«Пинбол 1973» — роман японского писателя Харуки Мураками. Написан в 1980 году.
«Действия определяют идею, а не наоборот», — таков был их лозунг. Что же определяет действия, они никому не рассказывали.
Ничто так не успокаивает душу, как звук камушка при ударе о воду глубокого колодца.
Ведь пока мы живём, мы торопимся любить. Чтобы потом не сожалеть ни о чём.
«Среди написанного человеческой рукой не существует ничего такого, чего не смог бы понять человек», — гласил броский слоган на трёхцветной рекламке нашей фирмы.
В большей степени или в меньшей, но каждый из нас запускается в жизнь по определённой схеме. Когда чья-то схема слишком отличается от моей — я злюсь. Когда слишком похожа — расстраиваюсь. Вот, собственно, и всё.
«Счастье — это тёплая компания»
— Верно, какая необходимость калечить кошку? Кошка послушная, ничего от неё худого... Оттого, что изуродуешь ей лапу, ничего не выиграешь. Бессмысленно это, дико. Но такого беспричинного зла в мире — целые горы. Мне не понять, тебе не понять — а оно существует, и всё тут. Можно сказать, мы среди этого живём.
— А я сорок пять лет живу — и понял одну единственную истину. Знаешь, какую? Такую, что человек при большом желании из чего угодно может извлечь урок. Из самых заурядных и банальных вещей извлечь урок всегда можно. Кто-то сказал, что даже в бритье присутствует своя философия. Собственно, никто в мире и не выжил бы будь это не так.
— Если глядеть издалека, — сказал я, глотая кусок креветки, — что угодно кажется красивым.
— Мне так кажется, что любые перемены и любой прогресс в конечном счёте сводятся к разрушению. Или я не прав?
— В том, что может когда-нибудь потеряться, большого смысла нет. Ореол вокруг потери — ложный ореол.
На неискушенных людей карточка университетского преподавателя обычно производит впечатление.
Да, наверное, без гордости человек и жить бы не смог… Но одна гордость — это как то мрачно. Слишком уж мрачно…
Но, когда я оглядываюсь на потёмки, через которые мы брели, то не вижу там ничего определённого — только «вероятное». Ведь мало того, что воспринимать нам дано лишь мгновения, именуемые «настоящим», — даже сами эти мгновения проскальзывают мимо нас, почти не задевая.
Куда мне идти, где отыскать собственное место? Где оно может быть? Долгое время единственным таким местом мне представлялся двухместный самолёт-торпедоносец. Но ведь это суррогат, глупость — самые лучшие торпедоносцы устарели ещё тридцать лет назад…