Loading AI tools
Бестселлер Дж. Р. Р. Толкина в жанре фэнтези «Властелин колец» поначалу вызвал неоднозначную литературную критику. Несмотря на некоторые первые восторженные отзывы таких сторонников, как У. Х. Оден, Айрис Мердок и К. С. Льюис, литературная враждебность к Толкину быстро обострилась и продолжалась до начала 21 века.
 | Проверить информацию. |
 | Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы литературного русского языка. |
С 1980-х годов в защиту Толкина стали проводиться академические исследования; с тех пор темп неуклонно возрастал, что привело к тщательной литературной переоценке всего его творчества. Интерпретации «Властелина колец» включали марксистскую критику, иногда противоречащую социальному консерватизму Толкина; психологическое прочтение героев, их партнеров и противников как юнгианских архетипов; и сравнение Толкина с писателями-модернистами.
Творчество Толкина сильно критиковали в литературных кругах вместе с растущей популярностью его произведений и лишь в конце жизни автор начал получать положительную критику.
Ранняя критика «Властелин колец» резко разделилась между восторженной поддержкой и полным неприятием. Некоторые критики сразу приветствовали выход книги. Поэт У. Х. Оден, бывший ученик Толкина и поклонник его произведений, считал «Властелина колец» «шедевром», и заявлял, что в некоторых случаях он превзошел достижение «Потерянный рай» Джона Мильтона[1]. Кеннет Ф. Слейтер писал в «Nebula Science Fiction» за апрель 1955 г.: «... если вы не читали её, то пропустили одну из лучших книг такого рода, когда-либо изданных»[2]. Майкл Стрейт описал его в «The New Republic» как «... одно из немногих гениальных произведений в современной литературе»[3]. Писательница Айрис Мердок упомянула персонажей Средиземья в своих романах и написала Толкину, что она была «полностью… восхищена, увлечена, поглощена "Властелином колец" и хотела бы говорить на чистом эльфийском языке»[4][5]. Ричард Хьюз писал, что ничего подобного не пытались писать на английском языке в литературе со времен «Королевы фей» Эдмунда Спенсера, с которой тяжело сравнивать, но что «по широте воображения она почти не имеет аналогов, и она почти столь же замечательна своей яркостью и мастерством повествования, увлекающего читателя страницей за страницей»[6]. Шотландская писательница Наоми Митчисон тоже была решительным и давним поклонником Толкина, с которым она переписываясь о «Властелине колец» как до, так и после его публикации[7][8]. Друг Толкина и соратник по литературной группе «Инклинги» К. С. Льюис писал: «Вот красоты, которые пронзают, как мечи, или обжигают, как холодное железо»[9]. Писательница фэнтези и научной фантастики Урсула К. Ле Гуин была тесно связана с произведениями Толкина и осветила в своем сборнике эссе «Язык ночи» 1979 года такие вопросы, как эскапистское ли фэнтези, тонкость портретов персонажей во «Властелине колец», его повествовательная структура, обращение к природе зла[10][11].
С 1954 и до начала 21 века в литературных кругах преобладала сильная враждебность к творчеству Толкина, особенно в отношении его бестселлера «Властелин колец». Критики 20-го века, такие как Эдмунд Уилсон, Эдвин Мьюир и Майкл Муркок, критиковали работы Толкина как бесполезные и детские. В начале 21 века Джудит Шулевиц, Дженни Тернер и Ричард Дженкинс продолжали придираться, в частности, к «Властелину колец». Большая часть литературных учреждений категорически отвергли это произведение как устаревшее по стилю; литературные деятели нападали на книгу как на детский и нечитаемый текст. В 1954 году Эдвин Мьюир написал: «как ни смотри на неё, "Братство Кольца" — необыкновенная книга», а касательно того, как Толкин «описывает грандиозный конфликт между добром и злом… его добрые люди последовательно хороши, его злые фигуры непоколебимо злые». В 1955 году Мьюир написал в The Observer про «Возвращение короля», что «Все персонажи — мальчишки, маскирующиеся под взрослых героев... и никогда не достигшие половой зрелости... из которых вряд ли кто-то знал что-нибудь о женщинах», — на что Толкин сердито жаловался своему издателю[12][13].
В 1956 году в рецензии под названием «О-о, эти ужасные орки!» Эдмунд Уилсон назвал произведение Толкина «юношеским мусором», заявив, что «у доктора Толкина мало навыков повествования и нет инстинкта литературной формы»[14]. Майкл Муркок в своем эссе «Эпический Пух» 1978 года сравнил произведение Толкина с детской книгой «Винни-Пух». Он утверждал, цитируя третью главу «Властелина колец», что его «преобладающий тон» был «прозой для детской колыбельной; и она предназначена успокаивать и утешать»[12][15][16].
В 1957 году «Властелин колец» был удостоен Всемирной премии фэнтези. Публикация книг в мягкой обложке Ace Books и Ballantine в США помогла произведению стать чрезвычайно популярным среди нового поколения в 1960-х годах. С тех пор книга остается таковой и считается одной из самых популярных произведений художественной литературы 20 века, судя как по продажам, так и по опросам читателей[17].
В 1969 году исследовательница-феминистка Кэтрин Р. Стимпсон опубликовала целую книгу с нападками на Толкина, назвав его «неисправимым националистом», населив его сочинения «раздражающими, вкрадчивыми, традиционно мужскими» одномерными персонажами, которые живут "буржуазной жизнью", где царит пастырская идиллия»[18]. Стимпсон ссылалась на то, что персонажи одномерны, четко делятся на «добрых и злых, хороших и неприятных». По её мнению язык Толкина выдает «классовый снобизм». Стимпсон резюмировала: «За моральной структурой стоит регрессивный эмоциональный паттерн. Ибо Толкин раздражающе мягок, традиционно мужественен... Он делает своих женских персонажей, независимо от их ранга, самыми избитыми из стереотипов. Они либо красивы и не далекие, либо очень далекие или простушки». Это задало тон другим враждебно настроенным критикам[19]. Хэл Колебэтч и Патрик Карри опровергли эти обвинения[10], указывая на многочисленные факты, опровергающие все заявления Стимпсон.
С 1983 года Том Шиппи начал систематически опровергать утверждения литературных критиков[20] и сдерживать враждебность, защищая Толкина, опровергая нападки критиков и анализируя то, что читатели считали хорошими качествами в произведениях Толкина. Работы Шиппи «Дорога в Средиземье» и «Расщепленный свет» Верлина Флигера 1983 года постепенно начали уменьшать литературную враждебность к «Властелину колец». Инклинг Хьюго Дайсон громко жаловался после прочтения «Властелина колец»; Кристофер Толкин описывает, как Дайсон «развалился лежа на диване и кричал: "О Боже, больше никаких эльфов"»[21]. В 1983 году Кристофер издал работу «Чудовища и критики, и другие статьи».
21 век
В 2001 году обозреватель The New York Times Джудит Шулевиц раскритиковала «педантичность» литературного стиля Толкина и назвала книгу полной «затхлых архаизмов»[22], заявив, что автор «сформулировал благородную веру в важность своей миссии защитника литературы, которая оказывается смертью для самой литературы». Джудит Шулевиц об этом писала:
В истории можно почувствовать себя в безопасности, что бы ни творилось в противном мире снаружи. Самый слабак может быть хозяином этой уютной маленькой вселенной. Даже глупый пушистый хоббит может видеть как его мечты сбываются. Погоня в Шире, закончившаяся обедом у фермера Мэггота, а неприятности с Стариком Уиллоу заканчиваются горячими комфортом у Тома Бомбадила, и снова безопасностью после приключений в Бри, Ривенделе и Лотлориэне. Читатели ощущают себя мягко раскачивающимся между мрачностью и роскошью, с чувством возвышенности и уюта. «Страшно, снова безопасно. Страшно, снова безопасно. Страшно, снова безопасно». Этот навязчивый ритм описал Зигмунд Фрейд в своей книге «По ту сторону принципа удовольствия».
Редактор London Review of Books Дженни Тернер критиковала книгу как утешительное чтение для «незрелых и уязвимых людей»[23], заявив, что «"Властелин колец" представляет собой "замкнутое пространство, завершенное и самоподдерживающееся, зацикленное на собственной ностальгии, тихо стекающее вниз".
В 2002 году критик Ричард Дженкинс в The New Republic раскритиковал книгу за кажущееся отсутствие психологической глубины. И персонажи, и сама работа были, по словам Дженкинса, «анемичными и лишенными клетчатки». В том же году писатель-фантаст Дэвид Брин раскритиковал книгу в Salon как тщательно продуманную и соблазнительную, но ретроспективную. Он писал, что в детстве ему нравилось это как эскапистское фэнтези, но что оно также ясно отражало десятилетия тоталитаризма в середине 20-го века. Брин считал переход от феодализма к свободному среднему классу прогрессом, а Толкин, как и поэты-романтики, по его мнению, противостояли этому. Помимо того, что это «отличная сказка», Брин увидел в произведении и положительные моменты; Он писал, что Толкин был самокритичен, например, обвиняя эльфов в попытке остановить время, выковав свои Кольца, в то время как Призраков Кольца можно было рассматривать как предостерегающие фигуры греческого высокомерия, людей, которые достигли слишком высокого уровня и упали[24][25].
В 2003 году в опросе «Большое чтение», проведенном BBC, «Властелин колец» был признан «самой любимой книгой нации». В аналогичных опросах 2004 года и Германия, и Австралия, также признали «Властелина колец» своей любимой книгой. По результатам опроса клиентов Amazon.com, проведенного в 1999 году, «Властелин колец» был признан их любимой «книгой тысячелетия»[26].
С 2003 года такие ученые, как Брайан Роузбери, начали задумываться над тем, почему Толкин вызвал такую враждебность, отметив, что Толкин избегал называть «Властелина колец» романом и что, по мнению Шиппи, Толкин стремился создать «героический роман» в средневековом стиле, несмотря на современный скептицизм по поводу этого литературного способа[27][28]. Шиппи заявил, что многие писатели выявили «грубое несоответствие между их самопровозглашенными критическими идеалами и их практикой, когда они столкнулись с Толкином»[10].
В 2006 году толкиновед Джаред Лобделл пришел к выводу, что «ни один "господствующий критик" не оценил Властелин колец», и что они были не в том положении, чтобы критиковать его, поскольку большинство из них «не знали, что это такое и почему оно понравилось читателям»[12]. Брайан Олдисс, критик научной фантастики, отличал таких «критиков» от трудов Толкина, изучая и анализируя темы, влияния и методы Толкина[12].
В 2014 году Патрик Карри написал, что критики Толкина явно и последовательно ошибались, предписывая ему «структурную или систематическую предвзятость в работе». Подводя итог жалобам, он выделил две постоянные черты: «внутреннюю враждебность и эмоциональную враждебность, а также множество ошибок, свидетельствующих о том, что книги не читали внимательно». По его мнению, это произошло из-за того, что критики считали, что Толкин угрожает их «господствующей идеологии», модернизма. Он писал, что Толкин был современным, но не модернистом, по крайней мере, таким же образованным, как критики, и не ироничным. «Властелин колец» — это в равной степени «история, рассказанная мастером-рассказчиком; вдохновленная филологией; историей, пронизанная католическими ценностями; мифическая (или мифопоэтическая) история с североевропейским языковым уклоном». Другими словами, Толкин был настолько анти-модернистом, насколько это возможно. Однако, Карри считает, что более поздние критики, такие как Чайна Мьевиль, занимают более открытую позицию[10].
Художественная литература Толкина начала приобретать респектабельность в академических кругах только в конце его жизни, с публикацией в 1972 году книги Пола Х. Кочера «Мастер Средиземья»[29]. В 1973 году Патрик Грант, исследователь литературы эпохи Возрождения, предложил психологическую интерпретацию «Властелина колец», выявив сходство между взаимодействием персонажей и юнгианскими архетипами. Он утверждает, что Герой появляется как в благородной и могущественной форме в лице Арагорна, так и в детской форме, так же, как Фродо, чьи поиски можно интерпретировать как личное путешествие индивидуации.
Им противостоят Призраки Кольца. По Юнгу, Анима Фродо — королева эльфов Галадриэль, которой противостоит злая гигантская женщина-паук Шелоб. Архетип Старого Мудреца олицетворяет волшебник Гэндальф, которому противостоит испорченный волшебник Саруман. Тень Фродо, по мнению Гранта, — это Голлум, тоже мужчина-хоббит, как и Фродо. У Арагорна есть идеальный партнер в лице Арвен, но также и Отрицательная Анима в лице Эовин, по крайней мере, до тех пор, пока она не встретит Фарамира, и вместо этого не выберет счастливый союз с ним[30].
Ричард Кэролл Уэст составил аннотированный контрольный список критики Толкина в 1981 году[31]. Серьёзные исследования начали доходить до более широкого сообщества с работой «Дорога в Средиземье» Шиппи 1982 года и «Расколотым светом» Верлина Флигера в 1983 году. Если позаимствовать фразу у Флигера, то у академических кругов возникли проблемы с «серьёзным отношением к предмету, который, пока они не описывали, посчитав недостойным внимания»[32].
С тех пор произведения Толкина стали предметом значительного объема академических исследований как в жанре фэнтези, так и в качестве расширенного упражнения по выдуманным языкам[29]. Толкин является одним из авторов сформировавших жанр. В 1998 году Дэниел Тиммонс написал в специальном выпуске журнала Journal of the Fantastic in the Arts, что исследователи по-прежнему расходятся во мнениях относительно места Толкина в литературе, но критически настроенных по этому поводу меньшинство. Он отметил, что Шиппи сказал, что «литературные учреждения» не включили Толкина в канон академических текстов, в то время как Джейн Ченс «смело заявляет, что, наконец, Толкин "изучается как важный сам по себе, как один из величайших писателей мира"»[29].
Темпы научных публикаций о Толкине резко возросли в начале 2000-х годов. Специализированный журнал Tolkien Studies[англ.] был основан в 2004 году; В том же году исследователь Нил Д. Айзекс представил антологию критики Толкина со словами: «Этот сборник предполагает, что спор о ценности и силе "Властелин колец" был разрешен, безусловно, к удовлетворению его обширной, растущей, настойчивой аудитории, хотя, и имеет значительное количество критических суждений»[33]. Журнал исследований Толкина с открытым доступом начал публиковаться в 2014 году[34]. Библиографическая база данных критики Толкина ведется в Уитон-колледже. Давление с целью серьёзного изучения Толкина изначально исходило от фанатов, а не от исследователей; научная легитимность этой области все ещё была предметом споров в 2015 году[35][36].
Марксистская критика
Толкин был категорически против нацизма и коммунизма; Хэл Колебэтч в «Энциклопедии Дж. Р. Р. Толкина» утверждает, что эти взгляды можно увидеть в том, что он считает несколько похожем на «Очищение Шира». Соответственно, критики «левых взглядов» напали на социальный консерватизм Толкина[37]. Эдвард Палмер Томпсон обвиняет присваиваемый книге «Менталитет хладнокровного воина» в «слишком раннем чтении "Властелина колец"». Однако другие критики-марксисты относились к Толкину более положительно. Критикуя политику, заложенную во «Властелине колец»[38], Чайна Мьевиль восхищается творческим использованием Толкином скандинавской мифологии, трагедии, чудовищ и вымышленных существ, а также его критикой аллегорий[39].
Понимая, что Толкина стоит изучать, исследователи, писатели и критики начали переоценивать его произведения о Средиземье. Брайан Роузбери заявил, что «Властелин колец» — это одновременно приключение и миссия (квест) — история с целью уничтожить Кольцо — и долгое путешествие по Средиземью через серию картин, которые наполнили читателей восторгом; и эти два аспекта поддерживают друг друга[27]. В 2013 году писатель-фантаст и юморист Терри Пратчетт восхвалял Толкина и сравнил его, в метафорическом смысле с горой Фудзи, написав, что любой другой автор фэнтези: «либо принял обдуманное решение идти против горы, которая интересна сама по себе, либо на самом деле стоит на ней»[40].
В 2016 году британский литературный критик и поэт Роз Кэвени сделала рецензию на пять книг о Толкине в The Times. Она писала в 1991 году, что «Властелин колец» достоин «интеллектуального чтения, но не страстного внимания», и признала, что «недооценила степень, в которой он получает дополнительную популярность и культурный блеск благодаря интерпретации "Властелин колец" в фильмах Питера Джексона»[41]. Как и Пратчетт, она использовала метафору горы, намекая на стихотворение Бэзила Бантинга о «Песнях» Эзры Паунда со словами[42]: «Книги Толкина превратились в Альпы, и мы напрасно будем ждать, пока они рухнут». Кавени назвал произведения Толкина «Толстыми текстами», книгами, которые лучше всего читать с некоторым знанием его структуры Средиземья, а не «отдельными произведениями искусства». Она признала, что Толкин был сложной фигурой, пережившим войну, искусным писателем «легких стихов», теоретиком литературы и членом «группы других влиятельных мыслителей». Далее она заявила, что у Толкина много общего с писателями-модернистами, такими как Т. С. Элиот. Она предположила, что «Властелин колец» — «хорошая, умная, влиятельная и популярная книга», но, возможно, это не «выдающийся литературный шедевр», как сказали бы некоторые из его «идолопоклонников»[41].
В 2014 году Эндрю Хиггинс, рецензируя книгу «Компаньон Дж. Р. Р. Толкина», приветствовал «выдающийся состав» авторов его 36 статей (назвав, в частности, Тома Шиппи, Верлина Флигера, Димитру Фими, Джона Д. Рателиффа и Гергели Наги). Он назвал это «действительно радостным, что после многих лет вежливого (и не очень вежливого) пренебрежения и отказов со стороны «академиков» и «культурной интеллигенции» Толкин достиг «академического пантеона» сподвижников Бенжамна Блэквелла. Хиггинс похвалил редактора книг Стюарта Д. Ли за «общую тематическую структуру книги, которая предлагает прогрессивный портрет Толкина-человека, студента, ученого и мифопоэта»[43].
Защита
Наряду с анализом творчества Толкина исследователи приступили к опровержению многих утверждений литературных критиков. В книге «Дорога в Средиземье» Том Шиппи указал, что утверждение Эдвина Мьюира о том, что работы Толкина были невзрослыми, поскольку главные герои доходят до финала без боли, неверно в отношении Фродо, который неоднократно был травмирован, и не мог более наслаждаться жизнью в Шире. Шипи отвечает на нападки Колина Мэнлава про «перегруженные каденции» и «монотонную высоту тона» Толкина, и предполагает, что часть риторического вопроса «Ubi sunt» («Где те, кто был до нас?») в староанглийской поэме 10 века «Странник» является «настоящей элегией», не похожей ни на что у Толкина, с замечанием, что «Плач Рохиррим» — это парафраз именно из этого раздела[44]; другие же исследователи высоко оценили стихотворение Толкина[45]. Шипи отвечает на заявление критика Марка Робертса 1956 года о том, что «Властелин колец» «не сформирован каким-то предметным видением, которое в то же время является "Raison d'etre" (смыслом его существования)»[46]; он называет это одним из наименее проницательных комментариев, когда-либо сделанных о Толкине, заявляя, что, напротив, произведение «соответствует... почти на каждом уровне», со сложным переплетением, постоянной двусмысленностью в отношении Кольца и природы зла, и последовательной теория роли «случайности» или «удачи», которую автор подробно объясняет[47].
Брайан Роузбери отметил, что Толкин иногда называл произведение романом, но обычно называл его сказкой, рассказом или история. Шиппи утверждал, что работа нацелена на «героический роман» Нортропа Фрая, который всего на один уровень ниже «мифа», но в чем-то спускается к «низкой мифологии» с гораздо менее серьезными хоббитам, которые служат для того, чтобы отвлечь скептицизм современного читателя по поводу высших достижений романтики в средневековом стиле.[28].
Роузбери отметил, что большая часть работы, особенно «Братство Кольца», в основном носит описательный характер, а не сюжет; он фокусируется в основном на самом Средиземье, путешествуя по серии картин — в Шире, в Старом Лесу, с Томом Бомбадилом и так далее. Он заявляет, что «косвенная обширность самого Средиземья занимает центральное место в эстетической силе произведения». Наряду с этим медленным описанием есть стремление уничтожить Кольцо, объединяющее сюжетные линии. Кольцо необходимо уничтожить, чтобы спасти само Средиземье от уничтожения или господства Саурона. Следовательно книга сосредоточена на одном: самом Средиземье. Произведение изображает Средиземье как место, которое читатели полюбили, показывает, что оно находится под страшной угрозой, и — с разрушением Кольца — обеспечивает «эвкатастрофу» для счастливого конца. Это делает произведение «комедийным», а не трагическим в классическом понимании; но он также олицетворяет неизбежность утраты, подобно эльфам, хоббитам и прочим, увядающим и исчезающим существам. Даже наименее новаторские части произведения, хроники, повествования и очерки приложений, помогают построить ясный и непротиворечивый образ Средиземья. Таким образом, как утверждал Роузбери, произведение очень плотно построено, масштабность и сюжет точно соответствуют друг другу[48].
Контр-нападение
Патрик Карри в «Компаньон Дж. Р. Р. Толкина» заявил, что попытки найти сбалансированный ответ, положительную критику на каждую отрицательную, как это сделал Дэниел Тиммонс, были «замечательно ироничными и мирными, но вводящими в заблуждение», поскольку это не помогло решить проблему, и причины враждебности[29]. Карри отметил, что нападки на Толкина начались, когда появился «Властелин колец»; и возросли, когда работа стала «впечатляюще успешной» с 1965 года; и вновь возросли, когда опросы читателей Waterstones и BBC Radio 4 высоко оценили эту книгу в 1996–1998 годах, а затем снова возросли, когда в 2001–2003 годах вышла кинотрилогия «Властелин колец» Питера Джексона. Карри отметил, замечание Шиппи о том, что враждебно настроенные критики Филип Тойнби и Эдмунд Уилсон выявили «грубое несоответствие между их самопровозглашенными критическими идеалами и их практикой, когда они столкнулись с Толкином», добавив, что Фред Инглис назвал Толкина фашистом и практиком «деревенского фэнтези», который является «пригородным» и «недоучкой». Карри заявляет, что эта критика не просто явно ошибочной, но подчеркнуто им: «как сильно и последовательно они ошибаются». Это говорит о том, что (как любят говорить марксисты) действует структурная или систематическая предвзятость». Карри отметил, что «Дорога в Средиземье» Шиппи 1982 года, а затем «Расколотый свет» Верлина Флигера 1983 года постепенно начали уменьшать враждебность. Это не помешало Дженни Тернер повторить «некоторые элементарные ошибки ее предшественниц»; Карри писал, что ей, похоже, не удалось понять «две самых важных вещи в искусстве, литературе или ином: что реальность (также) неизбежно вымышлена, и что вымысел и его мораль (также) неизбежно реальны», указывая на то, что метафора неизбежна в языке[10].
В «Мэллорне» в 2004 году исследователь Толкина Кэролайн Голви написала иронически озаглавленную «Причины того, почему Толкин не нравится», перевернув «Причины любви к Толкину» Тернера и напав на ее позицию вместе с позицией Эдвина Мьюира. По мнению Голви, «мы не сможем правильно понять ненавистников Толкина, если не выйдем за рамки их аргументов и не коснемся того, о чем они не говорят». Она утверждает, что эти вещи включают «величайшую силу» «Властелина колец» в том, что «по чувственности это (с большой буквы) романтическое произведение». По ее мнению, Тернер «очевидно, настолько смущен романтизмом Толкина, что он даже не хочет говорить об этом и не признает, что у него есть родословная». Голуэй также пишет, что у ненавистников Толкина есть «экзистенциальный страх» перед счастьем Толкина: они не могут согласиться с тем, что «Радость, удивление, благоговение, чувство возвышенного» действительно что-то значат, что они стоят рядом с мирскими страданиями и злом, "не умаляемые ими, как факт в этом мире"»[49].
Подводя итог атакам, Карри отметила, что новые авторы, в том числе Чайна Мьевиль, Жюно Диас и Майкл Шейбон, а также критики Энтони Лейн в The New Yorker и Эндрю О'Хехир в Salon, заняли более открытую позицию, и процитировал первого издателя работы, Райнера Анвина, и его «содержательную и точную» оценку «Властелин Колец»: «очень замечательная книга, по-своему любопытная».
Wikiwand in your browser!
Seamless Wikipedia browsing. On steroids.
Every time you click a link to Wikipedia, Wiktionary or Wikiquote in your browser's search results, it will show the modern Wikiwand interface.
Wikiwand extension is a five stars, simple, with minimum permission required to keep your browsing private, safe and transparent.
