Кафка на пляже — мистический роман японского писателя Харуки Мураками, издан в 2002 году. В центре произведения — судьба подростка, убежавшего из дома от мрачного пророчества своего отца. На удивительные судьбы героев, жителей Японии второй половины XX века, влияют пророчества, посланцы потустороннего мира и… кошки.
Деньги в кошельке, как грибы в лесу, не растут… Кончатся деньги-то.
Хотя я тебе скажу: покруче надо быть, а то ни фига не получится.
Судьба иногда похожа на песчаную бурю, которая все время меняет направление. Хочешь спастись от нее — она тут же за тобой. Ты в другую сторону — она туда же. И так раз за разом, словно ты на рассвете втянулся в зловещую пляску с богом смерти. А все потому, что эта буря — не то чужое, что прилетело откуда то издалека. А ты сам. Нечто такое, что сидит у тебя внутри. Остается только наплевать на все, закрыть глаза, заткнуть уши, чтобы не попадал песок, и пробираться напрямик, сквозь эту бурю. Нет ни солнца, ни луны, ни направления. Даже нормальное время не чувствуется. Только высоко в небе кружится белый мелкий песок, которым, кажется, дробит твои кости. Вообрази себе такую бурю.
Если уходить из дома — то в день рождения.
То, чему в школе учат, не больно пригодится в настоящей жизни. Это факт. Учителя ваши почти все — козлы. С этим все ясно.
Пророчество, как тайная темная вода в колодце, всегда здесь, всегда рядом.
Иногда чистота важнее всего.
Когда дети увлекаются и начинают играть вместе, разница в культуре, в условиях довольно быстро исчезает.
… имя сменить — дело нехитрое. Особенно если человек хочет от кого то скрыться.
Так часто бывает: то или иное явление можно оценить только по прошествии времени…
В таком деле, как стихи, самостоятельности надо побольше.
Знаете ли вы, что такое любовь?
— Да. То есть сам Наката не пробовал, но общее представление имеет. Это когда внутри пожар.
Случается, любовь так далеко заведет, что и обратной дороги не найдешь.
— Всякое бывает. Как среди людей все разные, так и среди кошек.
Хорошая голова или плохая, писать умеешь или не умеешь, есть тень или нет — все равно. Время приходит — все умирают. Умрут и их сожгут.
Что там будет через сто лет? Бог с ним. Надо думать о том, что сейчас.
А что сделаешь? На что не пойдешь, чтобы выжить.
Что ни говори, а это не шутка — найти общий язык коту и человеку.
Для кошки самое страшное — в мешок попасть.
Осторожность — дело не лишнее. Никому не помешает — ни кошкам, ни людям.
… о вещах, по настоящему важных, так просто не скажешь.
Умеешь делать массаж — не пропадешь, такие люди везде нужны.
Короче, в целом свете тебе положиться не на кого — только на самого себя.
Детские души податливы, их легко можно согнуть. Но, раз согнувшись, они застывают, и распрямить их очень трудно. Часто даже невозможно.
— Но человек всегда связывает себя с чем то, — сказал Осима. — Иначе нельзя. Ты это делаешь бессознательно, сам того не замечая. Как говорил Гёте, весь мир — метафора.
И потом, если уж умирать, так в одиночку. Тихо, спокойно.
— То есть умирать с кем нибудь за компанию — вас такой вариант не устраивает?
— Именно.
…вещь, несущая в себе определенное несовершенство, привлекает именно своим несовершенством. По крайней мере, определенных людей.
Но мир нелогично устроен, Наката сан, и нет смысла пускаться в объяснения.
Когда начинается война, людей забирают в солдаты. Они берут винтовки, идут воевать. Убивать вражеских солдат. Как можно больше. И никому дела нет до того, нравится тебе это или не нравится. Ты должен это делать и все тут. Иначе тебя самого убьют.
— В каждом деле должен быть порядок, Наката сан, — приговаривал он. — Не надо смотреть слишком далеко вперед. А то заглядишься, не заметишь, что под ногами, и бац! — слетишь с катушек. Но и под нос себе глядеть тоже ни к чему. Не будешь видеть, что впереди, — на что нибудь наткнешься. Поэтому делай так: вперед посматривай и по порядочку, по порядочку… Только так и не иначе.
Смотри! Смотри! Зажмуриваются слабаки. Это трусы от реальности глаза прячут. Вот пока ты глаза закрываешь, уши затыкаешь, время то бежит. Тик так. Тик так.
— Это очень важная вещь, Наката сан, когда человек перестает быть человеком.
Но ведь в каком то смысле, природа — вещь неестественная, а в спокойствии заключена угроза.
— По опыту могу сказать: когда человек очень сильно чего то хочет, ничего не получается. А когда пытается избежать чего то, это обязательно происходит. Хотя это все, конечно, теория.
… наша жизнь — сплошные дурные предзнаменования. Возьми любую газету и сравни, сколько в ней хороших новостей и сколько плохих. Сразу поймешь.
Любая история обязательно закладывает резкий вираж.
— Кафка, дружище! В жизни бывают моменты, когда назад хода нет. А случается, правда, гораздо реже, что и вперед шага не сделаешь. Хорошо или плохо, а приходится молча с этим мириться. Такова жизнь.
У каждого своя боль, и раны у каждого свои остаются. Поэтому уж в чем, а в справедливости и беспристрастности я никому не уступлю, мне кажется. Но еще больше меня достают люди, лишенные воображения. Таких Т. С. Элиот называл «полыми». Нехватку воображения, пустоту они затыкают мертвой соломой и разгуливают себе по свету, сами того не замечая. А свою невосприимчивость, глухоту, прикрываясь пустыми словами, пытаются навязывать другим.
— Потому что если каждого, кому воображения не хватает, всерьез воспринимать — никакого здоровья не хватит, да?
А к чудесам люди инстинктивно относились с подозрением.
— Когда свое мнение имеешь и когда котелок неважно варит — это ж разные вещи.
— Это не важно. Я вот что хочу сказать: пока жив человек, с кем бы ему ни приходилось иметь дело, у всего, что его окружает, смысл появляется. Сам собой. Самое важное — как: естественно или не естественно, а не то, какая голова — хорошая или плохая. Увидишь ты это своими глазами или нет? Вот в чем дело то.
— Люди, которые вот так, изо всех сил, до пота, работают, — это и есть пролетариат. А кто сидит в кресле, не сходя с места, другими распоряжается и в сто раз больше меня получает, — тот капиталист.
— Все в этом мире меняется, Наката сан. Каждый раз ночь кончается, начинает светать. Но мир уже изменился, уже не такой, как вчера.
— Я считаю, у тебя есть право жить так, как ты хочешь. А сколько лет человеку — пятнадцать или пятьдесят один — не важно. Но, к сожалению, моя точка зрения с общепринятой не совпадает.
Не человек выбирает судьбу, а судьба — человека.
Повторюсь, но весь мир — это метафора.
Но без опровержения гипотез не может быть научного прогресса… Отец всегда так говорил. Гипотеза — это пища для ума.
Куда ни приедешь, обязательно найдется какой нибудь хмырь, который станет тебе мозги компостировать.
— Хотя в нашей стране проблем — лопатой не разгребешь, но за уровень техники, по крайней мере, она достойна уважения…
Любовь — такая штука, способна мир перевернуть. Так что все может быть.
— Послушай, отец! Ведь нас везде колотят, стоит только на свет появиться — и дома, и в школе, и в армии. Не хочу хвалиться, но я по пальцам могу пересчитать дни, когда не получал от кого нибудь тычка. И сейчас… То болит, то горит, то зудит, то чешется. То сладко, то горько. По всякому бывает. Выбирай чего хочешь.
— Нет, что ни говори, а людей убивать — нехорошо, — заявил Наката и решительно кивнул.
Символизм и смысл — вещи разные… Люди с художественным талантом без лишнего многословия обходятся.
— Хотя проходит время, и в конечном итоге все люди портятся, меняются. Рано или поздно это происходит.
— Сколько бы человек ни менялся к худшему, всегда должно быть место, куда можно вернуться.
— Место, куда стоит возвращаться.
В ней не было выводов, никакой морали. А такие книги никто читать не хочет. Хотя мне как раз казалось, что так и должно быть — без выводов.
— У моего дедули присказка была: спросить — не стыдно, стыд на всю жизнь — не спросить.
Моя шкура меня совершенно не устраивает. Она мне никогда не нравилась. С самого рождения. Я ее ненавижу. Лицо, руки, кровь, гены… все это проклятое родительское наследство. Как бы я хотел от него избавиться… Это как из дома уйти.
И в то же время в душе я вот что думаю. Если оболочку и внутреннее содержание местами поменять… то есть рассматривать оболочку как внутреннее содержание, а внутреннее содержание считать оболочкой, то как то легче понять смысл нашего существования.
Вот представь: сидит птичка на веточке. Ветка сильно раскачивается на ветру. А вместе с ней ходит ходуном все, что попадает в поле зрения птички… Ей приходится головой водить — вверх вниз, вверх вниз. Приноравливаясь к колебаниям ветки. Понаблюдай как нибудь за птицами, когда ветер сильный будет. Я часто из окна на них смотрю. Страшно утомительное дело, тебе не кажется? Жить так — все время тряся головой в такт качающейся ветке, на которой сидишь.
— Истинное настоящее — это неуловимое движение вперед прошлого, которое поглощает будущее. По сути, все ощущения — это уже память.
Это же откровение, — прищелкнул языком Полковник Сандерс. — Откровение — это скачок за рамки повседневного. Какая может быть жизнь без откровений? Это просто прыжки от разума созерцающего к разуму творящему. Вот что важно. Понятно тебе, дубина?
— Хосино тян! Все материальные объекты находятся в движении. Земной шар, время, понятия и представления, любовь, жизнь, вера, справедливость, зло… Все течет, все изменяется. Нет ничего, что сохранялось бы вечно в одном и том же месте и в одной и той же форме.
Но для человека очень важно, где он родился и где умрет. Место рождения мы, разумеется, не выбираем, а вот где умереть — тут все таки выбор какой то есть.
— Потому что когда кого то любишь, ищешь то, чего тебе недостает. Поэтому когда думаешь о любимом человеке, всегда тяжело. Так или иначе. Будто входишь в до боли родную комнату, в которой очень давно не был. Это же естественно. Не ты первый открыл это чувство. Так что патента не получишь.
Медленно вращается земля. Но мы здесь ни при чем, мы все живем во сне.
Мой дед, знаешь, как говорил? Если все будет так, как тебе хочется, то жить станет неинтересно.
Ты знаешь, люди в большинстве своем к свободе не стремятся, а только думают, что стремятся. Все это иллюзия. Если им дать настоящую свободу, они просто с ума сойдут. Так и знай. На самом деле люди свободными быть не хотят.
В конце концов, в этом мире выживают те, кто строит высокие прочные заборы. А если ты будешь это отрицать, тебя в такую же дыру загонят…
Человеку требуется место, куда можно вернуться.
А неплохо, когда от тебя толк есть.
— Если все будут светилами и талантами, как жить тогда? Ведь кто то должен за порядком следить, разные практические вопросы решать.
Пока живешь, что то собой представляешь. Все идет само собой. Но потом вдруг все меняется. Жил жил — и оказалось, что я ничто. Странно… Человек на свет появляется, чтобы жить, разве не так? А я только терял то, что во мне было. Если так дальше пойдет, что получится? Никому не нужная пустышка. Это же неправильно. Ничего странного. Как бы все это изменить?..
— Мудрое решение. Не зря говорят: лучше вообще ни о чем не думать, чем думать о всякой ерунде.
— Знаешь, папаша, поговорку: «Кто отраву проглотил, тот и тарелкой не подавится»?
Такая уж это штука — любовь, Кафка. Чувства, прекрасные, как дыхание, — они для тебя одного, но во мраке блуждаешь тоже один. Терпи. Закаляйся телом и душой.
— С нашим миром, в котором мы живем, всегда граничит какой то другой. Ты можешь проникнуть в него на сколько то шагов и благополучно вернуться обратно. Если будешь осторожным. Но стоит лишь переступить некую черту — и возврата назад уже не будет. Ты не сможешь найти обратную дорогу. Знаешь, откуда пошло понятие «лабиринт»?
Какое это удовольствие — читать.
Каким бы ни был человек богатым, время все равно не купишь.
… может, и гнев, и страх — разные проявления одного и того же духа?
— Знаешь, не бывает таких сражений, которыми можно закончить войну, — говорит Ворона. — Война зреет изнутри. Растет, с чмоканьем высасывая кровь, которая льется, когда люди убивают друг друга, выгрызает изуродованную плоть. Война — своего рода совершенное живое существо. Ты должен это знать.
— Память согревает человека изнутри. И в то же время рвет его на части.
Все возвращается к тому, как должно быть.
Только Наката вот что думает: как вы ни страдали, но все равно с этой самой памятью расставаться не хотели. Так ведь?
— Да, — отвечала Саэки сан. — Вы правы. Как ни тяжело, а расставаться с этой памятью я не хочу. До тех пор, пока жива. В ней весь смысл жизни, свидетельство того, что жила.
Но что было — то было. Правильно, неправильно… Так и надо к этому относиться.
Там, где существует время, ничего не вернешь назад.
Почему, когда человека сильно любишь, надо его так мучить. Я хочу сказать: какой тогда смысл его любить? Почему так получается?
Перейти в ничто — это стать нулем. А к нулю сколько нулей не прибавляй, все равно будет нуль.
Великая вещь — когда человек хочет стать сильнее.
… когда ты в лесу, ты становишься частью леса.
Летать? Такое не поймешь, если не попробуешь.
— И еще очень трудно определить, где добро, а где зло, — подхватил коренастый.
— Но без этого нельзя, — сказал долговязый.
Как то неспокойно, когда живешь у моря, а гор нет.
Мир — это метафора…
— Но я так и не понимаю, в чем смысл жизни, — сказал я.
— В том, чтобы смотреть на картину. Слушать шум ветра.
Впрочем, достаточно одной метафоры, чтобы расстояние до цели стало намного короче
Ирония делает человека глубже, масштабнее, открывает ему путь к спасению на более высоком уровне. Даёт возможность определить универсальные потребности.
Трагедия человека, как это ни комично, не в его недостатках, а скорее в его достоинствах.
Вещь, несущая в себе определённое несовершенство привлекает именно своим несовершенством.