Что делать? (роман)

Что делать? (роман)

Обложка первого издания романа в виде отдельной книги. 1867 год ;

Статья в Википедии

Тексты в Викитеке

«Что делать? (Из рассказов о новых людях)»  — роман Николая Чернышевского, написанный в декабре 1862 — апреле 1863 гг., во время заключения в Петропавловской крепости Санкт-Петербурга. Написан отчасти в ответ на роман Ивана Тургенева «Отцы и дети».

Цитаты

Глава первая. Жизнь Веры Павловны в родительском семействе

Я как человек положительный интересуюсь более существенным. Я рассматривал ее бюст — II

Брак? ярмо? предрассудок? Никогда! я запретила тебе говорить мне такие глупости — II

	Я не хочу ни властвовать, ни подчиняться, я не хочу ни обманывать, ни притворяться, я не хочу смотреть на мнение других, добиваться того, что рекомендуют мне другие, когда мне самой это не нужно. — VI
	— Вера Павловна

То, что называют возвышенными чувствами, идеальными стремлениями, — всё это в общем ходе жизни совершенно ничтожно перед стремлением каждого к своей пользе, и в корне само состоит из того же стремления к пользе. — VIII

Не всякий тот любит женщину, кому неприятно получить от неё отказ. — IX

Глава 2. Первая любовь и законный брак

	Делать, что хочу, — жить, как хочу, никого не спрашиваясь, ничего ни от кого не требовать, ни в ком, ни в ком не нуждаться! Я так хочу жить! — IV
	— Вера Павловна

Значит, если при простом чувстве, слабом, слишком слабом перед страстью, любовь ставит вас в такое отношение к человеку, что вы говорите: «Лучше умереть, чем быть причиною мученья для него», если простое чувство так говорит, что же скажет страсть, которая в тысячу раз сильнее? Она скажет : «Скорее умру, чем не то, что попробую, не то, что попрошу, а скорее допущу, чтобы этот человек сделал для меня что-нибудь, кроме того, что ему самому приятно; умру скорее, чем допущу, чтобы он для меня стал к чему-нибудь принуждать себя, в чём-нибудь стеснять себя». — IV

— Лопухов

Например, по чему сейчас можно заметить амурные шашни? По заглядыванию за корсет. Вот Верочка играет, Дмитрий Сергеич стоит и слушает, а Марья Алексевна смотрит, не запускает ли он глаз за корсет, - нет, и не думает запускать! — VII

Для науки не годится стихотворная форма — VIII

	Если деньги завелись, то кутнуть можно — XV
	— Лопухов

	Марья Алексевна, вы не пробовали никогда перед обедом рюмку водки? Это очень полезно, особенно вот этой, горькой померанцевой. Я вам говорю как медик. Пожалуйста, попробуйте. Нет, нет, непременно попробуйте. Я как медик предписываю попробовать — XVII
	— Лопухов

	Всякий пусть охраняет свою независимость всеми силами от всякого, как бы ни любил его, как бы ни верил ему. — XVIII
	— Лопухов

	Льстят затем, чтобы господствовать под видом покорности — XVIII
	— Вера Павловна

	аНе был до сих пор так глуп, чтобы приносить жертвы, — надеюсь, и никогда не буду. Как для меня лучше, так и сделал. Не такой человек, чтобы приносить жертвы. Да их и не бывает, никто и не приносит; это фальшивое понятие: жертва — сапоги всмятку[1]. — XIX
	— Лопухов

	Я никого, кроме себя, не люблю, Вера Павловна — XXI
	— Кирсанов

Люди делятся на два разряда - дураков и плутов: "кто не дурак, тот плут, непременно плут, думали вы, а не плутом может быть только дурак". Этот взгляд был очень верен, Марья Алексевна, до недавнего времени был совершенно верен, Марья Алексевна. Вы встречали, Марья Алексевна, людей, которые говорили очень хорошо, и вы видели, что все эти люди, без исключения, -- или хитрецы, морочащие людей хорошими словами, или взрослые глупые ребята, не знающие жизни и не умеющие ни за что приняться — XXIV

— Лопухов

	Ваши средства были дурны, но ваша обстановка не давала вам других средств. Ваши средства принадлежат вашей обстановке, а не вашей личности — XXIV
	— Лопухов

Глава 3. Замужество и вторая любовь

Движение — это жизнь, а реальность и жизнь одно и то же. Но жизнь имеет главным своим элементом труд, а потому главный элемент реальности - труд, и самый верный признак реальности - дельность — III

Труд представляется в антропологическом анализе коренною формою движения, дающего основание и содержание всем другим формам: развлечению, отдыху, забаве, веселью; они без предшествующего труда не имеют реальности — III

	Дружба хороша, но не сердитесь, сигара на диване, в халате - еще лучше — VII
	— Кирсанов

Люди того типа, к которому принадлежали Лопухов и Кирсанов, кажутся одинаковы людям не того типа. Каждый из них - человек отважный, не колеблющийся, не отступающий, умеющий взяться за дело, и если возьмется, то уже крепко хватающийся за него, так что оно не выскользнет из рук: это одна сторона их свойств: с другой стороны, каждый из них человек безукоризненной честности, такой, что даже и не приходит в голову вопрос: "можно ли положиться на этого человека во всем безусловно?" — VIII

	Никакие другие ласки так не ласкают и не дают такой неги, как взгляд — XIV
	— Крюкова

Идиллия нынче не в моде, и я сам вовсе не люблю её, то есть лично я не люблю, как не люблю гуляний, не люблю спаржи, — мало ли, до чего я не охотник? ведь нельзя же одному человеку любить все блюда, все способы развлечений; но я знаю, что эти вещи, которые не по моему личному вкусу, очень хорошие вещи, что они по вкусу, или были бы по вкусу, гораздо большему числу людей, чем те, которые, подобно мне, предпочитают гулянью — шахматную игру, спарже — кислую капусту с конопляным маслом; я знаю даже, что у большинства, которое не разделяет моего вкуса к шахматной игре, и радо было бы не разделять моего вкуса к кислой капусте с конопляным маслом, что у него вкусы не хуже моих, и потому я говорю: пусть будет на свете как можно больше гуляний, и пусть почти совершенно исчезнет из света, останется только античною редкостью для немногих, подобных мне чудаков, кислая капуста с конопляным маслом! — XVI, от автора

Эгоисты и материалисты, ведь они все делают, собственно, только в удовольствие себе — XVIII

Если не спится, надобно принять морфия — XXI

	Золотой век -- он будет, Дмитрий, это мы знаем, но он еще впереди. Железный проходит, почти прошел, но золотой еще не настал — XXII
	— Кирсанов

То, что делается по расчёту, по чувству долга, по усилию воли, а не по влечению натуры, выходит безжизненно. Только убивать что-нибудь можно этим средством, как ты и делал над собою, а делать живое — нельзя. — XXII

Что значит любить человека? Это значит радоваться тому, что хорошо для него, иметь удовольствие в том, чтобы делать все, что нужно, чтобы ему было лучше — XXIV

Счастья нет без свободы — XXVII

Да, смешные это люди, как Рахметов, очень забавны. Это я для них самих говорю, что они смешны, говорю потому, что мне жалко их; это я для тех благородных людей говорю, которые очаровываются ими: не следуйте за ними, благородные люди, говорю я, потому что скуден личными радостями путь, на который они зовут вас: но благородные люди не слушают меня и говорят: нет, не скуден, очень богат, а хоть бы и был скуден в ином месте, так не длинно же оно, у нас достанет силы пройти это место, выйти на богатые радостью, бесконечные места. <…> Мало их, но ими расцветает жизнь всех; без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их, но они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало; но они в ней — теин в чаю, букет в благородном вине; от них ее сила и аромат; это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли. — XXIX

	В развитом человеке не следует быть <ревности>. Это искажённое чувство, это фальшивое чувство, это гнусное чувство…. Это следствие взгляда на человека, как на мою принадлежность, как на вещь. — XXX
	— Рахметов

Я хотел изобразить обыкновенных порядочных людей нового поколения, людей, которых я встречаю целые сотни. Я взял троих таких людей: Веру Павловну, Лопухова, Кирсанова. <…> Не покажи я фигуру Рахметова, большинство читателей сбилось бы с толку насчет главных действующих лиц моего рассказа. Я держу пари, что до последних отделов этой главы Вера Павловна, Кирсанов, Лопухов казались большинству публики героями, лицами высшей натуры, пожалуй, даже лицами идеализированными, пожалуй, даже лицами невозможными в действительности по слишком высокому благородству. Нет, друзья мои, злые, дурные, жалкие друзья мои, это не так вам представлялось: не они стоят слишком высоко, а вы стоите слишком низко. <…> На той высоте, на которой они стоят, должны стоять, могут стоять все люди. Высшие натуры, за которыми не угнаться мне и вам, жалкие друзья мои, высшие натуры не таковы. Я вам показал легкий абрис профиля одной из них: не те черты вы видите. — XXXI

Глава 4. Второе замужество

У человека, проводящего жизнь как должно, время разделяется на три части: труд, наслаждение и отдых или развлечение. Наслаждение точно так же требует отдыха, как и труд — I

Каждому хочется, чтобы в его внутренней жизни был уголок, куда никто не залезал бы — I

	Организация женщины едва ли не выше, чем мужчины, что поэтому женщина едва ли не оттеснит мужчину на второй план в умственной жизни, когда пройдет господство грубого насилия, мы оба с тобою выводили эту вероятность из наблюдения над жизнью; в жизни больше встречается женщин, чем мужчин, умных от природы — VII
	— Вера Павловна

	У женщины нервы эластичнее, имеют более прочную структуру, а если так, они должны легче и тверже выдерживать потрясения и тяжелые чувства — VII
	— Кирсанов

	Если человек думает "не могу", - то и действительно не может. — VII
	— Кирсанов

Нужно иметь такое дело, от которого нельзя отказаться, которого нельзя отложить, — тогда человек несравненно твёрже. — VIII

Смотри на жену, как смотрел на невесту, знай, что она каждую минуту имеет право сказать: «Я недовольна тобою, прочь от меня»; смотри на неё так, и она через девять лет после твоей свадьбы будет внушать тебе такое же поэтическое чувство, как невеста, нет, более поэтическое, более идеальное в хорошем смысле слова. — XIV

Только тот любит, кто помогает любимой женщине возвышаться до независимости. — XV

Люди были, как животные. Они перестали быть животными, когда мужчина стал ценить в женщине красоту. — XVI

Нет ничего выше человека, нет ничего выше женщины — XVI

Здание, громадное, громадное здание, каких теперь лишь по нескольку в самых больших столицах, — или нет, теперь ни одного такого! Оно стоит среди нив и лугов, садов и рощ. Нивы — это наши хлеба, только не такие, как у нас, а густые, густые, изобильные, изобильные. Неужели это пшеница? Кто ж видел такие колосья? Кто ж видел такие зерна? Только в оранжерее можно бы теперь вырастить такие колосья с такими зернами. Поля, это наши поля; но такие цветы теперь только в цветниках у нас. Сады, лимонные и апельсинные деревья, персики и абрикосы, — как же они растут на открытом воздухе? О, да это колонны вокруг них, это они открыты на лето; да, это оранжереи, раскрывающиеся на лето. Рощи — это наши рощи: дуб и липа, клен и вяз, — да, рощи те же, как теперь; за ними очень заботливый уход, нет в них ни одного больного дерева, но рощи те же, — только они и остались те же, как теперь. Но это здание, — что ж это, какой оно архитектуры? Теперь нет такой; нет, уж есть один намек на нее, — дворец, который стоит на Сайденгамском холме: чугун и стекло, чугун и стекло — только. Нет, не только: это лишь оболочка здания, это его наружные стены; а там, внутри, уж настоящий дом, громаднейший дом: он покрыт этим чугунно-хрустальным зданием, как футляром; оно образует вокруг него широкие галлереи по всем этажам. Какая легкая архитектура этого внутреннего дома, какие маленькие простенки между окнами, — а окна огромные, широкие, во всю вышину этажей! Его каменные стены — будто ряд пилястров, составляющих раму для окон, которые выходят на галлерею. Но какие это полы и потолки? Из чего эти двери и рамы окон? Что это такое? серебро? платина? Да и мебель почти вся такая же, — мебель из дерева тут лишь каприз, она только для разнообразия, но из чего ж вся остальная мебель, потолки и полы? «Попробуй подвинуть это кресло», — говорит старшая царица. Эта металлическая мебель легче нашей ореховой. Но что ж это за металл? Ах, знаю теперь, Саша показывал мне такую дощечку, она была легка, как стекло, и теперь уж есть такие серьги, брошки, да, Саша говорил, что, рано или поздно, алюминий заменит собою дерево, может быть, и камень. Но как же все это богато! Везде алюминий и алюминий, и все промежутки окон одеты огромными зеркалами. И какие ковры на полу! Вот в этом зале половина пола открыта, тут и видно, что он из алюминия. «Ты видишь, тут он матовый, чтобы не был слишком скользок, — тут играют дети, а вместе с ними и большие; вот и в этом зале пол тоже без ковров, — для танцев». И повсюду южные деревья и цветы; весь дом — громадный зимний сад. — XVI. Четвёртый сон Веры Павловны (8)

Глава 5. Новые лица и развязка

Чем дальше, тем лучше — XXIII

Можно, дети, и влюбляться можно, и жениться можно, только с разбором, и без обмана, без обмана, дет — XXIII

О романе

	О романе Чернышевского толковали не шёпотом, не тишком, — но во всю глотку в залах, на подъездах, за столом г-жи Мильбрет и в подвальной пивнице Штенбокова пассажа. Кричали: «гадость», «прелесть», «мерзость» и т. п. — все на разные тоны.[2]
	— Николай Лесков

Чернышевского роман, наоборот, возбуждает молчаливое отвращение, даже в редакторах «Современника», заплативших ему 4 т. сер., которые 4 т. в это отвращение, вероятно, и входят доброй частию. Молчание тут не нарушалось бы и при выпуске автора из крепости, ибо надо было бы говорить вообще с омерзением к лицам и произведению вообще, а на это не всякий час охота бывает. Чернышевский походит на старика, который надел детскую рубашонку и нагишом бегает по улицам, то у него послышится хриплый голос Симеона Столпника, целую неделю питавшегося собственным говном, то вдруг рассюсюкает по-ребячески ― а впрочем, чёрт его возьми. А есть из докторов и клинических студентов, которые на все это юродство с умилением смотрят и обещают скоро мощи автора и близкое исцеление от них всего человечества. Вот и все наши интересы, но главнейший все-таки тот, что все государство с ужасом открыло, что через каждые 8 ― 10 лет Европа будет поднимать вопрос о его существовании. Теперь идет горячка патриотизма, но за ней стоит и растёт мысль ― что делать?[3]

— Павел Анненков, Письма к Тургеневу, 1863

	Для русской молодёжи того времени она <книга «Что делать?»> была своего рода откровением и превратилась в программу, сделалась своего рода знаменем.[4]
	— Пётр Кропоткин

	Роман «Что делать?» меня всего глубоко перепахал. Это вещь, которая даёт заряд на всю жизнь.[5]
	— Владимир Ленин

Примечания

1. ↑ Оборот «жертва — сапоги всмятку» вошёл в разговорную речь и восходит к «Мёртвым душам» Гоголя: «Это выходит просто: Андроны едут, чепуха, белиберда, сапоги всмятку! это просто, черт побери!..» (том I, глава 9)
2. ↑ «Северная пчела». 1863. № 142
3. ↑ П.В.Анненков. Письма к И.С.Тургеневу. Книга 1. 1852-1874 гг. — СПб.: «Наука», 2005 г.
4. ↑ Кропоткин П. А. Идеалы и действительность в русской литературе. — СПб., 1907. — С. 306—307
5. ↑ Фраза приводится в воспоминаниях Н. В. Валентинова «Встречи с Лениным» (1953).