Уи́льям Шекспи́р (англ. William Shakespeare; 23 апреля 1564, Стратфорд-на-Эйвоне — 23 апреля (3 мая) 1616, там же) — английский драматург и поэт, один из самых знаменитых драматургов мира.
Саффолк
Презренный, низкий, тупоумный лорд!
Порочила ль когда-нибудь жена
Супруга своего, как мать твоя?
Она, должно быть, приняла на ложе,
Мужлана грубого, и так привит
Был к древу благородному дичок;
Ты плод прививки той, не Невил родом. — акт III, сцена 2; перевод Е. Н. Бируковой, 1959
Весь мир — театр.
В нём женщины, мужчины — все актёры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль... — парафраз из «Венецианского купца»
All the world’s a stage,
And all the men and women, merely Players;
They have their Exits and their Entrances,
And one man in his time playes many parts...
Да живут [рыбы] точно так же, как и люди на суше: большие поедают маленьких. — акт II, сцена I
— «Перикл»
Тезей
У всех влюблённых, как у сумасшедших,
Кипят мозги: воображенье их
Всегда сильней холодного рассудка.
Безумные, любовники, поэты —
Все из фантазий созданы одних. Безумец видит больше чертовщины,
Чем есть в аду. Безумец же влюблённый
В цыганке видит красоту Елены,
Поэта взор в возвышенном безумье
Блуждает между небом и землёй. — перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник, 1938
Louers and mad men haue such seething braines,
Such shaping phantasies, that apprehend more
Then coole reason euer comprehends.
The Lunaticke, the Louer, and the Poet,
Are of imagination all compact.
One sees more diuels then vaste hell can hold;
That is the mad man. The Louer, all as franticke,
Sees Helens beauty in a brow of Egipt.
The Poets eye in a fine frenzy rolling, doth glance
From heauen to earth, from earth to heauen.
Иоанн
Вновь мы воссели здесь и вновь — в короне:
И вы, надеюсь, рады видеть нас.
Пембрук
Не будь на то высокой вашей воли,
И нужды не было бы в повторенье:
Вы были коронованы, и с вас
Достоинство монаршее не снято…
Народной верности не оскверняли
Мятежные порывы, и страна
Не волновалась жаждой перемен.
Солсбери
Торжественный обряд свершить вторично,
Ещё украсить полный блеска сан,
Позолотить червонец золотой,
И навести на лилию белила,
И лоск на лёд, и надушить фиалку,
И радуге прибавить лишний цвет,
И пламенем свечи усилить пламя
Небесного сияющего ока —
Напрасный труд, излишество пустое. — акт IV, сцена 2
KING JOHN. Here once again we sit, once again crown'd,
And look'd upon, I hope, with cheerful eyes.
PEMBROKE. This once again, but that your Highness pleas'd,
Was once superfluous: you were crown'd before,
And that high royalty was ne'er pluck'd off,
The faiths of men ne'er stained with revolt;
Fresh expectation troubled not the land
With any long'd-for change or better state.
SALISBURY. Therefore, to be possess'd with double pomp,
To guard a title that was rich before,
To gild refined gold, to paint the lily,
To throw a perfume on the violet,
To smooth the ice, or add another hue
Unto the rainbow, or with taper-light
To seek the beauteous eye of heaven to garnish,
Is wasteful and ridiculous excess.
Леди Анна. А лютый зверь и тот ведь знает жалость. Глостер. Я, леди, чужд. Так, значит, я не зверь. — акт I, сцена 2
ANNE. No beast so fierce but knows some touch of pity.
GLOSTER. But I know none, and therefore am no beast.
Ричард
Будь перед ней ходатаем моим;
Скажи, чем буду я — не чем я был;
Что заслужу — не то, что заслужил я… — акт IV, сцена 4
Be the attorney of my love to her:
Plead what I will be, not what I have been;
Not my deserts, but what I will deserve…
Ричард. Коня, коня! Всё царство за коня! — акт V, сцена 4
A horse! a horse! my kingdom for a horse!
Без ссылок
Бедна любовь, если её можно измерить.
Бедная мудрость частенько бывает рабой богатой глупости.
Бедное раздавленное насекомое страдает так же, как умирающий гигант.
Болезнью шутит тот, кто ран не ведал. (Над шрамом смеётся тот, кто не был ранен)
Быть или не быть — вот в чем вопрос.
Великие люди гибли часто от рук бездельников.
Вечное наслаждение равносильно вечному лишению.
Видеть и чувствовать — это быть, размышлять, это жить.
Где мало слов, там вес они имеют.
Гремит лишь то, что пусто изнутри.
Даже клятвы любящих стоят не дороже клятвы трактирщиков. Обе скрепляют фальшивые счета.
Если бы все те, у кого строптивые жёны, дошли до отчаяния, то десятая часть человечества повесилась бы.
Жизнь человеческая — это ткань из хороших и дурных ниток.
Здоровье дороже золота.
Земля, природы мать, — её же и могила: Что породила, то и схоронила.
Интрига составляет силу слабых. Даже у дурака хватает всегда ума, чтобы вредить.
Истинная любовь не может говорить, потому что истинное чувство выражается, скорее, делом, чем словами.
Истинная честность живет часто как жемчужина в грязной устричной раковине.
Какая странная судьба, что мы всего более грешим именно тогда, когда слишком благодетельствуем другим.
Коль музыка ты пища для любви, играйте громче.
Лживое лицо скроет все, что задумало коварное сердце.
Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто прочь бежит, кидается на шею.
Мы знаем, кто мы есть, но не знаем, кем мы можем быть.
Маленькие люди становятся великими, когда великие переводятся.
Мужчины смахивают на апрель, когда ухаживают, и на декабрь, когда уже женаты.
Наша жизнь — одна бродячая тень, жалкий актер, который кичится какой-нибудь час на сцене, а там пропадает без вести; сказка, рассказанная безумцем, полная звуков и ярости и не имеющая никакого смысла.
Надежда — посох любви.
Наши сомнения — это наши предатели. Они заставляют нас терять то, что мы возможно могли бы выиграть, если бы не боялись попробовать.
Надежда на наслаждение почти так же приятна, как и само наслаждение.
Не вечная ли это насмешка любви, что женщина не может любить того, кто любит её?
Не знает юность совести упрёков.
Немые бриллианты часто действуют на женский ум сильнее всякого красноречия.
Нет ничего ни плохого, ни хорошего в этом мире. Есть только наше отношение к чему-либо.
Ни один порок не настолько прост, чтобы не принимать с внешней стороны вид добродетели.
Никогда не найдёшь женщины без готового ответа, разве что она окажется без языка.
Новые почести походят на новые платья: их надо поносить для того, чтоб они хорошо сидели.
О, чтоб тебя! Убыток за убытком!
Оденьте преступление в золото — и крепкое копьё правосудия переломится, не поранив; оденьте в рубище — его пронзит и соломинка пигмея.
Одним взглядом можно убить любовь, одним же взглядом можно воскресить её.
Опасней и вредней укрыть любовь, чем объявить о ней.
От исчезновения одной-единственной женщины в мире не остановится ничего, кроме сердца одного-единственного мужчины.
Русские переводчики Шекспира опускали упоминания о теннисе и о «подлом футболисте» (последний — в «Короле Лире»), так как считали, что это не вяжется с принятыми представлениями о шекспировской эпохе.
Шекспир возрождается на русском языке. <Переводы Анны Радловой> — это тот подлинный Шекспир, какого мы до сих пор не знали и не имели. Только через такие переводы читатель, не владеющий английским языком, может понять и критически освоить шекспировское наследие.[1][2]