«Анна Каренина» — роман Льва Николаевича Толстого, написанный в 1873—1877 годах.
Часть первая
- «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.» (Часть I, Гл. I)
- «Всё смешалось в доме Облонских.» (Часть I, Гл. I)
- «Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были, и, в-третьих, — главное — в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.» (Часть I, Гл. V)
- «Он узнал, что она тут, по радости и страху, охватившим его сердце. Она стояла, разговаривая с дамой, на противоположном конце катка. Ничего, казалось, не было особенного ни в ее одежде, ни в ее позе; но для Лёвина так же легко было узнать ее в этой толпе, как розан в крапиве. Все освещалось ею. Она была улыбка, озарявшая все вокруг.» (Часть I, Гл. IX)
- «Для него все девушки в мире разделяются на два сорта: один сорт — это все девушки в мире, кроме ее, и эти девушки имеют все человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные; другой сорт — она одна, не имеющая никаких слабостей и превыше всего человеческого.» (Часть I, Гл. X)
- «Отрицание факта — не ответ.» (Часть I, Гл. XI)
- «Все разнообразие, вся прелесть, вся красота жизни слагается из тени и света.» (Часть I, Гл. XI)
- «Я нигде так не скучал по деревне, русской деревне, с лаптями и мужиками, как прожив с матушкой зиму в Ницце. Ницца сама по себе скучна, вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто хороши только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня.» (Часть I, Гл. XIV)
- «Лёвин помнил, как в то время, когда Николай был в периоде набожности, постов, монахов, служб церковных, когда он искал в религии помощи, узды на свою страстную натуру, никто не только не поддержал его, но все, и он сам, смеялись над ним. Его дразнили, звали его Ноем, монахом; а когда его прорвало, никто не помог ему, а все с ужасом и омерзением отвернулись.» (Часть I, Гл. XXIV)
Часть вторая
- «Он знал очень хорошо, что в глазах Бетси и всех светских людей он не рисковал быть смешным. Он знал очень хорошо, что в глазах этих лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может быть смешна…» (Часть II, Гл. IV)
- «Я не могу думать о вас и о себе отдельно. Вы и я для меня одно» (Часть II, Гл. VII)
- «…Ты считаешь Вронского аристократом, но я нет. Человек, отец которого вылез из ничего пронырством, мать которого Бог знает с кем не была в связи… Нет, уж извини, но я считаю аристократом себя и людей, подобных мне, которые в прошедшем могут указать на три-четыре честные поколения семей, находившихся на высшей степени образования (дарованье и ум — это другое дело), и которые никогда ни перед кем не подличали, никогда ни в ком не нуждались, как жили мой отец, мой дед…» (Часть II, Гл. XVII)
- «Мать Вронского, узнав о его связи, сначала была довольна — и потому, что ничто, по ее понятиям, не давало последней отделки блестящему молодому человеку, как связь в высшем свете, и потому, что столь понравившаяся ей Каренина, так много говорившая о своем сыне, была все-таки такая же, как и все красивые и порядочные женщины, по понятиям графини Вронской.» (Часть II, Гл. XVIII)
- «Большинство молодых женщин, завидовавших Анне, которым уже давно наскучило то, что ее называют справедливою, радовались тому, что они предполагали, и ждали только подтверждения оборота общественного мнения, чтоб обрушиться на нее всею тяжестью своего презрения. Они приготавливали уже те комки грязи, которыми они бросят в нее, когда придет время.» (Часть II, Гл. XVIII)
- «Позор и срам! — отвечал полковник. — Одного боишься — это встречаться с русскими за границей.» (Часть II, Гл. XXXI)
- «На Вареньке она поняла, что стоило только забыть себя и любить других, и будешь спокойна, счастлива и прекрасна. И такою хотела быть Кити…» (Часть II, Гл. XXXIII)
Часть третья
- «… для Дарьи Александровны сбылись хотя отчасти ее ожидания, хотя не спокойной, но удобной деревенской жизни. Спокойною с шестью детьми Дарья Александровна не могла быть. Один заболевал, другой мог заболеть, третьему недоставало чего-нибудь, четвертый выказывал признаки дурного характера, и т. д. и т. д. Редко, редко выдавались короткие спокойные периоды. Но хлопоты и беспокойства эти были для Дарьи Александровны единственно возможным счастьем. Если бы не было этого, она бы оставалась одна со своими мыслями о муже, который не любил ее. Но кроме того, как ни тяжелы были для матери страх болезней, самые болезни и горе в виду признаков дурных наклонностей в детях, — сами дети выплачивали ей уж теперь мелкими радостями за ее горести. Радости эти были так мелки, что они незаметны были, как золото в песке, и в дурные минуты она видела одни горести, один песок; но были и хорошие минуты, когда она видела одни радости, одно золото.» (Часть III, Гл. VII)
- «Притворство в чем бы то ни было может обмануть самого умного, проницательного человека: но самый ограниченный ребенок, как бы оно ни было искусно скрываемо, узнает его и отвращается.» (Часть III, Гл. IX)
- «Бог дал день, Бог дал силы. И день и силы посвящены труду, и в нём самом награда.» (Часть III, Гл. XII)
- «Всякий человек, зная до малейших подробностей всю сложность условий, его окружающих, невольно предполагает, что сложность этих условий и трудность их уяснения есть только его личная, случайная особенность, и никак не думает, что другие окружены такою же сложностью своих личных условий, как и он сам» (Часть III, Гл. XIX)
- «Женщины – это главный камень преткновения в деятельности человека.» (От лица генерала Серпуховского) (Часть III, Гл. XXI)
- «Рабочие не хотят работать хорошо и работать хорошими орудиями. Рабочий наш только одно знает — напиться, как свинья, пьяный и испортит все, что вы ему дадите. Лошадей опоит, сбрую хорошую оборвет, колесо шинованное сменит, пропьет, в молотилку шкворень пустит, чтобы ее сломать. Ему тошно видеть все, что не по его.» (Часть III, Гл. XXVII)
- «Лёвин уже давно сделал замечание, что когда с людьми бывает неловко от их излишней уступчивости, покорности, то очень скоро сделается невыносимо от их излишней требовательности и придирчивости.» (Часть III, Гл. XXXII)
Часть четвертая
- «Она была совсем не та, какою он видел ее первое время. И нравственно и физически она изменилась к худшему. Она вся расширела, и в лице ее, в то время как она говорила об актрисе, было злое, искажавшее ее лицо выражение. Он смотрел на нее, как смотрит человек на сорванный им и завядший цветок, в котором он с трудом узнает красоту, за которую он сорвал и погубил его.» (Часть IV, Гл. III)
- «Кто хочет результата, тот допускает и средства.» (Часть IV, Гл. VI)
- «Спасать можно человека, который не хочет погибать; но если натура вся так испорчена, развращена, что самая погибель кажется ей спасением, то что же делать?» (Часть IV, Гл. XII)
Часть пятая
- «Если вы любите свое чадо, то вы, как добрый отец, не одного богатства, роскоши, почести будете желать своему детищу; вы будете желать его спасения, его духовного просвещения светом истины. Не так ли? Что же вы ответите ему, когда невинный малютка спросит у вас: „Папаша! кто сотворил все, что прельщает меня в этом мире, — землю, воды, солнце, цветы, травы?“ Неужели вы скажете ему: „Я не знаю“? Вы не можете не знать, когда господь Бог по великой милости своей открыл вам это. Или дитя ваше спросит вас: „Что ждет меня в загробной жизни?“ Что вы скажете ему, когда вы ничего не знаете? Как же вы будете отвечать ему? Предоставите его прелести мира и дьявола? Это нехорошо!» (Часть V, Гл. I)
- «Люди, которые делать ничего не могут, должны делать людей, а остальные — содействовать их просвещению и счастию.» (Часть V, Гл. II)
- «Оставшись один и вспоминая разговоры этих холостяков, Лёвин еще раз спросил себя: есть ли у него в душе это чувство сожаления о своей свободе, о котором они говорили? Он улыбнулся при этом вопросе. "Свобода? Зачем свобода? Счастие только в том, чтобы любить и желать, думать ее желаниями, ее мыслями, то есть никакой свободы, - вот это счастье!"» (Часть V, Гл. II)
- «Воспоминание о зле, причиненном мужу, возбуждало в ней чувство, похожее на отвращение и подобное тому, какое испытывал бы тонувший человек, оторвавший от себя вцепившегося в него человека. Человек этот утонул. Разумеется, это было дурно, но это было единственное спасенье, и лучше не вспоминать об этих страшных подробностях.» (Часть V, Гл. VIII)
- «Нельзя запретить человеку сделать себе большую куклу из воска и целовать ее. Но если б этот человек с куклой пришел и сел пред влюбленным и принялся бы ласкать свою куклу, как влюбленный ласкает ту, которую он любит, то влюбленному было бы неприятно» (Часть V, Гл. XIII)
- «Лёвин был счастлив, но, вступив в семейную жизнь, он на каждом шагу видел, что это было совсем не то, что он воображал. На каждом шагу он испытывал то, что испытывал бы человек, любовавшийся плавным, счастливым ходом лодочки по озеру, после того как он бы сам сел в эту лодочку. Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно, не качаясь, — надо еще соображаться, ни на минуту не забывая, куда плыть, что под ногами вода и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть на это легко, а что делать это хотя и очень радостно, но очень трудно.» (Часть V, Гл. XIV)
- «Он понял, что она не только близка ему, но что он теперь не знает, где кончается она и начинается он» (Часть V, Гл. XIV)
Часть седьмая
- «Только в самое первое время в Москве те странные деревенскому жителю, непроизводительные, но неизбежные расходы, которые потребовались от него со всех сторон, поражали Лёвина. Но теперь он уже привык к ним. С ним случилось в этом отношении то, что, говорят, случается с пьяницами: первая рюмка — колóм, вторая соколóм, а после третьей — мелкими пташечками.» (Часть VII, Гл. II)
- «— Вы говорите — нравственное воспитание. Нельзя себе представить, как это трудно! Только что вы побороли одну сторону, другие вырастают, и опять борьба. Если не иметь опоры в религии, — помните, мы с вами говорили, — то никакой отец одними своими силами без этой помощи не мог бы воспитывать.» (Часть VII, Гл. IV)
- «Нет таких условий, к которым человек не мог бы привыкнуть, в особенности если он видит, что все окружающие его живут так же.» (Часть VII, Гл. XIII)
- «Для того чтобы предпринять что-нибудь в семейной жизни, необходимы или совершенный раздор между супругами, или любовное согласие. Когда же отношения супругов неопределенны и нет ни того, ни другого, никакое дело не может быть предпринято.» (Часть VII, Гл. XXIII)
- «Уважение выдумали для того, чтобы скрывать пустое место, где должна быть любовь.» (Часть VII, Гл. XXIV)
- «Как многое из того, что казалось мне тогда прекрасно и недоступно, стало ничтожно, а то, что было тогда, теперь навеки недоступно.» (Часть VII, Гл. XXVIII)
- «Моя любовь всё делается страстнее и себялюбивее, а его всё гаснет и гаснет, и вот отчего мы расходимся, и помочь этому нельзя. У меня всё в нём одном, и я требую, чтоб он весь больше и больше отдавался мне. А он всё больше и больше хочет уйти от меня. Мы именно шли навстречу до связи, а потом неудержимо расходимся в разные стороны. И изменить этого нельзя. Он говорит мне, что я бессмысленно ревнива, и я говорила себе, что я бессмысленно ревнива; но это неправда. Я не ревнива, а я недовольна…» (Часть VII, Гл. XXX)
Часть восьмая
- «То, что он называл своими убеждениями, было не только незнание, но что это был такой склад мысли, при котором невозможно было знание того, что ему нужно было.» (Часть VIII, Гл. VIII)
- «Без знания того, что я такое и зачем я здесь, нельзя жить. А знать я этого не могу, следовательно нельзя жить» (Часть VIII, Гл. IX)
- «Если добро имеет причину, оно уже не добро; если оно имеет последствие — награду, оно тоже не добро. Стало быть, добро вне цепи причин и следствий.» (Часть VIII, Гл. XII)
- «Я ничего не открыл. Я только узнал то, что я знаю» (Часть VIII, Гл. XII)
- «Я искал ответа на мой вопрос. А ответа на мой вопрос не могла мне дать мысль, – она несоизмерима с вопросом. Ответ мне дала сама жизнь, в моем знании того, что хорошо и что дурно. А знание это я не приобрел ничем, но оно дано мне вместе со всеми, дано потому, что я ниоткуда не мог взять его.» (Часть VIII, Гл. XII)
- «Это чувствуется в воздухе, это чувствуется сердцем» (Часть VIII, Гл. XVI)
Анна Каренина
- Я? Ты находишь? Я не странная, но я дурная. Это бывает со мной. Мне все хочется плакать. Это очень глупо, но это проходит. — Так мне из Петербурга не хотелось уезжать, а теперь отсюда не хочется.
- Я думаю, я думаю… если сколько голов, столько умов, то и сколько сердец, столько родов любви.
- Да, сделаться вашею любовницей и погубить все…
- Верно, о любви? Они не знают, как это невесело, как низко… Бульвар и дети. Три мальчика бегут, играя в лошадки. Сережа! И я все потеряю, и не возвращу его. Да, все потеряю, если он не вернется. Он, может быть, опоздал на поезд и уже вернулся теперь. Опять хочешь унижения! Нет, я войду к Долли и прямо скажу ей: я несчастна, я стою того, я виновата, но я все-таки несчастна, помоги мне. Эти лошади, эта коляска — как я отвратительна себе в этой коляске — все его; но я больше не увижу их.
Константин Лёвин
| ...Жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, какою была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее! — |
Стива Облонский
- Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, - и столы пели: Il mio tesoro, и не Il mio tesoro, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины.
- Всему виной эта глупая улыбка.
- Все смешалось, вон дети одни бегают.
- Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам, юношей влюбленных узнаю по их глазам.
- Да, брат, женщины - это винт,на котором все вертится.
- Жена стареется, а ты полон жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь, что ты не можешь любить любовью жену, как бы ты ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал, пропал!
- Совсем нет, отчего ты так презираешь нас с Матвеем?
| Если же бы я хотел сказать словами все то, что имел в виду выразить романом, то я должен бы был написать роман тот самый, который я написал, сначала. И если близорукие критики думают, что я хотел описывать только то, что мне нравится, как обедает Облонский и какие плечи у Карениной, то они ошибаются. Во всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собою, для выражения себя, но каждая мысль, выраженная словами особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна из того сцепления, в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чем-то другим, и выразить основу этого сцепления непосредственно словами никак нельзя; а можно только посредственно — словами описывая образы, действия, положения. — |
|
— Лев Толстой |
| Карьера моего брата развивалась в нарастающем темпе. <...> Его полюбили режиссёры, операторы и сам директор Ленфильма ― Звонарёв. Более того, его полюбили уборщицы… Ему обещали в недалёком будущем самостоятельную картину. Шестнадцать старых коммунистов Ленфильма готовы были дать ему рекомендацию в партию. Но брат колебался. Он напоминал Левина из «Анны Карениной». Левина накануне брака смущала утраченная в молодые годы девственность. Брата мучила аналогичная проблема. А именно, можно ли быть коммунистом с уголовным прошлым?[1] |
|
— Сергей Довлатов, «Наши», 1983 |
| До чего же приятны могут быть самые обычные вещи! И эта сестра с завитками на шее, похожая на Анну Каренину. Современная Анна Каренина, трудовая. Такая бы не испортила жизнь Вронскому своей глупой ревностью. А та всё приставала: ты меня меньше любишь, чем раньше… Мужчины таких разговоров не переносят, правильно сказала Дарья Ивановна. Хорошо еще, что в те времена не было телефона: она бы умучила его звонками… Жалко стало Вронского ― ну прямо до слёз… Бедный Вронский…[2] |
|
— И. Грекова. «Перелом», 1987 |
| Вообще, человек по своей природе такой химик, что ему ничего не стоит перегнать амброзию в синильную кислоту. Однако нужно быть большим занудой, чтобы угадать в каком-нибудь выдающемся открытии или в технической новинке едва различимый апокалиптический резонанс. Ну что, действительно, худого, зловредного в принципе Колеса? Кажется, ничего, ежели не брать в расчёт дурной пример Анны Карениной, у которой не оказалось под рукой порции мышьяка.[3] |
|
— Вячеслав Пьецух, «Критика колеса», 2013 |
- ↑ Сергей Довлатов. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 2. — СПб.: «Азбука», 1999 г.
- ↑ И. Грекова. «На испытаниях». — М.: Советский писатель, 1990 г.
- ↑ В. А. Пьецух, «Критика колеса». — М: «Октябрь», №7, 2013 г.