Loading AI tools
русский поэт Из Википедии, свободной энциклопедии
Серге́й Алекса́ндрович Есе́нин (21 сентября [3 октября] 1895[5][2][…], Константиново, Рязанская губерния[1] — 28 декабря 1925[2][3][…], Ленинград, СССР[4]) — русский поэт и писатель. Одна из крупнейших личностей Серебряного века. Представитель новокрестьянской поэзии и лирики, а в более позднем периоде творчества — имажинизма[6].
| Сергей Александрович Есенин | |
|---|---|
 | |
| Дата рождения | 21 сентября (3 октября) 1895 |
| Место рождения | |
| Дата смерти | 28 декабря 1925[2][3][…] (30 лет) |
| Место смерти | |
| Гражданство (подданство) | |
| Род деятельности | поэт, писатель |
| Годы творчества | 1910 — 1925 |
| Направление |
«новокрестьянская» поэзия (1914—1918) имажинизм (1918—1923) лирика (1910—1925) |
| Жанр | лирическая поэзия и повествовательная поэзия[вд] |
| Язык произведений | русский |
| Дебют | «Берёза» |
| Автограф |
 |
| esenin.ru (рус.) | |
 Произведения в Викитеке | |
 Медиафайлы на Викискладе | |
 Цитаты в Викицитатнике | |
В разные периоды творчества в его стихотворениях находили отражение социал-демократические идеи, образы революции и Родины, деревни и природы, любви и поиска счастья.
.jpg)
Сергей Есенин родился 21 сентября (3 октября) 1895 года в селе Константиново Рязанского уезда Рязанской губернии, в крестьянской семье. Отец — Александр Никитич Есенин (1873—1931), мать — Татьяна Фёдоровна, урождённая Титова (1875—1955). Сёстры — Ольга (1898—1901), Екатерина (1905—1977) и Александра (1911—1981)[6], единоутробный брат — Александр Иванович Разгуляев (1902—1961)[7].
После рождения Сергей жил с матерью (отец жил и работал в Москве) в доме Есениных у бабушки Аграфены Панкратьевны[* 1]. В 1898 года он был отдан на воспитание деду — в дом родителей матери, в довольно зажиточную семью Фёдора Андреевича и Наталии Евтихиевны Титовых, у которых было трое взрослых сыновей[6]. С 1901 года в семье родителей Сергея произошла размолвка, Татьяна Фёдоровна ушла из семьи мужа и стала работать в Рязани[7].
К 1903—1904 годам относятся первые попытки Сергея писать стихи, подражая частушкам. В 1904 году он поступил в Константиновское четырёхгодичное земское училище и возвратился вместе с матерью в семью отца. По окончании училища в 1909 году[* 2] (с похвальным листом) начал учёбу в церковно-приходской, второклассной учительской школе в Спас-Клепиках[6].
По окончании школы, в августе 1912 года, переехал в Москву и начал работать в мясной лавке купца Крылова, где служил старшим приказчиком его отец. В это время Есенин жил в Общежитии одиноких приказчиков во владении купца Н. В. Крылова[* 3][6].
С весны 1913 года работал в типографии И. Д. Сытина. Осенью 1913 года поступил вольнослушателем на историко-философское отделение в Московский городской народный университет имени А. Л. Шанявского[6], там познакомился с поэтами Семёновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко[9].
1910 год — начало систематического поэтического творчества[6].
В 1914 году в детском журнале «Мирок» впервые опубликованы стихотворения Есенина. Первое его стихотворение «Берёза» было опубликовано в январе под псевдонимом «Аристон». В конце года Есенин подал заявление с просьбой о принятии в члены Суриковского литературно-музыкального кружка[6].
В январе 1915 года начал переписку с Александром Ширяевцем. В марте переехал из Москвы в Петроград, 9 марта встретился с А. А. Блоком, читал ему свои стихи, получил рекомендательное письмо к С. М. Городецкому, познакомился с представителями литературных кругов Петрограда, в частности с Леонидом Каннегисером. В конце апреля начал переписку с Николаем Клюевым (встретился с ним в начале октября). С мая по сентябрь жил в Константинове, посещал Рязань, Солотчу и окрестные сёла. В конце года познакомился с М. Горьким, П. И. Карповым, Ивановым-Разумником, Л. М. Рейснер, посетил А. А. Ахматову и Н. С. Гумилёва (в Царском Селе), а также был представлен лицам, близким к высшим кругам российского общества, в том числе полковнику Д. Н. Ломану[6].
В январе 1916 года Есенин и Клюев при поддержке полковника Ломана приехали в Москву для выступлений в качестве «сказителей», в том числе в придворных кругах. По рекомендации Ломана (благодаря хлопотам Клюева и поддержке Григория Распутина[10], по другим сведениям — по ходатайству Городецкого[11]), Есенин был назначен «с высочайшего соизволения» в команду санитаров Царскосельского военно-санитарного поезда № 143 императрицы Александры Фёдоровны. В конце апреля выехал с поездом в Крым, а затем к линии фронта. Вся поездка завершилась в середине июня, после чего Есенин получил увольнение до конца июня. В этот период он сблизился с группой «новокрестьянских поэтов». В середине июля побывал вместе с Алексеем Ганиным в Вологде, 22 июля читал свои стихи на концерте для раненых воинов в царскосельском лазарете № 17 в присутствии императрицы Александры Фёдоровны и её дочерей. В конце августа был арестован на 20 суток за нарушение срока увольнения. В начале ноября за участие в концертах 22 июля императрица пожаловала Есенину золотые часы с цепочкой и изображением государственного герба (их получил Ломан, но по назначению не передал)[6].
В феврале 1917 года на квартире Иванова-Разумника в Царском Селе[6] познакомился с поэтом Андреем Белым[12]. В марте штат военно-санитарного поезда был сокращён и Есенин получил аттестат для поступления в школу прапорщиков, но он никуда не явился[11]. В конце июля выехал вместе с Алексеем Ганиным и Зинаидой Райх из Петрограда в деревню Коншино Вологодской губернии — на родину Ганина. В августе компания совершила поездку по северу России: Вологда — Архангельск — Соловецкие острова — Мурман[6]. Своё отношение к Октябрьской революции Есенин высказал в 1925 году в автобиографической заметке «О себе» так: «В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал всё по-своему, с крестьянским уклоном»[9].
Весной 1918 года переехал из Петрограда в Москву. По опубликованным в 1926 году в Париже воспоминаниям Владислава Ходасевича, весной 1918 года на организованную Алексеем Толстым встречу московских литераторов Есенин пришёл с подружившимся с ним Яковом Блюмкиным[13]. Осенью Есенин организовал издательство «Московская трудовая артель художников слова» (МТАХС) в составе: заведующий — Есенин, члены правления — Сергей Клычков, Пётр Орешин, Андрей Белый[6] и Лев Повицкий[14]. В этот же период познакомился с Анатолием Мариенгофом. В декабре 1918 года был единогласно избран в Московский профессиональный союз писателей — там он написал заявление с просьбой о выдаче документа, охраняющего крестьянское хозяйство его родителей в Константинове от налогов и реквизиций[6].
В феврале 1919 года в газете «Советская страна» были опубликованы «Декларация» имажинистов и сообщение об организации кооперативного издательства «Имажинисты», в числе организаторов которого назван Есенин. В сентябре он совместно с Мариенгофом обратился в Моссовет с просьбой разрешить открытие книжной лавки МТАХС. В ноябре она открылась на Большой Никитской улице, 15. Есенин — совладелец лавки, часто стоял здесь за прилавком, продавая книги[6].
В конце марта 1920 года вместе с Мариенгофом и издательским работником Александром Сахаровым выехал из Москвы в Харьков, откуда возвратился в конце апреля. В мае Всероссийский союз поэтов на своём общем собрании исключил Есенина из числа членов в связи с инцидентом (ссорой) с поэтом И. В. Соколовым. В июле Есенин выехал вместе с Мариенгофом и Григорием Колобовым[* 4] в его служебном вагоне на Кавказ. В августе приехал в Баку, затем отправился в Тифлис, в сентябре вернулся в Москву. В ночь с 18 на 19 октября 1920 года был арестован органами ВЧК на квартире А. Б. Кусикова, вместе с ним и его братом. Допрашивался 19 и 24 октября, был освобождён из тюрьмы (где его без предъявления какого-либо обвинения держали 8 суток[13]) под поручительство Блюмкина[6].
В 1921 году Есенин вместе Блюмкиным ездил в Среднюю Азию, посетил Урал и Оренбуржье. С 13 мая[15] по 3 июня гостил в Ташкенте у своего друга Александра Ширяевца[16], читал свои стихи на поэтических вечерах и в домах своих ташкентских друзей[6]. По приглашению директора Туркестанской публичной библиотеки 25 мая 1921 года Есенин выступил на устроенном друзьями литературном вечере перед слушателями «Студии искусств», которая существовала при библиотеке[17]. В Туркестан Есенин приехал в служебном вагоне Колобова (командированного в Туркестан по служебным делам[15]). В этом же вагоне он жил во время своего пребывания в Ташкенте, затем совершил путешествие в Самарканд, откуда 3 июня выехал и 9 июня вернулся в Москву. После поездки, предположительно в августе, Есенин был задержан на квартире З. П. Шаговой и препровождён вместе с Мариенгофом, Колобовым и другими во внутреннюю тюрьму ВЧК на Лубянке, где находился двое суток[6].
В 1922 году вместе с Айседорой Дункан с 10 мая отправился в зарубежную поездку: Германия, Бельгия, Франция, Италия. В сентябре Есенин получил паспорт от Российского Генерального консульства в Париже (консульства Временного правительства России) для поездки в Соединённые Штаты Северной Америки[* 5]. Сопровождающим секретарём и переводчиком был А. Ветлугин. Прибытие в Нью-Йорк состоялось в октябре 1922 года — здесь начались заокеанские выступления Дункан, далее были: Бостон, Чикаго, Индианаполис, Луисвилл, Милуоки, Сент-Луис, Детройт, Кливленд, Толидо и другие города. В середине февраля 1923 года пара вернулась через Париж в Берлин, а в начале апреля снова выехала в Париж. В конце июля они выехали из Парижа через Бельгию в Берлин и 3 августа вернулись в Москву[6]. Исследователи отмечают, что в 1923 году Есенин пережил мировоззренческую ломку — полностью отошёл от своего социального романтизма и приблизился к неприятию революционных событий 1917 года и советской власти[18]. По одним сведениям, за границей он якобы много пил и скандалил, но есть свидетельства, что белоэмигранты, несмотря на их нападки на Есенина, сумели разъяснить ему ситуацию в России — это привело к переоценке им собственных взглядов и нашло отражение в творчестве[19].
В сентябре 1923 года Есенин был задержан милицией в связи с инцидентом в кафе «Стойло Пегаса». В ночь с 20 на 21 ноября[6] Есенин, Ганин, Клычков и Орешин были задержаны в столовой (где продавалось пиво) милицией, вызванной сидевшим недалеко незнакомцем. Дело было передано в ОГПУ. Инцидент получил название «дело четырёх поэтов»[20]. Газета «Рабочая Москва» от 22 ноября 1923 года опубликовала статью Л. Сосновского «Испорченный праздник» с обвинением четырёх поэтов в антисемитизме. Товарищеский суд в Доме печати 13 декабря вынес поэтам порицание за хулиганство и отверг обвинения их в антисемитизме. 17 декабря Есенин был направлен для лечения в профилакторий имени Шумской (Б. Полянка, 52)[6][* 6].
В январе 1924 года задерживался милицией в связи с инцидентом в кафе Всероссийского союза поэтов. В начале февраля, познакомился с П. И. Чагиным. В феврале был доставлен в Институт скорой помощи имени Склифосовского с диагнозом «рваная рана левого предплечья»[6][* 7]. Состояние Есенина было тяжёлым — к нему никого не пускали, в том числе сотрудников ОГПУ и милиции с постановлением об аресте. В начале марта его перевели в Кремлёвскую больницу, откуда он через три дня был направлен в психиатрическую клинику Московского университета. Директор клиники профессор П. Б. Ганнушкин выдал Есенину справку (не имея на то формального права), что тот страдает тяжёлым психическим заболеванием[20]. В начале апреля Есенин задерживался милицией в связи с инцидентом в Малом театре. С середины апреля по первую декаду мая и с середины июня до конца июля находился в Ленинграде[6][* 8].
Газета «Правда» 31 августа 1924 года опубликовала «Письмо в редакцию» Есенина и И. В. Грузинова о роспуске группы имажинистов[6]. В начале сентября Есенин выехал из Москвы на Кавказ. По приезде в Баку произошла конфликтная встреча с Блюмкиным — он даже угрожал поэту пистолетом. На другой день Есенин уехал к друзьям в Тифлис, приобрёл там пистолет[20]. В конце сентября вернулся в Баку, встретился с Чагиным, взявшим его под свою защиту[6]. В доме у Чагина состоялось знакомство Есенина с С. М. Кировым и М. В. Фрунзе[22]. В начале октября Есенин вновь уехал в Тифлис. В октябре 1924 года написал первые стихи цикла «Персидские мотивы», в начале декабря переехал в Батум[6].
В середине февраля 1925 года вернулся в Тифлис. Возвратился в Москву 1 марта, а 30 марта[* 9] вновь приехал в Баку и остановился у Чагина[6]. В апреле[* 10] на Есенина было совершено нападение неизвестных лиц. В письме Бениславской он сообщил: «Я в Баку… не писал, потому что болен… Нас ограбили бандиты (при Вардине)… Когда я очутился без пальто, я очень простудился». Во втором письме написал, что его болезнь — «результат батумской простуды»[20]. С 9 по 17 мая находился на лечении в бакинской больнице водников. Вернулся в Москву 28 мая[6]. Есть предположение, что в июне-июле Есенин написал стихотворение «Послание евангелисту Демьяну» — ответ на опубликованную антирелигиозную поэму Демьяна Бедного «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна»[23].
С 10 по 15 июля в последний раз побывал в Константиново. Снова выехал из Москвы в Баку 25 июля вместе с С. А. Толстой — там они проживали на служебной даче Чагина в Мардакянах. Вернулся в Москву 6 сентября[6]. В поезде произошёл инцидент. Есенин грубо ответил на замечание дипкурьера, в конфликт вступил ещё один пассажир. Против Есенина было возбуждено уголовное дело и, несмотря на вмешательство Луначарского и других партийных деятелей, готовился суд[20].
По воспоминаниям А. Р. Изрядновой, в сентябре Есенин пришёл к ней с большим свёртком, чтобы его сжечь. «Когда всё сжёг, успокоился, стал чай пить и мирно разговаривать»[24][25]. В октябре 1925 года он стал членом Всероссийского союза писателей. С 3 по 6 ноября находился в Ленинграде[6], заезжал к своему другу Вольфу Эрлиху, но его не оказалось дома, побывал у Клюева[26], был на квартире у Ильи Садофьева, от него, желая встретиться, позвонил Николаю Никитину, и он к ним пришёл[21].
В конце ноября 1925 года Софья Толстая договорилась с П. Б. Ганнушкиным о госпитализации Есенина в его клинику. Согласие Есенина на двухмесячное лечение было получена 26 ноября. О его нахождении в клинике знали лишь несколько близких ему людей, но 28 ноября органы ОГПУ потребовали у руководства клиники его выдачи. Ответом на это была подписанная Ганнушкиным справка: «Больной С. А. Есенин находится на излечении в психиатрической клинике с 26 ноября с/г по настоящее время, по состоянию своего здоровья не может быть допрошен в суде»[25]. Из клиники Есенин через кого-то отправил 7 декабря телеграмму Эрлиху с просьбой «немедленно» найти две-три комнаты в связи с переездом «в 20-х числах» на жительство в Ленинград, с припиской «телеграфируй». В ответной телеграмме 16 декабря были слова: «Приезжай ко мне устрою = Эрлих»[27].
21 декабря Есенин покинул клинику[* 11], снял со сберкнижки почти все деньги[6] и вечером 23 декабря на двух извозчиках (было 5 чемоданов) выехал на вокзал. Его провожал двоюродный брат Илья[* 12]. До отъезда Есенин не успел получить гонорар — 750 рублей по чеку Госиздата за его готовящееся собрание сочинений — и попросил Василия Наседкина получить деньги в московском банке по доверенности, а затем большую часть их (50 рублей он пообещал на вокзале Илье) отправить ему телеграфным переводом на адрес Эрлиха[28]. В Ленинграде он намеревался начать выпуск литературного журнала. «Эти планы на будущее Сергей твёрдо решил выполнить», — писала в своих воспоминаниях его сестра Екатерина. Она видела брата в последний раз 22 декабря 1925 года и отметила: «Он был здоров и твёрд»[8].
В 1913 году Сергей Есенин познакомился с Анной Изрядновой (1891—1946), работавшей корректором в типографии «Товарищества И. Д. Сытина». В 1914 году они вступили в фактический брак, 21 декабря родился сын, которого назвали Юрием[6] (Георгием). В 1937 году Юрий Есенин был расстрелян по ложному обвинению, реабилитирован 28 ноября 1956 года ВКВС СССР[29].
Весной 1917 года в Петрограде Есенин познакомился с Зинаидой Райх (1894—1939), работавшей секретарём-машинисткой в левоэсеровской газете «Дело народа»[11], 30 июля обвенчался с ней в селе Кирики-Улита Вологодской губернии. Одним из двух поручителей жениха был Сергей Михайлович Бараев[30], крестьянин из села Устье Кадниковского уезда, поручителями невесты были Алексей Ганин и Дмитрий Дмитриевич Девятков, купеческий сын из Вологды[31]. Свадьба происходила в здании гостиницы «Пассаж». От этого брака родились дочь Татьяна (1918—1992)[32] и сын Константин (1920—1986). В конце 1919 года (или в начале 1920 года, до рождения сына) Есенин покинул беременную Зинаиду Райх с полуторагодовалой дочерью. 19 февраля 1921 года он подал заявление о разводе, в котором обязался материально обеспечивать их (официально развод был оформлен в октябре 1921 года)[6]. Впоследствии Есенин неоднократно навещал своих детей, усыновлённых В. Э. Мейерхольдом.
В ноябре 1920 года на литературном вечере Есенин познакомился с Галиной Бениславской (1897—1926), которая стала заниматься его издательскими делами, и некоторое время жил у неё в квартире[15]. Их периодические личные отношения продолжались вплоть до лета 1925 года.
В начале октября 1921 года (в мастерской Г. Б. Якулова[33]) Есенин познакомился с танцовщицей Айседорой Дункан (1877—1927). Брак был зарегистрирован 2 мая 1922 года, при этом Есенин не говорил по-английски, а Дункан едва изъяснялась по-русски. После свадьбы Есенин сопровождал её в турах по Европе и Северной Америке. Несмотря на скандальный антураж пары, литературоведы полагают, что обоих сближали в том числе отношения творчества[34]. После возвращения из заграничной поездки Есенин до 7 августа 1923 года жил с Дункан в Литвинове, где отдыхали дети из её танцевальной школы, затем уехал в Москву. В начале октября он отправил телеграмму Дункан в Ялту об окончательном разрыве с ней[6].
В 1923 году у Есенина завязалось знакомство с актрисой Августой Миклашевской (1891—1977) — ей он посвятил семь стихотворений (цикл «Любовь хулигана»), воспев её имя в строке: «Что ж так имя твоё звенит, / Словно августовская прохлада?». Осенью 1976 года, когда актрисе было уже 85 лет, в беседе с литераторами Августа Леонидовна призналась, что роман с Есениным был платоническим и с поэтом она даже не целовалась[35]. Её воспоминания о Есенине, датированные 1970 годом, хранятся в отделе рукописей в Пушкинском Доме[36].
12 мая 1924 года у Есенина родился сын Александр после романа с поэтессой и переводчицей Надеждой Вольпин (1900—1998) — впоследствии известный математик и деятель диссидентского движения. Александр Есенин-Вольпин умер в США 15 марта 2016 года в возрасте 91 года[37].
18 сентября 1925 года Есенин женился в третий (последний) раз — на Софье Андреевне Толстой (1900—1957)[6], в ту пору заведующей библиотекой Союза писателей. После его смерти она посвятила свою жизнь сбору, сохранению, описанию и подготовке в печать произведений Есенина, оставила мемуары о нём[38].
По мнению Николая Астафьева, обстоятельства последних дней жизни Есенина после его смерти намеренно скрывались, а мемуары «очевидцев»[* 13] на протяжении XX века купировались и искажались. К таким мемуарам отнесены сочинения следующих авторов (порядок по дате написания, в скобках — дата публикации): Е. Устиновой «Четыре дня Сергея Александровича Есенина», 3.01.1926 (начало июля 1926); В. Эрлиха «Четыре дня», Москва, 28.01.1926 (май 1926); Г. Устинова «Годы восхода и заката (Воспоминания о Сергее Есенине)» (май 1926) и «Мои воспоминания об Есенине» (начало июля 1926); В. Эрлиха «Право на песнь», ноябрь 1928 — январь 1929 (январь 1930). Предъявляемые как единственный источник о последних днях жизни Есенина, все эти мемуары, по мнению Николая Астафьева, представляют собой не что иное, как «коллективный труд»[* 13], части которого взаимно увязывались и публиковались в определённой последовательности. То есть, Эрлих знал о существовании мемуаров Устиновой, а Устинов учитывал написанное до него Устиновой и Эрлихом[39][40].
По сведениям из подготовленной В. И. Вольпиным и опубликованной в 1926 году книги «Памятка о Сергее Есенине», 24 декабря 1925 года Есенин приехал в Ленинград (с собой у него было 5 увесистых чемоданов[41]), с вокзала «заезжал к целому ряду своих друзей»[* 14] (но их не было дома) и остановился в гостинице «Англетер»[* 15], где «постоянно проживал его друг литератор Георгий Устинов»[* 16]). Он снял номер (пятый номер на втором этаже[20]) и в последующие дни почти ни с кем не встречался, за исключением Клюева и нескольких близких ему людей[47].
Проживание Есенина в «Англетере» не зафиксировано ни одним из известных документов, включая его паспорт, где нет отметки о прописке. На эти факты впервые указал Виктор Кузнецов, предположивший на основе найденных им архивных данных, что Есенин с 24 по 27 декабря 1925 года в этой гостинице не проживал, а сразу после приезда в Ленинград был арестован и заключён под стражу. По версии Николая Астафьева, Есенин мог находиться в гостинице, взятый на законных основаниях под домашний арест[43], так как он вторично нарушил подписку о невыезде — в первый раз, тайно приехав в Ленинград в начале ноября 1925 года[28].
По свидетельству Эрлиха, с утра 24 декабря ему «пришлось уйти из дому» и встреча с Есениным не состоялась, а вернувшись домой, он сразу поехал в «Англетер». Кроме него в этот день в номере у Есенина побывали Устинов с женой (с ней в этот день Есенин закупал продукты к празднику Рождества), Ушаков (журналист газеты «Северная правда»[39]) и Григорий Колобов. 25 декабря побывали Клюев, художник Мансуров, Устиновы, Ушаков и писатель Измайлов[48], кроме них (по более раннему свидетельству Эрлиха) ненадолго заходил Иван Приблудный[49]. Днём 27 декабря у Есенина находились Устинов[* 17] с женой[* 18], Эрлих и Ушаков. Примерно в 2 часа дня организовали праздничный стол. Ели приготовленного гуся, пили чай. Cпиртных напитков, кроме пяти-шести бутылок пива, не было (по случаю праздничных дней 25 и 26 декабря)[20]. Разошлись, по словам Устинова[* 17], в 5—6 часов вечера. По свидетельству Эрлиха, к шести часам их осталось трое: Есенин, Ушаков и он. Эрлих отправился домой примерно в 8 часов, по пути вспомнил, что забыл портфель, и вернулся. Ушакова уже не было. Есенин, спокойный, сидел за столом и просматривал свои рукописи. Эрлих взял портфель и ушёл[48].
Утром 28 декабря около 10—11 часов[47][52] Е. Устинова пошла в номер Есенина за оставленным там, по словам Устинова[* 17], самоваром. Она и Эрлих[* 17], пришедший к Есенину по поводу доверенности на получение денежного перевода[* 19], попытались войти в пятый номер, но дверь была заперта и на стук никто не отвечал. Позванный на помощь управляющий гостиницей В. М. Назаров[* 17] с трудом открыл замок, «так как ключ торчал с внутренней стороны», и пошёл обратно[* 20]. Вошедшие в номер Устинова и Эрлих[* 17] обнаружили мёртвого Есенина в петле[* 21], привязанной к трубе центрального отопления. Они вернули Назарова[* 17], и он позвонил в отделение милиции, сообщив о происшествии. Устинова, по словам Эрлиха[* 17], побежала на верх сообщить мужу. Осмотр места происшествия и трупа Есенина (без участия врача) проводил участковый надзиратель 2-го отделения ленинградской городской милиции Н. М. Горбов, о чём был составлен акт, который подписали: «[Управляющий] В. Назаров [Понятые] В. Рождественский, П. Медведев, М. Фроман, В. Эрлих [Милиционер] [неразборч.] ..шинский Уч. надз[иратель] 2-го отд. ЛГМ Н. Горбов»[56][50][* 22].
Из всех четырёх свидетелей только Назаров показал, в каком углу комнаты висело тело Есенина, — он увидел тело «висевшим в переднем правом углу на верёвке, привязанной к входящей[* 23] трубе центрального отопления»[50][66]. Правый угол комнаты просматривается и на растиражированной в официальной версии смерти Есенина фотографии места происшествия с наклонённой вправо тумбой. Однако выяснилось, что на этой фотографии (опубликована в журнале «Огонёк» № 2 от 10 января 1926 года[* 24]) интерьер пятого номера «Англетера» отображён зеркально[65][64][* 25].
Понятые трупа в петле не видели — они вошли в номер, когда снятое из петли тело Есенина лежало на полу[20]. В. Рождественский описал увиденное так: «За круглым столом посередине милиция составляет протокол, а тут же на полу, прямо против дверей, лежит, вытянув ноги и запрокинув лицо, Серёжа Есенин. Уже тускнеющие, но всё ещё золотые, волосы разметались по грязному полу среди сора и растоптанных окурков». Из хроникёрской заметки: «В комнате царил полный беспорядок: вещи были повсюду разбросаны, на полу валялись листки разорванных рукописей»[47].
Увиденное в номере описал (много лет спустя, после ареста и заключения в лагере) санитар К. М. Дубровский: «Там на полу лежала скатерть, битая посуда. Всё было перевёрнуто. Словом, шла страшная борьба…» В другой раз с его же слов стало известно, что «в номере С. Есенина были следы борьбы и явного обыска. На теле были следы не только насилия, но и ссадины, следы побоев. Кругом всё разбросано, раскидано, битые разбросанные бутылки, окурки…»[44].
Очевидцами событий после известия о смерти Есенина стали Б. А. Лавренёв[* 26], Н. Л. Браун[* 27], И. И. Садофьев, В. В. Князев, И. А. Оксёнов[69] — а по его сведениям ещё и Никитин, Семёнов, Борисоглебский и Слонимский[42]. Очевидцами были также П. Н. Лукницкий[* 28], фотограф М. С. Наппельбаум с сыном и художник В. С. Сварог, зафиксировавший в своих рисунках позу окоченения тела Есенина до того, как тело привели «в порядок» перед фотосъёмками[72]. Зарисовка Сварога лежащего на полу тела в разорванной одежде[73], со странно скрещенными ногами и правой рукой, застывшей у горла, проиллюстрировала статью Г. Устинова «Сергей Есенин и его смерть» в вечернем выпуске «Красной газеты» 29 декабря 1925 года[68].
Оксёнов узнал о смерти Есенина из вечернего выпуска «Красной газеты», купленной 28 декабря у ворот Дворца Труда после закончившегося там в 2—3 часа дня заседания[* 29]. Из его дневниковой записи 29 декабря 1925 года[42]:
Номер был раскрыт. Направо от входа, на низкой кушетке, лежал Сергей, в рубашке, подтяжках, серых брюках, чёрных носках и лакированных «лодочках». Священнодействовал фотограф (Наппельбаум)… Помощник держал слева от аппарата чёрное покрывало для лучшего освещения. Правая рука Есенина была согнута в локте, на уровне живота, вдоль лба виднелась багровая полоса (ожог? от накалённой трубы парового отопления, о которую он ударился головой?), рот полуоткрыт, волосы, развившиеся страшным нимбом вокруг головы… тут же с видом своего человека сидел Эрлих. Когда нужно было отправить тело в Обуховку, не оказалось пиджака (где же он? Так и неизвестно)…
В 4 часа вечера 28 декабря дежурный 2-го отделения ЛГМ принял сообщение, что в Обуховскую больницу «доставлен труп гражданина Есенина, Сергея Александровича, повесившегося в гостинице „Интернационал“» («Новая вечерняя газета», 2 января 1926 г., № 2, с. 3)[52].
В шестом часу вечера 29 декабря тело Есенина из больницы было перевезено для прощания в помещение Ленинградского отделения Всероссийского союза писателей (Фонтанка, 50). В 11:15 ночи почтовый поезд с траурным вагоном в конце состава отправился в Москву и прибыл туда в 3 часа дня 30 декабря[47]. В Доме печати было устроено прощание с участием родственников и друзей покойного. Похороны состоялись 31 декабря 1925 года на Ваганьковском кладбище (17 уч.)[74].
По результатам дознания, 23 января 1926 года народный следователь Д. И. Бродский вынес постановление о прекращении производства дознания на основании ст. 4 п. 5 УПК РСФСР 1923 года (за отсутствием состава преступления)[50]. С постановлением согласилась Ленинградская губернская прокуратура, признав собранные дознанием доказательства достаточными для вывода о самоубийстве. «Дело № 89 о самоубийстве поэта Сергея Александровича Есенина» было закрыто, а его материалы прокуратура решила направить в московский музей имени поэта, который тоже вскоре закрыли[39].
В 1926 году на могиле поэта был установлен металлический крест (неизвестного мастера) с несколько необычной фигурой распятого Христа: короткие кудрявые волосы, есенинская чёлка, полевые цветы вместо терновника в венке и под ногами. Через некоторое время фигура распятого Христа была удалена. В 1950 году вместо креста был установлен выполненный скульптором Л. М. Белокуровым бронзовый барельеф от Союза писателей СССР. В 1986 году его сменил памятник работы скульптора Анатолия Бичукова[75]. Надгробие представляет собой фигуру Есенина, высеченную из массивной гранитной глыбы. Рядом с памятником Есенину уложена надгробная плита его матери.
Согласно версии, которая является ныне общепринятой среди академических исследователей жизни Есенина, поэт в состоянии депрессии покончил жизнь самоубийством через повешение.
Вскрытие тела проводил судебно-медицинский эксперт А. Г. Гиляревский 29 декабря 1925 года (в 4 часа дня[47]) в морге Обуховской больницы. В результатах вскрытия отмечены незначительные повреждения на теле. В заключении эксперт указал, что «смерть Есенина последовала от асфиксии, произведённой сдавливанием дыхательных путей через повешение. Вдавление на лбу могло произойти от давления при повешении»[50].
В 1989—1994 годах под эгидой ИМЛИ имени Горького была создана и действовала Есенинская комиссия по выяснению обстоятельств смерти поэта под председательством советского и российского есениноведа Ю. Л. Прокушева. В состав комиссии входили директор НИИ судебной медицины Минздрава РФ, член-корреспондент РАМН, профессор А. П. Громов, главный судебно-медицинский эксперт Минздрава РФ В. О. Плаксин, завотделом внедрения новых технологий Бюро Главной судмедэкспертизы С. С. Абрамов, судебно-медицинский эксперт Бюро Главного управления здравоохранения Мособлисполкома А. М. Дегтярёв, завкафедрой судебной медицины Российского медицинского университета, доктор мед. наук В. Н. Крюков, старший прокурор Управления по надзору за следствием и дознанием Генпрокуратуры РФ Н. Н. Дедов[* 30] и прокурор-криминалист В. Н. Соловьёв, начальник отдела экспертно-криминалистического центра МВД РФ Г. Стешнева, проректор Литературного института, поэт В. В. Сорокин, другие судебно-медицинские эксперты, криминалисты и литераторы. Весь обширный документальный материал судебных и криминалистических экспертиз и следственных экспериментов, анализ множества документов, связанных со смертью Есенина, а в ряде случаев их восстановление, представлен полностью в сборнике «Смерть Сергея Есенина», объём которого составляет более 400 страниц[77][78].
В результате работы комиссии, «признавая неполноту дознания, поверхностные объяснения, поверхностный Акт Гиляревского, несмотря на недостатки и тактические упущения»[77]:189, был сделан вывод, что дознание по делу о смерти Есенина проведено в соответствии с УПК РСФСР, а принятое решение о прекращении производства дознания следует констатировать законным[50][79].
Сразу после гибели Сергея Есенина стали появляться разные версии его смерти, но в советское время многое нельзя было обсуждать открыто. В конце 1980-х — начале 1990-х годов ситуация в стране изменилась. Одним из первых высказал в прессе мысль об убийстве Есенина писатель Василий Белов — он не приводил никаких доказательств, а ссылался лишь на известные опубликованные фотографии[80][81]. На Есенинских чтениях в марте 1989 года доктор медицинских наук, профессор Ф. М. Морохов вместе с исследователем творчества поэта С. Демиденко сделали доклад «Последние дни жизни Есенина», в котором Морохов, говоря о порочности акта Гиляревского, утверждал, что поэт был убит[82]. По мнению Морохова, поэта намеренно психологически травили и дискредитировали, провоцировали конфликты, устраивали скандалы в общественных местах с приводом в милицию[81]. Сторонником версии убийства стал следователь Московского уголовного розыска, полковник в отставке Эдуард Хлысталов[83], работы которого в 1989—1991 годах, а позже книга «Тайна гибели Есенина. Записки следователя из „Англетера“» (2005) вызвали особенно большой резонанс[81].
Сторонники версий об убийстве утверждают, что при детальном рассмотрении посмертных фото поэта можно предположить, что он перед смертью был сильно избит[64], а признаков, которые почти всегда бывают у трупов при повешении, не видно[20]. Об отсутствии ярко выраженной странгуляционной полосы на шее трупа Есенина (что ставило под сомнение версию самоповешения) свидетельствовал поэт Василий Князев, проведший ночь с 28 на 29 декабря 1925 года в морге Обуховской больницы: «В маленькой мертвецкой, у окна, / Золотая голова на плахе. / Полоса на шее не видна — / Только кровь чернеет на рубахе»[84].
Хлысталов в своём частном расследовании пришёл к выводу, что к смерти Есенина могли иметь прямое отношение Эрлих и Назаров, которые вели себя странно и нелогично, судя по их собственным воспоминаниям и воспоминаниям других лиц. Для инсценировки самоубийства могли быть сфабрикованы ложные документы, фальсифицированы или уничтожены улики, оказано давление на экспертов, запугивание окружения Есенина, а также запущен и поддерживался слух о его пьянстве, дебоширстве и психической болезни[81]. Так, по найденной в архивах выписке о регистрации смерти С. А. Есенина, выданной 29 декабря 1925 года в столе загса Московско-Нарвского райсовета, Хлысталов предположил, что основанием для выдачи свидетельства о смерти (его 16 января 1926 года получил Эрлих) было медицинское заключение Гиляревского № 1017, а не общеизвестное — без номера и других атрибуций. Хлысталов отметил, что утверждение о гибели Есенина 28 декабря 1925 года никем не доказано и не должно приниматься за истину, так как в акте Гиляревского не указано, когда могла наступить смерть, а газеты сообщали о наступлении смерти за 5—6 или за 6—7 часов до обнаружения трупа без ссылки на конкретный источник этих сведений[20][* 31].
Писатель Виктор Кузнецов, доказывая несостоятельность акта вскрытия тела Есенина, нашёл в архивах подлинный, составленный по принятой тогда форме акт «судебно-медицинского освидетельствования мёртвого тела гр. Виттенберга Виктора» за подписью «Суд. мед. эксперта Гиляревского» от 6 января 1926 года[64][44]. По сведениям Кузнецова, все акты вскрытия, составленные Гиляревским до 1926 года, кем-то уничтожены. По его версии, Есенин никогда не жил в «Англетере», а по приезде в Ленинград 24 декабря 1925 года его сразу же арестовали (возможно, по приказу Л. Троцкого), затем допрашивали, до смерти избили и тело тайно перенесли в пятый номер «Англетера». Для выяснения обстоятельств убийства нужен доступ к личному делу Устинова и к протоколам допроса Якова Блюмкина перед его расстрелом в 1929 году. Кузнецов отметил также странные обстоятельства связанного с Эрлихом появления якобы последнего стихотворения Сергея Есенина «До свиданья, друг мой, до свиданья…» и выразил надежду на приближение к истине по всем вопросам с открытием архивов, в первую очередь — ФСБ[18].
Версию об убийстве поддерживал Станислав Куняев, написавший вместе со своим сыном Сергеем публицистическую биографию Сергея Есенина[85] и ряд работ о журналистском расследовании его гибели. Поэт Иван Лысцов предположил, что это было политическое убийство — Есенин «поплатился» за дерзкий поэтический памфлет о Лейбе Троцком («Страну негодяев»), а исполнить приговор мог Блюмкин при помощи Эрлиха[81]. Польские исследователи Гжегож Ойцевич и Рената Влодарчик предположили, что убийцами могли быть Назаров и Устинов[86][81].
Критик и литературовед Юрий Павлов назвал отношение к смерти Есенина неким водоразделом между «правыми» и «левыми» авторами. Резкое неприятие версии об убийстве — это, как правило, следствие непонимания особенностей личности и творчества Есенина, его русского мировосприятия. Павлов посчитал странной реакцию власти на смерть Есенина (взятые на свой счёт расходы на похороны, беспрецедентная надпись на полотнище: «Тело великого русского поэта Сергея Есенина покоится здесь» и т. д.) и усмотрел в этом ещё одно доказательство причастности власти к гибели поэта, попытку «заткнуть» рот друзьям и родственникам[81].
Поэт и журналист Николай Астафьев провёл детальный анализ протокола опроса Эрлиха — его он назвал главным свидетелем произошедшего, сознательным фальсификатором и мистификатором. Также он провёл сравнительное исследование мемуаров трёх авторов: Эрлиха, Е. Устиновой и Устинова, и убедительно доказал, что их тексты носят черты манипуляции. Он не указал прямо на имя тех, кого видит в роли главного организатора и исполнителя убийства, но представил неопровержимые доказательства, что именно Эрлих заманил Есенина в «Англетер». Астафьев предположил, что Эрлих был очевидцем убийства поэта, а следовательно знал исполнителей[40].
По мнению Виктора Фомина, одним из мотивов убийства могло быть начавшее распространяться в 1925 году мнение, что автором «Послания евангелисту Демьяну» был С. А. Есенин[57].
Виктор Кузнецов предположил, что Есенин хотел бежать из страны. За месяц до смерти, 27 ноября, он писал своему другу Петру Чагину: «…Избавлюсь <от скандалов>, улажу, пошлю всех… и, вероятно, махну за границу. Там и мёртвые львы красивей, чем наши живые медицинские собаки»[87]. Маршрутом бегства могла быть Великобритания, по другим предположениям — Прибалтика, но кто-то выдал его намерение[18].
В подтверждение версий об убийстве писатель Сергей Каширин отметил, что вслед за Есениным при загадочных обстоятельствах погибли почти все те, кто хоть что-то знал или намеревался узнать о смерти поэта: Г. Бениславская (1926), Г. Устинов (1932), Иван Приблудный (13 августа 1937), С. Клычков (8 октября 1937), Венедикт Март (16 октября 1937), Н. Клюев (25 октября 1937), В. Князев (10 ноября 1937), В. Эрлих (24 ноября 1937), В. Наседкин и П. Орешин (15 марта 1938), П. Медведев (18 июня 1938), З. Райх (1939)[88]. По мнению Каширина, литераторы И. Садофьев, В. Рождественский и Н. Браун (см. интервью с Н. Н. Брауном, опубликованные в 2006 году[71][89]), с которыми ему довелось встретиться в 1950—1960-х годах, «что-то знали такое, о чём говорить не хотели, или, может быть, есенинской темы касаться им было даже запрещено»; возможно, им было известно, как погиб Есенин[69].
В 1993 году Генпрокуратура РФ признала, что авторы других версий смерти С. А. Есенина правильно отмечают низкое качество и неполноту акта осмотра места происшествия и трупа Есенина, проведённого участковым надзирателем милиции Горбовым без участия врача, — в нём не отражены существенные обстоятельства (состояние номера, размеры верёвки, высота её привязывания и др.), с тем, чтобы убедительно подтвердить возможность для Есенина закрепить верёвку высоко под потолком, а также невозможность проникновения посторонних лиц в запертый изнутри гостиничный номер. Вместе с тем Генпрокуратура РФ отметила существование (в том числе в настоящее время) практики работы органов следствия и дознания, когда такие нарушения нередко допускаются при очевидности «ненасильственной»[* 13] смерти. И далее (о других версиях): «Каких-либо объективных доказательств того, что версия о самоубийстве Есенина не была очевидна для его знакомых Устиновых, Эрлиха и других лиц, в том числе и присутствовавших при осмотре трупа, авторами публикаций не приводится»[50].
Комиссия Ю. Л. Прокушева установила, что почти все версии об убийстве Есенина строились на критике центрального документа — акта вскрытия тела Есенина 74-летним судмедэкспертом А. Г. Гиляревским (1851—1930). Несмотря на отдельные замечания к акту Гиляревского, общий вывод комиссии гласил: заключение прозектора о том, что «смерть Есенина последовала от асфиксии, произведённой сдавливанием дыхательных путей через повешение», соответствует описательной части акта и полностью вытекает из неё. Комиссия установила, что акт Гиляревского был частично повреждён, а именно 7 нижних строчек на обеих сторонах листа. В результате трасологической экспертизы были восстановлены две фразы: «Кости черепа целы» и «Мозг весит 1920 грамм». По просьбе комиссии был проведён ряд других экспертиз[76], подытоженных выводом: «опубликованные „версии“ об убийстве поэта с последующей инсценировкой повешения, несмотря на отдельные разночтения… являются вульгарным, некомпетентным толкованием специальных сведений, порой фальсифицирующим результаты экспертизы»[* 32][78]. Высокое качество работы прозектора Гиляревского при вскрытии тела Есенина оценили в 2007 году судмедэксперты Ю. А. Молин и В. Ю. Назаров[90]. Ряд исследователей считают версии об убийстве Есенина поздним вымыслом или малоубедительными[91] — с этим согласна и литературовед А. Марченко[92].
Работу комиссии Ю. Л. Прокушева анализировал и подвергнул критике заведующий Православной юридической консультацией, адвокат Виктор Константинович Фомин. Он, в частности, отметил, что проводимые по просьбе комиссии многочисленные «экспертизы» осуществлялись без возбуждения уголовного дела, с грубыми нарушениями процессуальных прав граждан (родственников С. А. Есенина) и без предупреждения каждого из «экспертов» об ответственности за дачу ложных заключений. Поэтому все заключения комиссии — это всего лишь частные мнения проводивших их лиц и делать с их учётом окончательный вывод о «самоубийстве» Есенина недопустимо[93].
Стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…» для многих людей было главным свидетельством того, что Сергей Есенин покончил жизнь самоубийством, и ныне сторонники версии самоубийства поэта ссылаются именно на эти стихи[44]:
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Выдаваемое за якобы «предсмертную записку» Есенина это стихотворение не упоминается в материалах дознания, кроме того, сомнительны обстоятельства и время появления стихотворения. Таким образом, в «деле» такого процессуального источника доказательств не было, но многочисленные ссылки именно на это «доказательство» самоубийства всюду присутствуют. Подозрителен факт появления этого стихотворения у Эрлиха (возможно, заинтересованного лица и вместе с тем сомнительного «друга» погибшего поэта) при непроверенных дознанием обстоятельствах, изложенных исключительно с его же слов[94].
Впервые оно было напечатано 29 декабря 1925 года в вечернем выпуске «Красной газеты» в тексте статьи Устинова «Сергей Есенин и его смерть». При этом пятая строка читалась: «До свиданья, друг мой, без руки и слова…» Стихотворение с искажённой строкой публиковалось до конца 1960-х годов (кроме сборника: «Избранное». М., 1946, сост. С. А. Толстая-Есенина)[44]. Николай Астафьев, исследуя опубликованный автограф стихотворения, отметил, что в нём нет слова «ты», а есть слово «чти» и вторая строка отчётливо читается: «Милый мой, чти у меня в груди». При этом предлог «у» — это исправленный союз «и», а слово «чти» на «ты» не исправлено. Незавершённость правки породила сомнение, что её делал Есенин. До этой правки вторая строка читалась бы так: «Милый мой, чти и меня в груди»[95]. Существует несколько версий, к кому могло быть обращено стихотворение — «друг» мог быть и конкретным человеком, и обобщённым понятием[51]. Ряд исследователей пришли к выводу, что это стихотворение было обращено к расстрелянному в марте 1925 года Алексею Ганину и есть основания считать, что это недатированное стихотворение было написано задолго до декабря 1925 года[96][97][44].
В сборнике материалов о последних днях жизни Есенина и его гибели «Не умру я, мой друг, никогда…», выпущенном по инициативе Светланы Петровны Есениной, племянницы поэта[98], в материале Владимира Паршикова приведён факт наличия у матери поэта в августе 1951 года в Константинове листка посеревшей бумаги с написанным карандашом стихотворением «До свиданья, друг мой, до свиданья…», в котором было много исправлений. Посетившим тогда есенинский дом Татьяна Фёдоровна сказала, что это стихотворение Сергей написал в последний приезд в Константиново в 1925 году, посвятив его кому-то из умерших друзей-поэтов, и написал задолго до своей трагической смерти[44]. В том, что стихотворение не прощальное и не предсмертное, уверен Борис Конухов, он пишет:
«Предназначенное расставанье» не может быть самоубийством. День сведения счётов с жизнью, конечно, можно назначить, но его нельзя предназначить. Предназначают до нас, за нас, и делает это сила выше нас. Верующие называют эту силу Божьим Промыслом или Судьбой. Самоубийство — преступление и против Бога, и против Судьбы. И оно не может быть предназначено. Самоубийства нет в Божьем замысле о человеке. Оно совершается самовольно, наперекор высшей воле. Оно осуждается церковью — самоубийц не отпевают. Есенин не забывал церковной традиции и знал цену слов[96][44].
«Поэт понимал, что он основной объект травли и что он будет убит вслед за Ганиным, — предполагает Борис Конухов. — Вот тогда и были написаны эти высокие, трагические, но полные веры в бессмертие стихи: „Предназначенное расставанье / Обещает встречу впереди…“»[96].
Вместе с тем существуют сомнения в авторстве этого стихотворения[99] — даже несмотря на то, что в 1992 году, в ходе работы комиссии Ю. Л. Прокушева, были проведены две экспертизы. Кандидат медицинских наук Т. В. Стегнова установила, что текст на листке написан кровью[77], хотя не выяснено, была ли это кровь человека или животного, а если человека, то была ли это кровь Есенина — сравнение её с данными родственников поэта не проводилось[100]. Исследовавшая почерк автора эксперт-криминалист Ю. Н. Погибко сделала вывод, что текст написан рукой Есенина, который находился в необычном психофизиологическом состоянии[77]. Однако, во-первых, эта экспертиза проводилась по фотокопиям автографов, и автографы для сравнения были не поздние, а 1924 года. Во-вторых, эти автографы были написаны Есениным в обычном состоянии, а надо было сравнивать с его автографами, написанными в необычном психофизиологическом состоянии, например, с некоторыми из его писем. По мнению Зинаиды Москвиной, выводы обеих экспертиз нельзя признать окончательными[100].
Николай Астафьев утверждает, что в подлинный кровавый автограф Есенина «До свиданья…» (написанный, возможно, в конце марта 1925 года[96]) кем-то были внесены кровавые правки, предположительно вечером 27 декабря. Автограф был опубликован в конце января 1926 года в «Красной ниве» (№ 4, 1926, с. 8). Чёрно-белое факсимиле скрывало контраст между бурой (старой) и алой (свежей) кровью[101], а в пояснении к нему сказано: «Мы воспроизводим здесь снимок этого последнего стихотворения Есенина. Стихотворение написано на клочке бумаги, вероятно, первом, попавшемся под руку»[95]. Также была изготовлена копия (подделка) автографа «До свиданья…», но не «клочке бумаги», а на листке, вырванном из есенинского осеннее-зимнего блокнота 1925 года. Подделка тоже не датировалась, но факт извлечения листка из блокнота должен был убеждать, что и это стихотворение написано самим Есениным 27 декабря 1925 года[97]. Чёрно-белое факсимиле лжеавтографа было опубликовано значительно позднее (Есенин С. А. Собрание сочинений в 5 т. — 2-е изд. — М.: Худож. лит., 1966—1968. — Т. 3. — С. 227.), противореча не только прежним публикациям подлинного автографа, но и его печатному аналогу в «Красной газете» от 29 декабря 1925 года[101]. На подделке чётко читалось «без руки, без слова» и не было никаких клякс. По мнению Астафьева, за кляксой в левом верхнем углу на подлинном автографе было скрыто имя реального адресата Г. (Ганина), которому посвятил своё послание С. Е. (Сергей Есенин)[97].
С первых поэтических сборников («Радуница», 1916; «Сельский часослов», 1918) выступил как тонкий лирик, мастер глубоко психологизированного пейзажа, певец крестьянской Руси, знаток народного языка и народной души.
В 1919—1923 годах входил в группу имажинистов. Трагическое мироощущение, душевное смятение выражены в циклах «Кобыльи корабли» (1920), «Москва кабацкая» (1924), поэме «Чёрный человек» (1925). В поэме «Баллада о двадцати шести» (1924), посвящённой бакинским комиссарам, сборнике «Русь Советская» (1925), поэме «Анна Снегина» (1925) Есенин стремился постигнуть «коммуной вздыбленную Русь», хотя продолжал чувствовать себя поэтом «Руси уходящей», «золотой бревенчатой избы». Драматическая поэма «Пугачёв» (1921).
После опубликованной Н. И. Бухариным в центральном партийном органе газете «Правда» статьи «Злые заметки»[102], утверждавшей, что Есенин «представляет самые отрицательные черты русской деревни», и призывавшей дать по «классово чуждой» есенинщине «хорошенький залп», вокруг имени поэта развернулась широкая кампания травли. В результате длительное время книги поэта не издавались. Однако, это не предотвратило его признания народом. На стихи Есенина повсеместно пелись песни, распространялись его переписанные от руки сборники[103]. Как заметил литературовед Д. М. Фельдман, «Злые заметки» не столько отражали литературную позицию Бухарина, сколько преследовали цель публично контратаковать литераторов, связанных с Троцким[104]. Многолетний соратник Троцкого Александр Воронский, попытавшийся вступить в дискуссию с Бухариным и «защитить память» Есенина, был снят с поста редактора журнала «Красная новь»[105].
Из писем Есенина 1911—1913 годов вырисовывается сложная жизнь начинающего поэта, его духовное созревание. Всё это нашло отражение в поэтическом мире его лирики 1910—1913 годов, когда им было написано свыше 60 стихотворений и поэм. Здесь выражены его любовь ко всему живому, к жизни, к Родине. На такой лад поэта особенно настраивает окружающая природа («Выткался на озере алый свет зари…», «Дымом половодье…», «Берёза», «Весенний вечер», «Ночь», «Восход солнца», «Поёт зима — аукает…», «Звёзды», «Темна ноченька, не спится…» и др.).
С первых же стихов в поэзию Есенина входят темы родины и революции. С января 1914 года стихи Есенина появляются в печати («Берёза», «Кузнец» и др.). «В декабре он бросает работу и отдаётся весь стихам, пишет целыми днями», — вспоминает Изряднова. Поэтический мир становится более сложным, многомерным, значительное место в нём начинают занимать библейские образы и христианские мотивы. В 1913 году в письме Панфилову он пишет: «Гриша, в настоящее время я читаю Евангелие и нахожу очень много для меня нового». Позже поэт отмечал: «Рано посетили меня религиозные сомнения. В детстве у меня очень резкие переходы: то полоса молитвенная, то необычайного озорства, вплоть до богохульства. И потом и в творчестве моём были такие полосы».
В марте 1915 года Есенин приезжает в Петроград, встречается с Блоком, который высоко оценил «свежие, чистые, голосистые», хотя и «многословные» стихи «талантливого крестьянского поэта-самородка», помог ему, познакомил с писателями и издателями. В письме к Николаю Клюеву Есенин сообщал: «Стихи у меня в Питере прошли успешно. Из 60 принято 51». В том же году Есенин вошёл в группу «крестьянских» поэтов «Краса».
Есенин становится знаменитым, его приглашают на поэтические вечера и в литературные салоны. М. Горький писал Р. Роллану: «Город встретил его с тем восхищением, как обжора встречает землянику в январе. Его стихи начали хвалить, чрезмерно и неискренне, как умеют хвалить лицемеры и завистники».
В начале 1916 года выходит из печати первая книга Есенина «Радуница». В названии, содержании большей части стихотворений (1910—1915) и в их отборе видна зависимость Есенина от настроений и вкусов публики.
Творчество Есенина 1914—1917 годов предстаёт сложным и противоречивым («Микола», «Егорий», «Русь», «Марфа Посадница», «Ус», «Иисус-младенец», «Голубень» и др. стихотворения). В этих произведениях представлена его поэтическая концепция мира и человека. Основой Есенинского мироздания является изба со всеми её атрибутами. В книге «Ключи Марии» (1918) поэт писал: «Изба простолюдина — это символ понятий и отношений к миру, выработанных ещё до него его отцами и предками, которые неосязаемый и далёкий мир подчинили себе уподоблениями вещам их кротких очагов». Избы, окружённые дворами, огороженные плетнями и «связанные» друг с другом дорогой, образуют деревню. А деревня, ограниченная околицей — это и есть Есенинская Русь, которая отрезана от большого мира лесами и болотами, «затерялась… в Мордве и Чуди». И дальше:
Не видать конца и края,
Только синь сосёт глаза…
Позднее Есенин говорил: «Я просил бы читателей относиться ко всем моим Иисусам, Божьим матерям и Миколам, как к сказочному в поэзии». Герой лирики молится «дымящейся земле», «на алы зори», «на копны и стога», он поклоняется родине: «Моя лирика, — говорил позже Есенин, — жива одной большой любовью, любовью к родине. Чувство родины — основное в моём творчестве».
В дореволюционном поэтическом мире Есенина Русь многолика: «задумчивая и нежная», смиренная и буйственная, нищая и весёлая, справляющая «праздники победные». В стихотворении «Не в моего ты бога верила…» (1916) поэт зовёт Русь — «царевну сонную», находящуюся «на туманном берегу», к «весёлой вере», которой теперь привержен он сам. В стихотворении «тучи с ожерёба…» (1916) поэт словно бы предсказывает революцию — «преображение» России через «муки и крест», и гражданскую войну.
И на земле и на небе Есенин противопоставляет лишь добрых и злых, «чистых» и «нечистых». Наряду с Богом и его слугами, небесными и земными, у Есенина в 1914—1918 годах действует возможная «нечисть»: лесная, водяная и домашняя. Злая судьба, как думал поэт, коснулась и его родины, наложила свою печать на её образ:
Не в моего ты Бога верила,
Россия, родина моя!
Ты, как колдунья, дали мерила,
И был, как пасынок твой, я.
.jpg)
Строки стихотворения Сергея Есенина «Письмо матери» (опубликовано весной 1924 года в журнале «Красная новь») произвели впечатление и на молодого композитора Василия Липатова. С тех пор романс на музыку Липатова звучал в исполнении Дмитрия Гнатюка, Юрия Гуляева, Вадима Козина, Клавдии Шульженко, Александра Малинина, других исполнителей, песня звучит в фильме «Калина красная». Эту песню Липатов написал всего за один день[107]. Липатову также принадлежит авторство первой музыкальной версии на стихотворение «Клён ты мой опавший».
Лирика Есенина превращалась в романсы благодаря композитору, народному артисту СССР Григорию Пономаренко. Его произведения «Отговорила роща золотая», «Не бродить, не мять в кустах багряных», «Пускай ты выпита другим», «Не жалею, не зову, не плачу», «Выткался на озере», «Шаганэ ты моя, Шаганэ», «Заметался пожар голубой», «Собаке Качалова» входили в репертуар Иосифа Кобзона, Владимира Трошина, Аркадия Северного, ансамбля «Радуница», ВИА «Орэра».
К творчеству Есенина обращались Александр Вертинский («В том краю, где жёлтая крапива», «До свиданья, друг мой, до свиданья»[51]), Иван Козловский («Ты поила коня», «Я по первому снегу»), Муслим Магомаев («Королева», «Прощай, Баку»), Евгений Мартынов («Берёзка»), Валерий Ободзинский («До свиданья друг мой, до свиданья»), Владимир Высоцкий (на любительской плёнке сохранился отрывок из сказки «Сиротка»[108]).
Песни на стихи Есенина входили в репертуар Клавдии Хабаровой. С музыкой Алексея Карелина стали знаменитыми песни «Цветы мне говорят — прощай», «Черёмуха душистая», «Вот оно — глупое счастье» и другие. Аркадий Северный включал в свои выступления романсы «Ты меня не любишь», «Белая свитка и алый кушак», «Вечер чёрные брови насопил», «До свиданья друг мой, до свиданья» и другие. На музыку Александра Вертинского Алексей Покровский исполнял «Последнее письмо» и многие другие песни. Композитор Сергей Сарычев и группа «Альфа» превратили во всесоюзный хит песню «Я московский озорной гуляка», а тандем композитора Сергея Беляева и исполнителя Александра Малинина сделала популярной песню «Забава».
Строки Есенина обретали своё звучание и в женском исполнении Людмилы Зыкиной («Слышишь, мчатся сани»), Галины Ненашевой («Берёза»), Нины Пантелеевой («Не жалею, не зову, не плачу»), Ирины Понаровской («Капли»), Надежды Бабкиной («Отговорила роща золотая»).
Стихи Есенина тесно переплетены с кинематографом. Романсы входили в творческие вечера актёров («Я зажёг свой костёр» на музыку Юрия Эриконы в исполнении Николая Караченцова, «Королева» в телевизионном бенефисе Ларисы Голубкиной). Песни вплетались в сюжет фильма («Клён ты мой опавший» под гитару исполняет учитель пения Андрей Попов в одноимённом фильме). Оригинальное прочтение известных песен предлагается для художественного кино. Так, композиция «Под окошком месяц» на музыку Яна Френкеля звучит в фильме «Корона Российской империи, или Снова неуловимые», в исполнении Максима Аверина в сериале «Гастролёры» (серия 4), «Клён ты мой опавший» в исполнении группы «Чайф» для фильма «По ту сторону волков».
Стихи Есенина звучат и в переводе. Итальянский певец и композитор Анджело Брандуарди в свой альбом 1975 года «La luna» включил песню по мотивам «Исповеди хулигана». Польский эстрадный певец и композитор Кшиштоф Кравчик записал в 1977 году пластинку, где стихи Есенина звучат в переводе Владислава Броневского. В 1979 году пластинку на стихи Есенина записал болгарский исполнитель Николай Любенов.
Песни на стихи Есенина исполняли Олег Погудин, Павел Пикалов, Андрей Мисин, Стас Михайлов, Александр Малинин, Вика Цыганова, Александр Новиков, Валерий Власов, Земфира, Елена Ваенга, Никита Джигурда, Женя Максимова, Прохор Шаляпин, трио «Реликт», трио «Соловушко», группы «Монгол Шуудан», «Кукрыниксы». Саундтреком к сериалу «Есенин» вышел альбом Сергея Безрукова под названием «Хулиган», в котором артист впервые выступил автором музыки. Группа «Рок-Синдром» в 2016 году выпустила рок-оперу — «Пугачов — музыка бунтарей» на полный текст поэмы Есенина.
Стихи Есенина звучат в жанре рэп — «Письмо к женщине», «Московский озорной гуляка» (Миша Маваши) и «Письмо к женщине» в исполнении ST, пэган-метал — «Я обманывать себя не стану» (группа «Невидь»), «Братья» (группа «Путь Солнца») инди-фолк — «Заметался пожар голубой», «Письмо к женщине» (группа The Retuses), дэткор — «До свидания, друг мой, до свидания» (группа «Bring Me the Horizon»), депрессивно-суицидальный блэк-метал — «Песня (Есть одна хорошая песня у соловушки…)» (группа Psychonaut 4), рок-сюиту «Есенин Сергей» выпустила «Мастерская Игоря Ковалёва»[109]. Творчеству Есенина посвящён вышедший в 1988 году альбом «O Jesenjinu» югославской рок-группы «Bolero». В 2005 году группа «Отпетые мошенники» выпустила песню «Гуляка», текстом которой послужило стихотворение «Московский озорной гуляка».
На 2013 год имя Есенина носят 611 площадей, улиц и переулков в городах и сёлах России[116].
| Год | Страна | Название | Режиссёр | Сергей Есенин |
|---|---|---|---|---|
| 1968 |  Великобритания Франция | «Айседора» | Карел Рейш | Звонимир Чрнко[англ.] |
| 1969 |  СССР | «Анна Снегина» | Виктор Серков | Виталий Безруков |
| 1971 | СССР | «Пой песню, поэт…» | Сергей Урусевский | Сергей Никоненко Фарик Захарян (Есенин-мальчик) |
| 2004 |  Россия | «Золотая голова на плахе» | Семён Рябиков | Дмитрий Муляр |
| 2005 | Россия | «Есенин» | Игорь Зайцев | Сергей Безруков |
| 2013 | Россия | «Маяковский. Два дня» | Дмитрий Томашпольский, Елена Демьяненко | Евгений Титов |
| 2022 | Россия |
«Декабрь» | Клим Шипенко | Александр Петров |
_Ростов-на-Дону.JPG)
.jpg)
.JPG)
В 1995 году Центральный банк РФ выпустил памятную монету (2 рубля, серебро, пруф) в серии «Выдающиеся личности России», посвящённую 100-летию со дня рождения С. А. Есенина[129].
_ГИМ.jpg)
Seamless Wikipedia browsing. On steroids.
Every time you click a link to Wikipedia, Wiktionary or Wikiquote in your browser's search results, it will show the modern Wikiwand interface.
Wikiwand extension is a five stars, simple, with minimum permission required to keep your browsing private, safe and transparent.
