Loading AI tools
реконструированный предок языков индоевропейской семьи Из Википедии, свободной энциклопедии
Праиндоевропе́йский язы́к — реконструированный лингвистами предок языков индоевропейской семьи[1]. По наиболее распространённой на данный момент версии, носители праиндоевропейского языка населяли волжские и причерноморские степи . С точки зрения многочисленных макрокомпаративистских гипотез, имеет генетические связи с другими различными языками .
Праиндоевропейский язык | |
---|---|
Реконструкция | Индоевропейские языки |
Регион | См. раздел #Прародина |
Потомки |
Праиндоевропейский являлся развитым флективным языком, в котором существительное изменялось по трём числам и восьми падежам, а глагол — по трём временам, двум залогам и четырём наклонениям.
Являлся языком номинативного строя, однако существуют гипотезы, что номинативному предшествовал эргативный или активный строй на более раннем этапе истории языка. Порядок слов был свободным, базовым являлся порядок SOV .
Изучение и реконструкция праиндоевропейского языка стали развиваться в начале XIX века, хотя некоторые догадки о существовании индоевропейской семьи языков и общего для неё праязыка существовали и ранее
.Письменности у носителей праиндоевропейского языка не было. В науке для записи реконструированных сравнительно-историческим методом праиндоевропейских форм, перед которыми, для обозначения их гипотетичности, традиционно ставится астериск (*), используется специальная фономорфологическая транскрипция на базе латинского алфавита с дополнительными диакритическими знаками[2][3][4][5][6]:
|
|
С момента возникновения индоевропеистики как науки неоднократно предпринимались попытки сопоставления индоевропейских языков с другими языками: малайско-полинезийскими, уральскими, афразийскими, картвельскими, эскимо-алеутскими, айнским и этрусским и другими.
На сегодняшний день среди индоевропеистов существуют разные точки зрения как на достоверность тех или иных макрокомпаративистских гипотез, так и на оценку непосредственно самого макрокомпаративизма. Так, в рамках трёх современных руководств по индоевропейскому языкознанию, издание которых независимо оценивается в качестве важных событий в данной области науки, автор первой работы Р. Бекес полагает, что допустимо считать возможным родство праиндоевропейского с уральской семьёй, а также в перспективе возможно присоединение к индо-уральской также юкагирского, чукотского и эскимосско-алеутского языков; в противовес этому автор второй монографии M. Майер-Брюггер[нем.] считает, что внешнее родство индоевропейской семьи с какой-либо иной невозможно ни опровергнуть, ни доказать; в свою очередь, российский индоевропеист Л. Герценберг, автор третьего пособия, утверждает, что даже индоевропейско-уральских схождений недостаточно для создания полноценной сравнительной грамматики, а прочие попытки в области макрокомпаративизма и вовсе представляют собой, по его мнению, фантастические и ненаучные манипуляции[26].
Ностратическая гипотеза, выдвинутая датским лингвистом Х. Педерсеном в 1903 году[27][28] и в начале 1960-х годов развитая советскими и российскими лингвистами — В. М. Иллич-Свитычем, В. А. Дыбо, С. А. Старостиным и А. Б. Долгопольским, объединяет ряд более ранних гипотез и предполагает сближение индоевропейских языков с уральскими, алтайскими, дравидскими и картвельскими (первоначально также с афразийскими) в рамках широкой языковой макросемьи. В частности, по мнению сторонников этой гипотезы, возможное родство праиндоевропейских личных, указательных и вопросительных местоимений с алтайскими, уральскими, дравидскими и семитохамитскими является важным доказательством существования ностратической макросемьи[29]. Кроме того, сторонниками ностратической гипотезы предпринимались попытки сопоставления праиндоевропейских местоимений с эламскими, юкагирскими, нивхскими, чукотско-камчатскими, эскалеутскими[30]. Вместе с тем, различными специалистами данная гипотеза была подвергнута критике, она считается весьма спорной и её выводы не принимаются многими индоевропеистами и компаративистами, которые рассматривают теорию ностратических языков как, в худшем случае, полностью ошибочную или как, в лучшем случае, просто неубедительную[31][32][33].
В рамках гипотезы, предложенной в 1906 году шведским лингвистом К. Б. Виклундом[швед.], постулируется генетическое родство индоевропейской и уральской языковых семей, восходящих к единому индо-уральскому праязыку. Данная гипотеза в 1927 году была поддержана шведским лингвистом Х. Шёлдом[швед.][34]. В 1936 году Г. Йенсен установил около 30 лексических совпадений, выражающих примитивные понятия в уральском и индоевропейском, куда входят названия частей тела, названия деревьев, термины родства и слова, обозначающие отношения[35][36]. Я. Балаж в своей работе 1965 года утверждал существование генетического родства между индоевропейским и уральским языками на основании обнаруженных им сходств этих языков в фонетической структуре, звучании и образовании комбинаций между указательными и именными словами. Это рассматривается им как наиболее важное доказательство, поскольку о настоящем родстве, по его мнению, можно говорить лишь в том случае, если обнаруживаются совпадения в функциональном отношении, в то время как фонетические, лексические и морфологические соответствия между языками часто возникают в результате ареальных контактов и заимствования[37][38][страница не указана 1962 дня]. В своём фундаментальном исследовании «Уральцы и индоевропейцы» финский лингвист А. Й. Йоки[фин.] привёл 5 местоименных, 10 глагольных и 9 именных корней, имеющихся одновременно только в индоевропейском и уральском, которые, по его мнению, могут происходить из общего для них языка-предка[39][страница не указана 1962 дня][40]. Из числа современных сторонников индо-уральской гипотезы можно отметить Алвина Клукхорста, который рассматривает сепаратную близость между уральским и анатолийскими языками индоевропейской семьи, как доказательство архаичности последних и факт общего родства индоевропейского и уральского языков[41]. Тем не менее, многие лингвисты полагают недоказанным индо-уральское родство или же относятся предельно осторожно к данной гипотезе[42].
В ряде своих монографий 1934—1965 гг. гипотезу индо-уральского праязыка последовательно отстаивал Б. Коллиндер, который позднее, помимо уральского, также доказывал существование генетического родства индоевропейского с юкагирским и гипотетическим алтайским языками[43][44].
Словенский языковед Б. Чоп во множестве своих публикаций поддержал существование индо-уральского праязыка, который, вместе с гипотетической алтайской семьёй и, возможно, как он предполагает, с некоторыми другими языковыми семьями (афроазиатским, гипотетическим алародийским), восходит к постулируемому им гипотетическому евразийскому (ностратическому) праязыку. В отношении индоевропейского и уральского Б. Чопом выделяются — 500 общих корневых и более 150 общих суффиксальных, индо-уральские соответствия на уровне морфемных комплексов, 30 общих индо-уральских этимологий числовых и падежных аффиксов, а также предлагается реконструкция индо-уральской системы именного склонения, для которой выводимы парадигмы обоих языков-потомков[45].
Советский и российский лингвист Н. Д. Андреев утверждал, на основе собственной реконструкции, о существовании бореального языка[46], который был общим для индоевропейской, уральской и гипотетической алтайской языковых семей[47]. Теория Н. Д. Андреева получила неоднозначную оценку в среде лингвистов: А. Мартине рассматривал работу российского лингвиста в качестве инновационной[48]; по мнению С. Палиги[49], бореальная теория полезна для познания предыстории сатемной группы индоевропейцев и возможно сближение ряда положений этой теории с курганной гипотезой М. Гимбутас[50]; О. Н. Трубачёв отметил прогресс в исследованиях формальной структуры индоевропейского корня, и что Н. Д. Андреев показал раннеиндоевропейское состояние с двухсогласными корневыми словами[51]; В. П. Нерознак назвал теорию бореального языка «фантастической»[52].
Американский лингвист Д. Гринберг связывал генетическим родством индоевропейский с гипотетической уральско-юкагирской, гипотетической алтайской, чукотско-камчатской и эскимосско-алеутской языковыми семьями, которые, по мнению Д. Гринберга, восходят к единому евро-азиатскому праязыку[53]. Макрокомпаративистская методология Д. Гринберга, основываемая на массовом сравнении[англ.], и предлагаемые им доказательства генетического родства языков, восходящих к евро-азиатскому, были раскритикованы и отвергнуты многими лингвистами[53][54].
В свою очередь, нидерландский лингвист Ф. Кортландт, возводит индо-уральский язык и язык нивхов к гипотетической урало-сибирской языковой семье, которая, как он полагает, восходит в конечном счёте к евро-азиатскому праязыку Д. Гринберга[55]. В случае индо-уральского праязыка Ф. Кортландт обосновывает парадигматические схождения на уровне слоговой структуры данных языков и реконструирует единую парадигму праформ уральского и индоевропейского глагола[56][57][58][59][60].
Джон Коларуссо, на основании обнаруженных им совпадений в системе гласных, морфонологических чередованиях и лексике, утверждал о существовании генетического родства между праиндоевропейским и западнокавказскими языками, восходящих к постулируемому им понтийскому праязыку[англ.][61][62][63][64][65]. Работы Коларуссо не получили большого признания и не были хорошо приняты в научной литературе[61]. Так, например, соглашаясь с наличием некоторых совпадений, Джоханна Николс тем не менее указывает, что структура морфем и в целом морфосинтаксические типы данных языков предельно отличные[62]. Ряд авторов рассматривает предложенные Коларуссо совпадения либо в качестве заимствований в праиндоевропейский из западнокавказского или как случаи независимого параллельного развития[66].
В 1934 году профессор Эмиль Форрер из Швейцарии высказал мнение, что индоевропейский язык образовался в результате скрещивания двух неродственных языков[67][страница не указана 1962 дня]. Н. С. Трубецкой, К. К. Уленбек, О. С. Широков и Б. В. Горнунг предполагают, что это скрещивание происходило между языком уральско-алтайского типа и языком типа кавказско-семитского[68][страница не указана 1962 дня].
В свою очередь, Дж. Кернс в своей работе, затрагивающей исследование основ местоимений в разных языковых семьях, приходит к двум заключениям — о близости индоевропейского, уральского и гипотетического алтайского языков в рамках данного признака, а также об отсутствии подобной связи между ними и всеми другими исследованными им языками, в частности дравидийским и семитским[69][70].
Поиски прародины индоевропейцев начались одновременно с зарождением индоевропеистики. Огромное влияние, которое оказали на первых индоевропеистов санскритские и древнеперсидские тексты, сказалось и в локализации прародины. У. Джонс полагал, что прародина праиндоевропейцев находится в Иране. Другие учёные в начале XIX века размещали её в Гималаях или непосредственно на Индийском субконтиненте[71].
В 1851 году гипотезы азиатской прародины подверглись критике со стороны английского учёного Р. Латэма, считавшего, что индо-иранские народы переселились в места своего проживания в результате поздней экспансии, а прародину индоевропейцев следует искать в Европе[72]. Впоследствии эта идея была подхвачена и развита шовинистически настроенными учёными, сформулировавшими североевропейскую гипотезу и не отделявшими языка от расы, такими как Г. Коссинна, который выводил «арийцев» (в действительности ариями себя называли только индо-иранские народы) из северной Европы (южная Скандинавия и северная Германия)[73].
Во второй половине XIX века немецкие лингвисты выдвинули гипотезы о происхождении праиндоевропейцев из региона Понтийско-Каспийской степи, в частности, впервые такое мнение в 1869 году высказал Т. Бенфей[74], затем О. Шрадер, поддержавший тезис В. Гена о том, что индоевропейцы изначально были кочевниками[75], в 1886 году предположил[76] индоевропейскую прародину в причерноморских степях на юго-западе России, на среднем и нижнем течениях Волги, в степях Прикаспия и Приаралья, где обитали дикие лошади. В 1956 году литовской и американской исследовательницей Марией Гимбутас, просинтезировавшей советские археологические открытия, ранее игнорировавшиеся западными исследователями, была сформулирована курганная гипотеза, согласно которой прародиной индоевропейцев являются волжские и причерноморские степи[77]. Миграции праиндоевропейцев происходили в несколько волн в промежуток между 4500 и 2500 годами до н. э., и первый толчок им дало одомашнивание лошади[78].
Балто-черноморская гипотеза предполагает, что уже в мезолите (8500—5000 годы до н. э.) праиндоевропейцы занимали обширные территории между Балтийским и Чёрным морями[79].
Балканская гипотеза помещает прародину праиндоевропейцев на Балканский полуостров и в Центральную Европу и отождествляет их с культурой линейно-ленточной керамики[80].
Согласно анатолийской гипотезе, сформулированной К. Ренфрю, предполагается, что праиндоевропейский язык существовал раньше, чем принято считать, в VII—VI тыс. до н. э. в Анатолии (поселением индоевропейцев считается Чатал-Хююк), а появление индоевропейцев в Европе связывается с расселением земледельцев из Анатолии в Юго-Восточную Европу[81]. Поддерживается В. В. Шеворошкиным[82] и А. Б. Долгопольским[83].
Армянская гипотеза предполагает, что праиндоевропейский язык возник на Армянском нагорье. Аргументируется в трудах академиков Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова.
На сегодня главными конкурирующими гипотезами расположения прародины являются[84][85]:
Основным средством поиска прародины служит лингвистическая палеонтология. Учитывается как присутствие слов, обозначающих какие-то реалии, так и их отсутствие (argumentum ex silentio). Так, например, в праиндоевропейском языке отсутствовали обозначения кипариса, лавра, маслины, оливкового масла, винограда и осла, что не позволяет помещать прародину в Средиземноморье, или обезьяны, слона, пальмы и папируса, что заставило бы локализовать её в тропиках, или янтаря, что позволяет исключить побережье Балтийского моря. Долгое время наличие в праязыке слов *loḱs «лосось» и *bʰeh₂ǵos «бук» рассматривалось как аргументы (аргумент лосося и аргумент бука соответственно) в пользу североевропейской прародины, однако позднее было высказано мнение, что этими словами праиндоевропейцы могли называть не сёмгу (Salmo salar) и бук европейский (Fagus sylvatica), а кумжу (Salmo trutta, обитает в Чёрном и Каспийском морях, а также в реках, впадающих в них) и бук восточный (Fagus orientalis, растёт на Кавказе) или бук крымский (Fagus taurica), а позднее, когда их часть переселилась в Европу, старые слова были перенесены на новые реалии. В настоящее время более важным для локализации индоевропейской прародины считается наличие в праязыке слов «пчела», «мёд», «медовуха», а также *h₁eḱwos «лошадь». Медоносная пчела не была распространена к востоку от Урала, что позволяет исключить из рассмотрения Сибирь и Центральную Азию. Лошадь, имевшая большое значение для праиндоевропейцев и распространённая в период гипотетического существования праязыка преимущественно в степях Евразии, исключает Ближний Восток, Иран, Индостан и Балканы[114][115].
Верхняя граница распада праиндоевропейского языка определяется тем, что анатолийские и индоиранские языки уже существовали как отдельные ветви в районе 2000 г. до н. э., таким образом, праиндоевропейский язык должен был распасться не позднее 2500 г. до н. э., а скорее всего, значительно раньше. Нижняя граница распада определяется знакомством праиндоевропейцев с плугом, повозкой, ярмом, одомашненной лошадью и разведением овец ради шерсти, что могло быть возможно никак не ранее 5000 г. до н. э., а скорее не ранее 4500 г. до н. э.[116][117]
В связи с расселением индоевропейских племён к определённому моменту времени единый праиндоевропейский язык перестал существовать, переродившись в праязыки отдельных групп. Первым отделился праанатолийский язык. Учитывая древность этого отделения, Э. Г. Стёртевант предложил ввести новый термин «индо-хеттский язык» для периода в истории праязыка до ухода праанатолийцев, а слово «праиндоевропейский» использовать для периода после ухода. На данный момент индо-хеттская гипотеза поддерживается большинством учёных. Согласно курганной теории, носители праанатолийского языка ушли с территории прародины на запад, на Балканы (Культура Чернаводэ и Усатовская культура). Согласно анатолийской гипотезе прародины, именно праанатолийцы остались в месте исконного проживания, а предки остальных индоевропейцев переселились на Балканы[118].
Н. Д. Андреев выделяет три периода истории праиндоевропейского языка[119]:
Гамкрелидзе и Иванов выделяют следующие этапы членения индоевропейской языковой области[120]:
Количество и качество рядов смычных
Четырёхсерийная реконструкция системы смычных является (как и многое другое на заре компаративистики) следствием признания приоритета санскрита и почти механического перенесения многих его особенностей на праязык[121][122].
Так выглядит классическая четырёхсерийная реконструкция:
Глухие | Глухие придыхательные |
Звонкие | Звонкие придыхательные | |
---|---|---|---|---|
Губные | p | pʰ | b | bʰ |
Зубные | t | tʰ | d | dʰ |
Палатовелярные | ḱ | ḱʰ | ǵ | ǵʰ |
Простые велярные | k | kʰ | g | gʰ |
Лабиовелярные | kʷ | kʷʰ | gʷ | gʷʰ |
Этой схемы придерживались К. Бругман, А. Лескин, Ф. Ф. Фортунатов, А. Мейе, О. Семереньи, Т. Барроу[123].
В 1891 году Фердинанд де Соссюр доказал, что глухие придыхательные имеют вторичное происхождение из сочетания «глухой смычный плюс ларингал»[124][125].
Критики четырёхсерийной реконструкции приводят следующие аргументы:[126]
Как альтернатива четырёхсерийной была предложена трёхсерийная реконструкция, в которой отсутствовал ряд глухих придыхательных[127][128]:
Глухие | Звонкие | Звонкие придыхательные | |
---|---|---|---|
Губные | p | b | bʰ |
Зубные | t | d | dʰ |
Палатовелярные | ḱ | ǵ | ǵʰ |
Простые велярные | k | g | gʰ |
Лабиовелярные | kʷ | gʷ | gʷʰ |
Но и эта реконструкция имела недостатки[129]:
Слабая типологическая обоснованность традиционной трёхсерийной реконструкции заставила учёных или возвращаться к четырёхсерийной реконструкции или искать возможные альтернативные реконструкции.
Так, в 1957 году Н. Д. Андреев предположил, что смычные в праиндоевропейском языке различались не по звонкости/глухости, а по силе/слабости, как, например, в корейском. Таким образом, традиционные глухие Андреев реинтерпретирует как глухие сильные, звонкие — как глухие слабые, а звонкие придыхательные — как глухие придыхательные[130].
Одной из таких альтернативных реконструкций стала гипотеза Л. Г. Герценберга, которая заключается в том, что для праиндоевропейского состояния постулируется лишь два ряда смычных — звонкие и глухие, а звонкие придыхательные появились только в некоторых индоевропейских диалектах под воздействием просодического признака — «ларингального тона»[131].
Новым этапом стало выдвижение глоттальной теории Тамазом Гамкрелидзе и Вячеславом Ивановым в 1972 году и независимо от них Полом Хоппером в 1973 году. Эта схема исходила из недостатков предыдущей:[132]
Глухие придыхательные | Глоттализованные | Звонкие придыхательные | |
---|---|---|---|
Губные | p⁽ʰ⁾ | b⁽ʰ⁾ | |
Зубные | t⁽ʰ⁾ | ț | d⁽ʰ⁾ |
Палатовелярные | ḱ⁽ʰ⁾ | ķ́ | ǵ⁽ʰ⁾ |
Простые велярные | k⁽ʰ⁾ | ķ | g⁽ʰ⁾ |
Лабиовелярные | kʷ⁽ʰ⁾ | ķʷ | gʷ⁽ʰ⁾ |
Данная теория позволила иначе интерпретировать законы Грассмана[англ.] и Бартоломе, а также по-новому осмыслила закон Гримма.
У противников глоттальной теории вызывает сомнения возможность озвончения глоттализованных смычных, они указывают на типологическую редкость такого явления. Кроме того, озвончение глоттализованных в начальной позиции и вовсе не засвидетельствовано ни в одном языке мира. Критики глоттальной теории также указывают на то, что отсутствие глухих придыхательных при наличии звонких придыхательных является очень редким, но встречающимся в языках мира явлением, а также на то, что звук *b встречался в праиндоевропейском редко, но не отсутствовал вовсе[133].
Существует также ряд картвельско-индоевропейских параллелей, которые демонстрируют соответствие пракартвельских глоттализованных праиндоевропейским глухим, а праиндоевропейских «глоттализованных» пракартвельским глухим. Вне зависимости от того, считать эти слова заимствованиями или исконнородственными, это наводит на мысль о том, что серия, восстанавливаемая Гамкрелидзе и Ивановым как глоттализованная, таковой не была, а имела какое-то иное качество[134].
Количество рядов заднеязычных
Традиционная реконструкция предполагает, что в праиндоевропейском языке было три ряда заднеязычных: палатовелярный, велярный чистый и лабиовелярный. На том, что в одних индоевропейских языках с чистыми велярными совпали палатовелярные, а в других — лабиовелярные (с переходом палатовелярных в аффрикаты или спиранты), основано деление индоевропейских языков на кентумные и сатемные (*k’ṃtom «сто» > лат. centum и авест. satəm). В XIX веке изоглоссу centum — satəm считали отражающей географическое деление индоевропейских диалектов на западные (centum) и восточные (satəm). Открытие кентумных анатолийских и тохарских языков, географически расположенных на востоке ареала индоевропейских языков, показало, что это не так[135].
Ряд учёных выразил сомнение в существовании такой сложной системы велярных в праязыке. Основным аргументом служило то, что ни в одном из языков-потомков данной системы не сохранилось[136]. Г. Хирт, А. Мейе, В. К. Журавлёв, А. Н. Савченко признавали первичной систему кентумных языков (велярный и лабиовелярный ряды). Напротив Е. Курилович считал исходной сатемную систему (велярный и палатовелярный ряды). Наконец, С. Младенов и Я. Сафаревич реконструировали для праиндоевропейского всего один ряд чистых велярных, который по-разному расщепился в кентумных и сатемных языках[137].
Лувийский, армянский и албанский языки предоставляют материал, свидетельствующий в пользу традиционной трёхсерийной реконструкции[136].
Спиранты
Традиционно считается, что в праиндоевропейском языке был только один спирант *s (если не принимать во внимание того, что «ларингалы» также, возможно, были спирантами), аллофоном которого в позиции перед звонкими согласными выступал *z[138][139]. Несколько раз различными лингвистами предпринимались попытки увеличить количество спирантов в реконструкции праиндоевропейского языка. Первая попытка была сделана К. Бругманом, попытавшимся реконструировать четыре межзубных спиранта: *Þ, *Þʰ, *ð, *ðʰ. На данный момент установлено, что на месте спирантов Бругмана были стечение смычных типа TK (где T — любой зубной смычный, а K — любой заднеязычный смычный)[140]. Позднее Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов на основании небольшого количества примеров постулировали для праиндоевропейского ещё два спиранта помимо *s: *ś и *śʷ[141].
Количество «ларингалов»
Ларингальная теория в своём первоначальном виде была выдвинута Фердинандом де Соссюром в труде «Статья о первоначальной системе гласных в индоевропейских языках». Фердинанд де Соссюр возложил ответственность за некоторые чередования в санскритских суффиксах на некий неизвестный ни одному живому индоевропейскому языку «сонантический коэффициент». После открытия и расшифровки хеттского языка Ежи Курилович отождествил «сонантический коэффициент» с ларингальной фонемой хеттского языка, поскольку в хеттском языке этот ларингал был именно там, где по Соссюру находился «сонантический коэффициент». Было также установлено, что ларингалы, утрачиваясь, активно влияли на количество и качество соседствующих праиндоевропейских гласных. Однако на данный момент среди учёных нет единого мнения по поводу количества ларингалов в праиндоевропейском. Подсчёты расходятся в очень широком диапазоне — от одного до десяти.
Консенсусная реконструкция праиндоевропейских согласных
Наиболее распространённая на данный момент реконструкция праиндоевропейских согласных выглядит следующим образом[142][3]:
Губные | Зубные | Палатальные | Заднеязычные | «Ларингалы» | ||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|
палатовелярные | велярные | лабиовелярные | ||||||
Носовые | m | n | ||||||
Смычные | p | t | ḱ | k | kʷ | |||
звонкие | b | d | ǵ | g | gʷ | |||
звонкие придыхательные | bʰ | dʰ | ǵʰ | gʰ | gʷʰ | |||
Фрикативные | s | h₁, h₂, h₃ | ||||||
Плавные | r, l | |||||||
Полугласные | w | j |
Август Шлейхер, считая санскритский вокализм первичным, реконструировал для праиндоевропейского языка всего шесть гласных (*u, *i и *a и их долгие соответствия), а гласные *e и *o, имеющиеся, например, в латыни и древнегреческом, отбросил[143][144][145].
Позднее (к концу 1870-х годов), благодаря открытию закона палатализации в древнеиндийском, было доказано, что санскритский вокализм вторичен, и в праиндоевропейском языке существовали также и гласные *e и *o (и их долгие соответствия)[146][147]. Таким образом, в реконструируемой системе получилось десять гласных: пять кратких (*i, *e, *a, *o, *u) и пять долгих (*ī, *ē, *ā, *ō, *ū)[148][149].
Редкость гласного *a в праиндоевропейском языке обусловила возникновение гипотезы, согласно которой, *a в праязыке вообще не существовало, и этот звук появился уже в отдельных индоевропейских языках из сочетания *h₂e[150].
Долгие гласные
Традиционно для праиндоевропейского языка реконструируются пять кратких и пять долгих гласных. Однако последователи ларингальной теории полагают, что долгие гласные появились вторично в результате заменительного удлинения после выпадения ларингалов или стяжения гласных[151].
Редуцированные гласные
На основании соответствия в некоторых словах индоиранского i звуку a других индоевропейских языков реконструируется редуцированный гласный schwa primum, то есть «первичное шва», являющийся, согласно ларингальной теории, вокализованным вариантом «ларингалов» и обозначаемый знаком *ə[5].
Если слово в праиндоевропейском языке начиналось на стечение двух взрывных и сонорного согласных, то между взрывными возникал редуцированный гласный звук (так называемый schwa secundum, то есть «вторичное шва»). В праформах его обозначают при помощи *ₑ или *ₔ[152].
Дифтонги
Сочетания гласных *e, *a и *o с неслоговыми вариантами *u и *i образовывали 6 нисходящих дифтонгов[153][154]. Однако дифтонгами они были лишь фонетически, фонологически же представляли собой бифонемные сочетания[155].
Слоговые сонанты
Согласные *r, *l, *n и *m в положении между согласных выступали в праиндоевропейском языке в роли гласных. Только слоговое *r̥ сохранилось в санскрите, *l̥, *m̥ и *n̥ являются результатом реконструкции[6].
Ударение в праиндоевропейском языке было свободным (могло находиться на любом слоге в слове) и подвижным (могло смещаться в пределах парадигмы одного слова). В основном при реконструкции праиндоевропейского ударения учёные опираются на данные древнегреческого языка и ведийского санскрита, в меньшей степени балтийских, славянских и германских языков. Ударение было присуще большинству слов праиндоевропейского языка, безударными могли быть только частицы, союзы, предлоги, некоторые формы местоимений (так называемые клитики)[156][157][158].
Типичными для праиндоевропейского языка были корни структуры CVC (где C — любой согласный, а V — любой гласный), возможны были также структуры CV, CVCC, CCVC, CCVCC, а также sCCVC и sCCVCC. В пределах одного корня не могли сочетаться глухой и звонкий придыхательный взрывной (TeDʰ и DʰeT), два звонких взрывных (DeD), два одинаковых взрывных (*kek-, *tet-)[159].
В праиндоевропейском языке существовало такое явление как аблаут, представляющий собой систему регулярных чередований гласных. Аблаут бывает количественным и качественным[160]. Обычно выделяют три ступени количественного аблаута: нулевую (также ступень редукции), полную (также нормальная) и удлинённую (также продлённая)[161][162][163]. При качественном аблауте, как правило, *e чередуется с *o.
В сумме, при изменении как по количественному, так и по качественному аблауту, корень может иметь пять вариантов[164]:
нулевая ступень | полная ступень | продлённая ступень |
∅ | e | ē |
o | ō |
При этом, хотя теоретически каждый корень праиндоевропейского языка мог иметь все ступени, на практике это происходит редко[165].
Существительное в праиндоевропейском языке обладало категориями рода, числа и падежа[166][167]. Традиционно для праиндоевропейского существительного реконструируется три рода: мужской, женский и средний. Согласно гипотезе, выдвинутой А. Мейе, первоначально праиндоевропейский язык был языком активной типологии и в нём были неодушевлённый и одушевлённый роды, а после отделения анатолийских языков второй распался на мужской и женский[167][168]. Для праиндоевропейского языка восстанавливается восьмипадежная система (именительный, родительный, дательный, винительный, звательный, творительный, местный, отложительный падежи), сохранившаяся в полном объёме только в древних индоиранских языках. Остальные индоевропейские языки её в той или иной мере упростили[169][170][171][172]. Иногда реконструируют также аллативный (директивный) падеж[173].
Так же, как и глаголы, существительные могли быть тематическими (у которых между основой и окончанием был соединительный гласный *-o-, чередующийся с *-e-) и атематическими (у которых этого гласного не было)[173][174].
Строение существительных можно выразить формулой «корень (+ суффикс1…суффиксn) + окончание». Приставок в праязыке не существовало[175].
Прилагательные в праиндоевропейском языке склонялись так же, как существительные и тоже могли быть как тематическими, так и атематическими[176][177]. Однако, в отличие от существительных, прилагательные могли изменяться по родам[178] и имели степени сравнения — сравнительную (образовывалась при помощи суффикса *-ɪ̯es-/*-ɪ̯os-/*-is-) и превосходную (образовывалась при помощи суффиксов *-isto и *-m̥mo-)[176][179][180].
Местоимения являются одним из самых устойчивых элементов индоевропейской лексики[181]. Однако, несмотря на их архаичность и устойчивость, реконструкцию затрудняет большое количество изменений по аналогии в языках-потомках[182][183]. Для многих праиндоевропейских местоимений характерен супплетивизм[182][184][185]. В отличие от существительных, местоимения не имели звательной формы и могли иметь структуру типа CV (где C — любой согласный, а V — любой гласный)[184]. В то же время в некоторых падежах местоимения различали ударные формы и энклитические[186][187]. Склонялись по особому местоименному склонению, отличавшемуся от субстантивного. Все, кроме личных и возвратного, изменялись также по родам. Реконструируют следующие разряды местоимений: личные, возвратное, указательные, относительные и вопросительные[182].
Глагол в праиндоевропейском языке обладал категориями лица, числа, времени, залога и наклонения[188]. Реконструкция праиндоевропейской глагольной системы — самая трудная область индоевропеистики[189].
Все глагольные формы праиндоевропейского языка состоят из основы и окончания. Основы делят на тематические, заканчивающиеся на тематическую гласную *-e-, чередующуюся с *-o-, и атематические, не содержащие этой гласной. В истории отдельных индоевропейских языков прослеживается тенденция к уменьшению числа атематических основ и увеличению тематических[190].
Личные окончания праиндоевропейского глагола имеют параллели в системах личных показателей (личных окончаний глагола, личных местоимений) других ностратических языков.
Числительные являются одним из самых устойчивых элементов индоевропейской лексики[191][192]. Праиндоевропейцы использовали десятеричную систему счисления[193]. Для образования всех числительных использовалось всего 12—15 корней[194]. Хорошо этимологизируются числительные «один» и «сто», удовлетворительно — «два», «восемь» и «девять», этимология остальных пока остаётся неясной[195]. Вероятно, система числительных в праиндоевропейском имеет долгую предысторию, и не представляется возможным определить время её формирования[196].
По всей видимости, в праиндоевропейском языке не существовало стандартного способа образования наречий от прилагательных и существительных, и в наречной функции использовались падежные формы этих двух частей речи[197][198].
Хотя подавляющее большинство индоевропейских языков является языками номинативными и именно номинативный строй реконструируется для праязыка, некоторые факты дали основания для выдвинутой в 1901 году К. Уленбеком гипотезы, согласно которой, номинативной конструкции в праиндоевропейском предшествовала эргативная на более ранних стадиях истории языка[199]. Альтернативная гипотеза, принадлежащая Г. А. Климову, постулирует, что номинативному строю предшествовал активный[200][201].
Порядок слов был свободным, базовым являлся порядок SOV[202][203]. Согласно типологическим исследованиям, для языков с таким порядком слов характерно положение определения перед определяемым, более активное использование суффиксов, чем префиксов и использование возвратных суффиксов вместо окончаний. Все эти явления в праиндоевропейском языке наблюдаются[204].
В праиндоевропейском языке действовал закон Ваккернагеля, согласно которому, энклитические частицы находились в предложении на втором месте[205].
Прилагательные согласовывались с существительными в роде, числе и падеже[206]. Подлежащее и сказуемое согласовывались в числе и падеже, однако глаголы при собирательных существительных ставились в единственное число. Например, др.-греч. πάντα ῥεῖ «всё течёт» (дословно «все течёт»),[207][208].
Реконструкция лексико-семантических групп праиндоевропейского языка является ценным источником сведений об образе жизни и религии праиндоевропейцев. По разным оценкам, праиндоевропейцы использовали от 15—20 до 40 тысяч слов. На данный момент реконструируется около 1200 (с меньшей долей уверенности — ещё 500) корней праиндоевропейского языка (от одного корня образовывалось несколько слов)[209].
Праиндоевропейский язык обладал сложной и развитой системой наименований степеней родства. В частности, в нём были слова: дед (*h₂euh₂os), бабушка (*Han-), отец (*ph₂tḗr), папа (*átta), мать (*méh₂tēr), родитель, сын (*suHnús), дочь (*dʰugh₂tḗr), брат (*bʰréh₂tēr), сестра (*swésōr), внук (*népōt), племянник, стрый (дядя по отцу; *ptruᵘ̯io-[210]), вуй или уй (дядя по матери; *h₂ewh₂yos), а также названия некровных родственников со стороны мужа: невестка, сноха (*snusós), свёкор (*sweḱuros), свекровь (*sweḱruH-), деверь (брат мужа; *deh₂iwēr), зять (*ǵ(e)mHōr), золовка (сестра мужа; *ǵelh₂-ou), ятровь (жена брата мужа; *i(e)nh₂ter- или *h₁ɪ̯enhₐter). Из того, что неизвестны названия некровных родственников со стороны жены, учёные делают вывод, что жена уходила жить в дом мужа, а также о наличии практики похищения невест[211][212].
В меню праиндоевропейцев входили: мясо (*mē(m)s), соль (*séh₂-(e)l-), молоко (*h₂melǵ-), из которого делали масло и сыр, мёд (*melit) и напиток из него (*medʰu), вино (*w(e)ih₁-on-) и, вероятно, жёлуди (*gʷlh₂-(e)n-). Из рыб (*dʰǵʰuH-) им были известны: лосось, форель, карп, жерех, угорь и, возможно, сом. Из фруктов им были знакомы яблоки (*h₂ébl̥, *h₂ebōl)[213][214].
Праиндоевропейцы держали следующих домашних животных: корова (*gʷeh₃us), свинья (*suHs), овца (*h₂ówis), коза (*diks), лошадь (*h₁éḱwos, *gʰéyos, *ḱr̥sos, *márkos, *mendyos), гусь (*ǵʰans), собака (*ḱ(u)wṓn)[215]. Одежда делалась из овечьей шерсти. Праиндоевропейцам не были известны курица, кролик и осёл. Был известен плуг (*h₂erh₃-trom)[216].
Существовала развитая терминология, относящаяся к повозкам и их деталям: *weǵʰnos «повозка», *jugóm «ярмо», *h₂eḱs- «ось». Сохранилось три обозначения колеса: *kʷekʷlóm, *Hwr̥gi- и *Hroth₂. Колёса изготавливались из трёх сколоченных досок, опиленных в форме круга. Составные колёса со спицами появились ок. 2500—2000 до н. э., то есть уже после распада праиндоевропейского языка. Сохранилось обозначение лодки (*néh₂us), по всей видимости, лодки использовались для пересечения рек и озёр[217][218].
Из крупных животных в области расселения праиндоевропейцев водились волк (*wĺ̥kʷos), лиса (*wl(o)p-), медведь (*h₂ŕ̥tḱos), рысь (*luḱ-), бобр (*bʰébʰrus), выдра (*udros), заяц (*ḱasos), олень и лось (*h₁elh₁ḗn, *h₄ólḱis), тур (*tauros)[219][220].
Существуют попытки реконструировать для праиндоевропейского языка слова «слон» и «слоновья кость» (что служило бы аргументом в пользу анатолийской прародины), однако, по всей видимости, эти слова являются заимствованиями, попавшими в отдельные индоевропейские языки уже после распада праязыка[221].
По подсчётам Д. Адамса и Дж. Мэллори, реконструируется 75 праиндоевропейских названий животных[222].
Праиндоевропейцам были известны такие деревья, как берёза (*bʰerh₄ǵos), клён (*h₂ēkr̥), тис (*h₁eiwos, *taksos), ольха (*h₂eliso-), ива (*weit-) и другие[223].
В. М. Иллич-Свитыч насчитал 24 лексических заимствования из прасемитского в праиндоевропейский[224]. И. М. Дьяконов подверг критике список семитских заимствований, приводимый в статье В. М. Иллича-Свитыча и в трудах Т. Гамкрелидзе и В. Иванова, оставляя из относительно надёжных только *gheid ‘ягнёнок’, *tauro- ‘бык’, *dhohna ‘хлеб’ и *handh ‘растение, употребляемое в пищу’[93][94].
С. А. Старостин приводит список из 82 предполагаемых заимствований из некого диалекта прасевернокавказского языка[англ.] в праиндоевропейский, а также устанавливает систему фонетических соответствий для этих заимствований. Время контактов Старостин датирует началом V тысячелетия до н. э.[225] В. В. Шеворошкин утверждает, что направление большей части заимствований было обратным: из какого-то индо-иранского диалекта в кавказские языки[226].
Ранко Матасович в своей работе, посвящённой языковым контактам праиндоевропейского с кавказскими языками, критикует методологию и реконструкцию Старостина, приводя, однако, со своей стороны из списка Старостина ряд максимально правдоподобных потенциальных заимствований из северокавказских языков в праиндоевропейский. Впрочем, по его мнению, доказательства лексических заимствований между северокавказскими и праиндоевропейским языками в целом скудны и ненадёжны, хотя имеется несколько несомненных ареально-типологических совпадений в фонологии и грамматике, которые чаще всего встречаются в севернокавказском и именно оттуда, как он считает, могли быть заимствованы в праиндоевропейский[227].
Те совпадения, на основании которых Джон Коларуссо утверждал о наличии генетического родства между праиндоевропейским и западнокавказскими языками, а также постулировал существование понтийского праязыка[англ.][63][64], рядом исследователей рассматриваются в качестве одной из версий, как заимствования в праиндоевропейский из западнокавказского[66].
Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов считают, что шесть праиндоевропейских слов являются заимствованиями из шумерского[228]. И. М. Дьяконов поставил под сомнение предполагаемое наличие заимствований из шумерского[93][94].
«Независимо от того, насколько древен санскрит, он обладает чудесным строем; он совершеннее греческого, богаче латинского и превосходит оба этих языка изысканной утончённостью, и в то же время его корни, слова и грамматические формы чрезвычайно похожи на корни, слова и формы этих двух языков, что вряд ли может быть случайным; это сходство так велико, что ни один филолог, сравнив эти языки, не мог бы не заключить, что они произошли из общего источника, который уже не существует»[229].
Конец XVIII — начало XIX века ознаменовались бурным развитием сравнительно-исторического направления в языкознании. Родство языков, позднее названных индоевропейскими, стало очевидным после открытия санскрита — древнего священного языка Индии[230]. У. Джонс установил, что в грамматических структурах и глагольных корнях, существующих в санскрите, латыни, греческом, готском языках, наблюдается строгое, систематическое сходство, причём количество сходных форм слишком велико, чтобы его можно было объяснить простым заимствованием. Его работу продолжил Ф. фон Шлегель, предложивший сам термин «сравнительная грамматика» в труде «О языке и мудрости индийцев» (1808), сравнивая между собой санскрит, персидский, греческий, немецкий и другие языки, развил теорию своего предшественника, постулируя необходимость особо внимательного отношения к сравнению глагольных спряжений и роли морфологии в «сравнительной грамматике»[231]. Тем не менее, Джонс и Шлегель скорее выдвинули тезис о родстве индоевропейских языков, но не обосновали его по-настоящему[232].
Настоящее научное обоснование было сделано в 1816 году Ф. Боппом в сравнительной грамматике под названием «О системе спряжения санскритского языка в сравнении с системою спряжения греческого, латинского, персидского и германского языков, с приложением эпизодов из Рамаяны и Махабхараты в точном стихотворном переводе с подлинника и некоторых отрывков из Вед»[233][234][235].
Независимо от Боппа и практически одновременно с ним Р. Раск доказал родство германских языков с греческим, латынью, балтийскими и славянскими в книге «Разыскание о древнесеверном языке» (Undersögelse om det gamle Nordiske, написано в 1814 году, опубликовано в 1818)[236].
В 1832 году А. Ф. Потт опубликовал таблицы фонетических соответствий между основными языками индоевропейской семьи[237].
В 1838 году Ф. Бопп доказал индоевропейский характер кельтских языков[238].
Первым, кто предпринял масштабную реконструкцию праиндоевропейского языка, был А. Шлейхер, в 1861 году издавший труд «Компендиум сравнительной грамматики индогерманских языков. Краткий очерк фонетики и морфологии индогерманского праязыка, языков древнейиндийского, древнеэранского, древнегреческого, древнеиталийского, древнекельтского, древнеславянского, литовского и древненемецкого». Для демонстрации успехов в реконструкции языка Шлейхер сочинил на нём басню. Шлейхер также был первым учёным, который ввёл в оборот индоевропеистики данные литовского языка (в 1856 году была издана его грамматика литовского)[239].
Уже в 1868 году появился первый этимологический словарь праиндоевропейского языка «Сравнительный словарь индогерманских языков» (нем. Vergleichendes Wörterbuch der indogermanischen Sprachen) А. Фика[240].
В 1875 году Г. Хюбшман доказал, что армянский язык представляет собой отдельную группу в составе индоевропейской семьи, а не один из иранских языков, как считалось ранее[238].
В 1870-е гг. важнейшую роль в индоевропеистике стали играть так называемые младограмматики (нем. Junggrammatiker). Это прозвище им дали недоброжелатели, однако впоследствии оно утратило негативную окраску и закрепилось за данным направлениям. К младограмматикам относятся А. Лескин, Г. Остхоф, К. Бругман, Г. Пауль и Б. Дельбрюк. Младограмматизм возник в Лейпцигском университете. Младограмматики считали важным учитывать данные не только письменных памятников древних языков, но и языков современных, в том числе сведения диалектов. Также младограмматики призывали не сосредотачиваться только на реконструкции праязыка, а уделять больше внимания истории языков в целом. Важным достижением младограмматизма является введение в науку строгого понятия фонетического закона, не знающего исключений и осуществляющегося механически, а не по воле говорящих. Кроме того, младограмматики ввели понятие изменения по аналогии, позволявшее объяснить многие мнимые исключения из фонетических законов[241].
Важным моментом в развитии индоевропеистики стала книга молодого швейцарского учёного Ф. де Соссюра «Мемуар о первоначальной системе гласных в индоевропейских языках» (фр. Mémoire sur le système primitif des voyelles dans les langues indo-européennes), написанная в 1878 г. и опубликованная годом позже. Используя метод внутренней реконструкции, де Соссюр выдвинул гипотезу о существовании в праиндоевропейском языке двух особых фонем, «сонантических коэффициентов», не сохранившихся в языках-потомках, и способных менять качество соседнего гласного. Подход де Соссюра, который уже нёс в себе черты структурализма, контрастировал с младограмматическим упором на отдельные языковые факты. Младограмматики не признали гипотезы де Соссюра, однако открытие в XX веке хеттского языка позволило Е. Куриловичу связать «сонантические коэффициенты» де Соссюра с хеттским звуком ḫ, подтвердив правильность выводов де Соссюра[242].
В начале XX века центр индоевропеистики переместился из Германии во Францию, что связано с деятельностью А. Мейе и Ж. Вандриеса, учеников Ф. де Соссюра. Деятельность Мейе подводит итог научным изысканием компаративистов XIX века, в то же время Мейе привнёс в компаративистику немало нового. Он отказывается от примитивного шлейхеровского понимания праязыка как единого целого, указывая, что и праязык имел диалекты. Более того, Мейе считал, что праязык восстановить полноценно невозможно, что для компаративиста праязык должен быть в первую очередь абстрактным понятием, за которым стоит система соответствий между языками данного таксона[243].
Начиная с 1920-х гг. в оборот индоевропеистики активно вводятся данные анатолийских языков, серьёзно изменившие представления учёных о праиндоевропейском языке. Кроме того, в XX веке были расшифрованы микенский греческий и тохарские языки, некоторые данные были получены благодаря изучению среднеиранских языков и плохо сохранившихся митаннийского, иллирийского, мессапского, древневенетского, фракийского, дакского, фригийского и древнемакедонского[244][245].
Новый период в истории индоевропеистики ознаменовали работы Е. Куриловича и Э. Бенвениста, которые значительно больше, чем их предшественники, внимания стали уделять методу внутренней реконструкции[246].
В 1960—1970-е годы полноценное обоснование в трудах В. М. Иллича-Свитыча получила ностратическая теория, включавшая индоевропейские языки наряду с алтайскими, уральскими, дравидскими, картвельскими и семито-хамитскими в ностратическую макросемью[247].
Важной вехой в истории индоевропеистики является публикация труда Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Всев. Иванова «Индоевропейский язык и индоевропейцы», содержащего большое количество сведений о праиндоевропейском языке, а также прародине, быте и культуре индоевропейцев[247].
В фантастическом фильме «Прометей» (реж. Ридли Скотт, 2012) андроид Дэвид, во время межзвёздного перелёта изучивший древние языки, обращается к представителю высокоразвитой внеземной цивилизации на праиндоевропейском[248][249]. Кроме того, во время просмотра видеолекции по индоевропеистике, которые он слушает, звучит текст басни Шлейхера[249][250][251].
На реконструированном праиндоевропейском под аккомпанемент Королевского филармонического оркестра исполняется композиция «Вода, прелюдия» — первый трек из альбома «The Drop That Contained the Sea[англ.]» (премьера 13 апреля 2014 года в Карнеги-холле) американского композитора Кристофера Тина[252][253].
Диалоги в компьютерной игре «Far Cry Primal» (релиз 23 февраля 2016 года), действие которой происходит в каменном веке, записаны на специально созданном для игры «примитивном языке» винджа (Wenja), в основу которого лёг праиндоевропейский[254][255].
Seamless Wikipedia browsing. On steroids.
Every time you click a link to Wikipedia, Wiktionary or Wikiquote in your browser's search results, it will show the modern Wikiwand interface.
Wikiwand extension is a five stars, simple, with minimum permission required to keep your browsing private, safe and transparent.