. Сочинения в 2 томах. Т. 2. — М.: Правда, 1969. — С. 452.
3. ↑ Это, очевидно, позднейшая вставка для примирения более раннего представления о Геракле — смертном герое с возникшим позже мифом о том, что после смерти он стал богом. (С. А. Ошеров. Примечания // Гомер. Одиссея. — М.: ГИХЛ, 1959.)