Пижма бальзамическая

Пижма бальзамическая

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

У этого термина существуют и другие значения, см. Пижма (значения).

Пи́жма бальзами́ческая, кану́пе́р,^{[комм. 1]} сараци́нская мя́та или бальзами́ческая ряби́нка ^{[комм. 2]} (лат. Tanacétum balsamíta)^{[комм. 3]} — многолетние травянистые растения из рода пижма семейства астровых (или сложноцветных лат. Asteraceae).

Более трёх тысячелетий пижма бальзамическая (или канупер) известна в культуре, долгое время она была в Европе необычайно популярным огородным, лекарственным, пряно-ароматическим и попросту — декоративным садовым растением, у которого за века культивирования была выведена масса форм (для разных нужд и потребностей). Наряду с пижмой обыкновенной канупер является самым распространённым и популярным среди почти ста видов рода Пижма.

Канупер в коротких цитатах

	...в обмороках нюхать уксус, либо хрен тёртый <...>. Нюхать также или мяту, или кануфер.[1]
	— Данило Самойлович, «Способ самый удобный повсемственного врачевания смертоносной язвы заразоносящейся чумы...», 1797

	Ну, я на вас ссылаюсь, любезные читатели, скажите по совести, слыхали ли вы когда-нибудь, чтобы яблоки пересыпали канупером? Правда, кладут смородинный лист, нечуй-ветер, трилистник; но чтобы клали канупер… нет, я не слыхивал об этом.[2]
	— Николай Гоголь, «Вечера на хуторе близ Диканьки», 1831

	Хороший табак жид делает в Сорочинцах. Я не знаю, что он кладёт туда, а такое душистое! На канупер немножко похоже. Вот возьмите, раздуйте немножко во рту. Не правда ли, похоже на канупер?[3]
	— Николай Гоголь, «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», 1842

	— Да уж я очень обрадовалась! — умильно отвечала Аграфена, снимая со стола тарелку с огуречными семенами и пучки калуфера. Анна Фёдоровна всегда сама разбирала овощные семена и вязала калуфер.[4]
	— Юлия Жадовская, «Отсталая», 1861

	...пол свежей травой устлать, да чтоб в траве ради благоухания и заря была, и мята, и кануфер…[5]
	— Павел Мельников-Печерский, «В лесах» (книга первая), 1874

	...как вспомнятся красноярские стерляди, почет, возданный в обители, молебный канон, баня липовая с калуфером — язык у Патапа Максимыча так и заморозит...[5]
	— Павел Мельников-Печерский, «В лесах» (книга первая), 1874

	Тут красовались пышные гвоздики и огромные подсолнечники, пестрели разноцветные маки, благоухал канупер...[6]
	— Александр Никитенко, «Моя повесть о самом себе», 1877

	Фельдшер обмыл его страшную, зияющую рану, сделал перевязку и надел на больного чистое, вынутое няней, и пахнувшее калуфером и мятой бельё. <...> — Голубушка моя, нянечка! — произнёс он, хватая и целуя её загорелую, чёрствую руку. — Смолка, калуфер… и барбарис!..[7]
	— Григорий Данилевский, «Сожжённая Москва», 1885

	А как затащит тебя, бывало, на сельскую ярмарку — потолкаться меж народом, так только гляди да слушай. <...> Мимоходом возьмёт у инвалида-солдата щепотку тёртого тютюна с канупером...
	— Василий Авенариус, «Гоголь-студент», 1898

	А добрую щепотку бакуна с кануфером и я тебе, пожалуй, тоже на сей конец предоставлю.
	— Василий Авенариус, «Гоголь-студент», 1898

	Но царскому огороду было все-таки далеко до Версальских садов. <...> Только скромные северные цветы ― любимый Петром пахучий калуфер, махровые пионы и уныло-яркие георгины ― росли здесь привольнее.[8]
	— Дмитрий Мережковский, «Пётр и Алексей», 1905

	Пётр сильно втянул воздух через ноздри и стал набивать канупер в почерневшую трубочку. Денщик подал фитиль.[9]
	— Алексей Толстой, «День Петра», 1918

	Бальзамическая пижма, хочешь, сок из носа выжму...[10]
	— Михаил Савояров, «Бальзам на душу» (из сборника «Сатиры и сатирки»), 1920

	Мой-то <табачок> костромской мятный. С канупером табачок, по крепости — вырви глаз.[11]
	— Владимир Гиляровский, «Москва и москвичи», 1926-1934

	В нос шибало гуляфною водкой, какую подливали в печь для духу, на языке налип колтун после вчерашнего канупера...[12]
	— Глеб Алексеев, «Мария Гамильтон», 1933

Канупер в научно-популярной литературе и публицистике

Не отягощать желудка пищею, а употреблять пищу кисловатую. Предлежит всенепременно, сообразуясь припадкам первенствующим, употребить всему тут соответствующему таковые и аптечные лекарства… Когда же преследуют ещё вышесказанным припадкам и другие, то в обмороках нюхать уксус, либо хрен тёртый, либо руту с ржаным хлебом, в чистый платок завернутую в узелок и сверху уксусом или квасом, сыровцом смоченную. Нюхать также или мяту, или кануфер.[1]

— Данило Самойлович, «Способ самый удобный повсемственного врачевания смертоносной язвы заразоносящейся чумы...», 1797

	Встречаются на улице даже мало знакомые люди, поздороваются шапочно, а если захотят продолжать знакомство — табакерочку вынимают. — Одолжайтесь. — Хорош. А ну-ка моего… Хлопнет по крышке, откроет. — А ваш лучше. Мой-то костромской мятный. С канупером табачок, по крепости — вырви глаз.[11]
	— Владимир Гиляровский, «Москва и москвичи», 1926-1934

	Пижма бальзамическая <...>, поповник бальзамический, пиретрум бальзамический, калуфер, канупер, кануфер, пижма благовонная, Афанасия, девятильник благовонный, калифер, колуфер, канупир, канупирь, калифер, рябинчик, шпанская ромашка, карупир, калупир, калопер, калофер, библейский лист.[13]:160
	— Екатерина Донецкая, «Лекарственные растения в быту, медицине, косметике», 2016

Все цветки в корзинке трубчатые, желтоватого или бледно-жёлтого цвета, лепестков нет. У дикорастущей пижмы бальзамической встречаются одиночные соцветия с белыми язычковыми цветками (так называемыми «лепестками») до 5-10 мм длиной. Плод — семянка до 2,5 мм длиной, с пятью-восемью продольными рёбрами и коронкой. У садовых форм семена завязываются крайне редко. Цветёт с июля до осени. Плоды созревают в августе-октябре.[13]:160-161

— Екатерина Донецкая, «Лекарственные растения в быту, медицине, косметике», 2016

Кануфер — многолетнее растение семейства Астровые, в цветущем виде немного похоже на пижму. Из-за этого кануфер ещё называют бальзамической пижмой. У него такие же, как у пижмы, высокие жёсткие цветоносы с корзинкой жёлтых цветков-пупырышек. Листья кануфера овальные с мелкозубчатым краем, довольно крупные, бархатистые, серо-зелёного цвета. Весной листья образуют прикорневую розетку, при выходе цветоноса довольно плотно покрывают его по всей длине. Лучше всего кануфер размножается делением кустов. Но поскольку растение практически исчезло из садов, то найти маточный куст сложно.[13]:161

— Екатерина Донецкая, «Лекарственные растения в быту, медицине, косметике», 2016

Общеславянское слово «пи́жма», обозначающее как весь род в целом, так и многих его отдельных представителей, можно считать происходящим от польского «piżmo» или чешского «pižmo», что означает мускус (сильный запах органического происхождения) и в свою очередь восходит к искажённому произношением латинскому слову «bisámum». <...> Что же касается вида пижма бальзамическая, то произнесённое по-русски, это словосочетание включает в себя по существу одно и то же слово (масло масляное), произнесённое дважды — в разной исторической форме. Пижма бальзамическая — очень распространённое и популярное в течение тысячелетий культурное растение. В словаре почти каждого народа оно имеет своё особенное название или даже несколько.[14]

— Голиб Саидов, «Энциклопедия вкуса. Всё о специях, пряностях и приправах», 2022

Канупер в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

	Они жили на берегу Сосны, в небольшой, крытой соломою, но беленькой хате, за которою, к самой реке, спускался огород с грядами капусты, гороха, свеклы, кукурузы и разного рода цветами. Тут красовались пышные гвоздики и огромные подсолнечники, пестрели разноцветные маки, благоухал канупер, ковром расстилались ноготки, колокольчики, зинзивер и ― украшение могил ― васильки.[6]
	— Александр Никитенко, «Моя повесть о самом себе», 1877

	Каждый кустик в саду, каждое деревцо были нам близко знакомы; знали мы, что в мрачном углу под стеною соседней конюшни Бейера растёт кустик канупера, что на кривой дорожке ― неклен, а на круглой куртине ― конский каштан.[15]
	— Викентий Вересаев, «Воспоминания», 1935

Канупер в беллетристике и художественной прозе

Канупер (побег с бутонами)

Разговорились все (опять нужно вам заметить, что у нас никогда о пустяках не бывает разговора. Я всегда люблю приличные разговоры; чтобы, как говорят, вместе и услаждение и назидательность была), разговорились об том, как нужно солить яблоки. Старуха моя начала было говорить, что нужно наперёд хорошенько вымыть яблоки, потом намочить в квасу, а потом уже… «Ничего из этого не будет! — подхватил полтавец, заложивши руку в гороховый кафтан свой и прошедши важным шагом по комнате, — ничего не будет! Прежде всего нужно пересыпать канупером, а потом уже…» Ну, я на вас ссылаюсь, любезные читатели, скажите по совести, слыхали ли вы когда-нибудь, чтобы яблоки пересыпали канупером? Правда, кладут смородинный лист, нечуй-ветер, трилистник; но чтобы клали канупер… нет, я не слыхивал об этом. Уже, кажется, лучше моей старухи никто не знает про эти дела. Ну, говорите же вы! Нарочно, как доброго человека, отвёл я его потихоньку в сторону: «Слушай, Макар Назарович, эй, не смеши народ! Ты человек немаловажный: сам, как говоришь, обедал раз с губернатором за одним столом. Ну, скажешь что-нибудь подобное там, ведь тебя же осмеют все!» Что ж бы, вы думали, он сказал на это? Ничего! плюнул на пол, взял шапку и вышел. Хоть бы простился с кем, хоть бы кивнул кому головою; только слышали мы, как подъехала к воротам тележка с звонком; сел и уехал. И лучше! Не нужно нам таких гостей![2]

— Николай Гоголь, «Вечера на хуторе близ Диканьки», 1831

	— Ничего, одолжайтесь! я понюхаю своего! — При этом Иван Никифорович пощупал вокруг себя и достал рожок. — Вот глупая баба, так она и ружьё туда же повесила! Хороший табак жид делает в Сорочинцах. Я не знаю, что он кладёт туда, а такое душистое! На канупер немножко похоже. Вот возьмите, раздуйте немножко во рту. Не правда ли, похоже на канупер? Возьмите, одолжайтесь![3]
	— Николай Гоголь, «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», 1842

— Чу! собаки лают, — проговорила тревожно Анна Федоровна. — Ну, это никак они! — сказала Аграфена и хотела выйти. — Прибери со стола-то. Экая разиня, не догадается, — закричала Анна Федоровна. — Верно, Ненила Павловна с ней. — Да уж я очень обрадовалась! — умильно отвечала Аграфена, снимая со стола тарелку с огуречными семенами и пучки калуфера.[комм. 4] Анна Федоровна всегда сама разбирала овощные семена и вязала калуфер. Между тем старая дребезжащая коляска, запряженная четырьмя клячами, управляе-мыми седым кучером, въехала на двор и остановилась у крыльца. Анна Федоровна заколыхалась на месте, но встать без помощи не имела сил.[4]

— Юлия Жадовская, «Отсталая», 1861

	― Оклады на иконах как жар бы горели, ― не останавливаясь, продолжала Манефа. ― Берёзок нарубить побольше, да чтоб по-летошнему у тебя осины с рябиной в часовню не было натащено… Горькие древеса, не благословлены. В дом господень вносить их не подобает… берёзки по стенам и перед солеёй расставить, пол свежей травой устлать, да чтоб в траве ради благоухания и заря была, и мята, и кануфер…[комм. 5]
	— Павел Мельников-Печерский, «В лесах»,[5] 1874

На столе в зале запыхтел самовар. Наумовна достала из кладовой и взбила на кровати покойной барыни пуховик и гору подушек, велела внести кровать в гостиную, накрыла постель белою простыней и тонким марселевым одеялом, освежила комнату и покурила в ней смолкой. Сюда она, с помощницами, перенесла и уложила Митю. Фельдшер обмыл его страшную, зияющую рану, сделал перевязку и надел на больного чистое, вынутое няней, и пахнувшее калуфером и мятой белье. Митя все время, пока готовили ему комнату и делали перевязку, был в лихорадочном полузабытьи и слегка бредил. Но когда он выпил стакан горячего, душистого чаю и жадно потребовал другой с «кисленьким» и когда раскрасневшаяся седая и полная Ефимовна принесла и подала ему к чаю его любимого барбарисового варенья, глаза Мити засветились улыбкой бесконечного блаженства. Он дал знак рукой, чтоб остальные, кроме няни, вышли. — Голубушка моя, нянечка! — произнес он, хватая и целуя ее загорелую, черствую руку. — Смолка, калуфер… и барбарис!.. Я опять в родном гнезде… Боже! как я боялся и как счастлив… удостоился! Теперь буду жить, непременно буду… Где он? Где, скажи, Вася Перовский?[7]

— Григорий Данилевский, «Сожжённая Москва», 1885

	А как затащит тебя, бывало, на сельскую ярмарку — потолкаться меж народом, так только гляди да слушай. Для всякого-то мужичонка, для всякой бабёнки найдется у него привет и шутка. Тут отведает гречаников, гороховняков, буханцев, там велит спечь себе блин на горячей сковородке, да так, чтобы масло с пальцев текло. Мимоходом возьмёт у инвалида-солдата щепотку тёртого тютюна с канупером...
	— Василий Авенариус, «Гоголь-студент», 1898

	— Можно, — с задумчиво-лукавой усмешкой согласился Гоголь. — Только, чур, Герасим Иванович, другим об этом пока ни полслова! — Ни-ни, само собой. А добрую щепотку бакуна с кануфером и я тебе, пожалуй, тоже на сей конец предоставлю.
	— Василий Авенариус, «Гоголь-студент», 1898

Но царскому огороду было все-таки далеко до Версальских садов. Бледное петербургское солнце выгоняло тощие тюльпаны из жирных роттердамских луковиц. Только скромные северные цветы ― любимый Петром пахучий калуфер, махровые пионы и уныло-яркие георгины ― росли здесь привольнее. Молодые деревца, привозимые с неимоверными трудами на кораблях, на подводах из-за тысяч верст ― из Польши, Пруссии, Померании, Дании, Голландии ― тоже хирели. Скудно питала их слабые корни чужая земля.[8]

— Дмитрий Мережковский, «Пётр и Алексей», 1905

	Пётр принял заскорузлыми пальцами стакан, медленно выпил водку, вытер губы ладонью и стал грызть огурец. Это был его завтрак. Морщины на лбу разошлись, и рот, красивый, но обезображенный постоянным усилием сдержать гримасу, усмехнулся. Пётр сильно втянул воздух через ноздри и стал набивать канупер в почерневшую трубочку. Денщик подал фитиль.[9]
	— Алексей Толстой, «День Петра», 1918

	Она славилась на весь Темьян, как мастерица-взбивальщица банного мыла с мятой, с калуфером, с травой-чередой: никто лучше нее не пенил мыльную пену: пухом белела, лебяжьим ластилась к телу.[16]
	— Сергей Дурылин, «Колокола», 1929

Проснувшись в четвёртом часу утра, когда дрянненький питербурхский рассвет, которому, казалось, никогда и не родить дня, обмазал молочным киселём окна, Пётр опухшими и со сна простодушно-добрыми глазами с минуту смотрел на узорчатые городки муравлёной, с утра жарко натопленной печи. В нос шибало гуляфною водкой,[комм. 6] какую подливали в печь для духу, на языке налип колтун после вчерашнего канупера и «большого орла», хваченного на ассамблее у Алексашки, а тесноватый, в затейливо голубую кромку ночкой колпак слез на бровь и натёр лоб до боли. Отхаркнув в угол утреннюю дрянь, Пётр кивком головы обронил колпак и приподнялся на локтях: по утреннему этому его знаку дежурный денщик мчался с рюмкой анисовой, и ― царь начинал утро.[12]

— Глеб Алексеев, «Мария Гамильтон», 1933

	Яков, не в пример братьям, за собой не смотрел, — коричневый кафтан на нем был в пятнах, пуговицы оторваны, черный галстук засален на волосатой шее, весь пропах табаком-канупером. Волосы носил свои — до плеч — плохо чёсанные.[17]
	— Алексей Толстой, «Петр Первый» (книга третья), 1944

Канупер в поэзии

Листья канупера (Новгород)

	Занимаясь семь лет этим дельцем, Не напрасно я брал свой оклад (Тут сравнил он себя с земледельцем, Рвущим сорные травы из гряд). Например, Вальтер Скотт или Купер ― Их на веру иной пропускал, Но и в них открывал я кану́пер! [комм. 7] (Так он вредную мысль называл.)[18]
	— Николай Некрасов, «Газетная», 1865

	Бальзамическая пижма, хочешь, сок из носа выжму, Бальзамическая пихта ― или мимо пролетит, Бальзамическая липа ― лечит гнойные полипы, Бальзамической осиной всё обует и срастит...[10]
	— Михаил Савояров, «Бальзам на душу» (из сборника «Сатиры и сатирки»), 1920

Комментарии

1. ↑ Пи́жма бальзами́ческая — это очень известное (особенно, во времена средневековья, и почти религиозное католическое растение. Именно поэтому оно имеет массу устоявшихся региональных и языковых имён. Так, одно только название канупе́р имеет множество вариантов произношения и ударения на разных слогах: кону́фер, кануфе́р, колуфе́р, калу́фер и так далее.
2. ↑ Название «бальзами́ческая ряби́нка» является прямой калькой с ботанического имени «Пи́жма бальзами́ческая», поскольку «дикая рябинка» — это одно из народных названий пижмы вообще. Кроме того, это растение называют: пахучая пижма, девятисильник благовонный, рябинник и шпанская (испанская) ромашка. И это далеко не полный список названий пижмы бальзамической.
3. ↑ Научное название рода пижмы бальзамической (лат. Tanacétum) происходит от греческих слов «tanaos» — долго, продолжительно и «aceomai» — жить, существовать. Соединённое в целое слово, это скорее всего обозначает известное свойство этого растения долго оставаться в живом состоянии. В определённом смысле, название «танацетум» можно считать почти полным синонимом латинского названия Sempervivum («вечно живой», или молодило), относящимся к совершенно другому растению. По другой версии, название рода Tanacetum есть видоизменённое народным произношением слово «Athanasia» (афана́сия) — от греческих «а» — не, и «thanáos» — смерть (можно сравнить с именем бога смерти Танатоса. В целом название по второй версии может переводиться как «бессмертник», однако, не следует путать танацетум и с этим растением тоже из семейства Астровые.
4. ↑ Калуфер — многолетнее растение. Культивировалось как пряность. (прим. от автора)
5. ↑ Сам автор, Павел Мельников-Печерский снабжает эту фразу следующим комментарием: «Калуфер, или кануфер, ― balsamita vulgaris».
6. ↑ Ароматическая гуляфная водка (по аналогии с гуляфной розовой водой) была распространена в конце XVII века и позднее. Её делали из цветков шиповника, настоянных или на самогонном спирту, или в виноградном вине.
7. ↑ Довольно оригинальное (переносное) употребление слова «кану́пер», в качестве сорного растения, метафоры вредных или пустых мыслей. В самом деле, пижма бальзамическая очень неприхотливое и выносливое растение (как и большинство пижм), — со временем, оставшись без присмотра хозяев, оно вполне может дичать и превращаться в огородный сорняк.

Источники

1. 1 2 Д.С.Самойлович, «Способ самый удобный повсемственного врачевания смертоносной язвы заразоносящейся чумы ко благу всеобщественному предлагает Данило Самойлович» в книге: Данило Самойлович, Избранные произведения. — М.: Изд-во АМН СССР, 1949 г.
2. 1 2 Н.В.Гоголь, Полное собрание сочинений и писем в двадцати трёх томах. — М.: Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН, «Наследие», 2001 г. — Том 1. — Стр. 145.
3. 1 2 Николай Гоголь, «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем », Глава вторая.
4. 1 2 Ю. В. Жадовская. «Отсталая». — М.: «Планета», 1993 г.
5. 1 2 3 П. И. Мельников-Печерский. Собрание сочинений. — М.: «Правда», 1976 г.
6. 1 2 Никитенко А. В., Записки и дневник: В 3 т. Том 1. — М.: Захаров, 2005 г. (Серия «Биографии и мемуары»)
7. 1 2 Данилевский Г. П. Мирович. Сожжённая Москва. — М.: «Правда», 1981 г.
8. 1 2 Д. С. Мережковский. Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. — М.: «Правда», 1990 г.
9. 1 2 А. Н. Толстой. «День Петра». — М.: «Советская Россия», 1980 г.
10. 1 2 Михаил Савояров. «Слова», стихи из сборника «Сатиры и сатирки»: «Бальзам на душу»
11. 1 2 Гиляровский В.А., Собрание сочинений в четырёх томах, Том 4. — Москва, «Правда», 1989 г.
12. 1 2 Алексеев Г.В., «Мария Гамильтон». — М.: Журнально-газетное объединение, 1933 г.
13. 1 2 3 Екатерина Донецкая. Лекарственные растения в быту, медицине, косметике. Описание растений, выращивание и сбор, сроки хранения, показания. Том первый. — М.: Издательство Вече, 2016 г.
14. ↑ Голиб Саидов. Энциклопедия вкуса. Всё о специях, пряностях и приправах. — Б.м.: Издательские решения, 2022 г. — 786 стр.
15. ↑ Вересаев В. В. «Воспоминания». — М., Госполитиздат, 1946 г.
16. ↑ Публикация Мемориального Дома-музея С.Н. Дурылина в Болшеве. — М.: Издательство «Русский путь», 2014 г.
17. ↑ А.Н.Толстой. «Петр Первый» (роман). ― М.: «Правда», 1974 г.
18. ↑ Н. А. Некрасов. Полное собрание стихотворений в 3 томах: «Библиотека поэта». Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1967 год

См. также

• Пижма
• Арника
• Бархатцы
• Девясил
• Календула
• Эстрагон
• Хризантема
• Астрагал
• Лилия
• Спаржа