Loading AI tools
многолетнее травянистое растение Из Викицитатника, свободного сборника цитат
Лакри́ца, Соло́дка го́лая, Соло́дка гла́дкая,[комм. 1] Лакри́чник или лакри́чный ко́рень (лат. Glycyrrhí́za glábra) — влаголюбивые травянистые многолетние растения из рода солодка семейства бобовых (лат. Fabáceae), образующие густые надземные кусты и толстые корневища, имеющие сладкий вкус и лечебный эффект. Солодку голую очень давно используют как лекарственное, пищевое и техническое растение. В диком виде лакричный корень встречается на юге Европы, а также на юге западной и центральной Азии, а в России — на Кавказе и на юге западной Сибири. Солодка голая широко культивируется во многих странах с умеренных климатом — в лекарственных и пищевых целях.
Как это бывает у громадного большинства супругов, раньше у Лаевского и у Надежды Фёдоровны ни один обед не обходился без капризов и сцен, но с тех пор, как Лаевский решил, что он уже не любит, он старался во всем уступать Надежде Фёдоровне, говорил с нею мягко и вежливо, улыбался, называл голубкой. | |
— Антон Чехов, «Дуэль», 1891 |
— Какое дело? Разве это дело? Сентиментальность это одна, и больше ничего. | |
— Николай Позняков, «Рыцари (Повесть из школьной жизни)», 1906 |
Уезжая, Ханна давала Варе наставления о том, как с нами обходиться, что позволять и что запрещать. Одно время Ханна давала нам на ночь по маленькому кусочку лакрицы. Мы это очень любили. И вот Варе была дана толстая палка лакрицы, чтобы вечером каждому из нас отколоть по кусочку. Мне теперь стыдно признаться в том, что моя жадность была так велика, что даже теперь, через пятьдесят с лишним лет, я помню то удовольствие, которое я испытала, получивши от Вари на ночь огромный кусочек лакрицы, который, наверное, Ханна поделила бы между нами на пять, шесть вечеров. Но моё удовольствие продолжалось недолго. Я никак не могла дососать своей лакрицы, и она под конец так мне опротивела и так мне захотелось спать, что я вынула её изо рта и потихоньку спустила за свою кровать на пол.[2] | |
— Татьяна Сухотина-Толстая, «Детство Тани Толстой в Ясной поляне», 1910 |
― Штоф ― говорит Тишалова, ― принесла с собой целый мешочек драже, ― знаешь, таких совсем маленьких, точно разноцветная крупа, а в середине не ликёр, как в крупных бывает, а гадость какая-то страшная ― не то анис, не то лакрица, не то и ещё хуже зелье. Разжевать невозможно ― мутит, ну, а бросать тоже не резон, всё-таки развлечение. Набрали горсть и хлоп, разом в горло. Чуть не подавились. | |
— Валентина Новицкая, «Безмятежные годы», 1912 |
Гремучий водопад, летя вечной стрелой вихрем вниз, заглушил его слова. Но он с новой страстью воскликнул: «Я люблю тебя, солодка!» ― и задрожал.[комм. 2] Заунывные, извилистые, певуче однообразные звуки несущихся волн прервали его речь и её ответ, птица с пронзительным криком пронеслась над ними. Но он с <новой> силой воскликнул: ― Я люблю тебя! Старуха, стоявшая у входа в хату, поднесла руки к глазам и произнесла: «Иль сокол наш горлинку гонит». Но засмеялась сестра и сказала: «Нет, он голубь, а она ― соколица».[3] | |
— Велимир Хлебников, «Жители гор», 1913 |
Москвич кротко сидел дома и терпеливо пил черёмуховый чай с лакрицей вместо сахара, со жмыховой лепёшкой вместо хлеба, и с вазелином вместо масла. | |
— Аркадий Аверченко, «Хомут, натягиваемый клещами (Московское)», 1919 |
— Нет, не надо. Вильсон курит осторожно, кряхтя, почти потеет, и весь вид его такой, что это — тяжёлая работа. Интересно курит Фицрой. Он положительно играет ртом: и так, и этак скривит его, а один глаз прищурит. По-моему, лучше всех других курит Гленар: у него очень мягкие манеры, они согласуются с его маленькими сигарами. Ему это идёт. | |
— Александр Грин, «Джесси и Моргиана», 1928 |
До огня далеко, но жар уже на этом расстоянии был почти невыносим. А каково-то пожарным! Правда, они работают под зонтиками-душами, непрерывно окачивающими их водой. Но жар так велик, что вода превращается в пар на их прогретых костюмах. | |
— Александр Беляев, «Земля горит», 1929 |
Через много лет, в неожиданный год просветления, очарования, он с обморочным восторгом вспомнил эти часы чтения на веранде, плывущей под шум сада. Воспоминание пропитано было солнцем и сладко-чернильным вкусом тех лакричных палочек, которые она дробила ударами перочинного ножа и убеждала держать под языком.[6] | |
— Владимир Набоков, «Защита Лужина», 1930 |
Чай заваривался в складчину, но были и такие, вроде Стифея Ивановича, кучера, которые имели свои чайники. К чаю полагались пшеничный хлеб (ржаной хлеб вообще не употреблялся и даже не появлялся на базаре в Хлыновске в ту пору) и топлёное молоко. Стифей первый бросался за пенкой, покрывавшей молоко. Это был всем известный лакомка, у него всегда имелись к чаю соблазнительные для меня лакомства: то лакрица, то дивий мёд, то сладкие стручки. Он дробил эти сладости на мелкие куски и клал их в жестяную с крышкой кружку, из которой пил чай. ― Ну, мои сиротики, промоем животики, ― говорил Александр Васильич, кучер хозяина, человек всегда весёлый и ласковый ко всем. При шутках, до которых он был любитель, он подмигивал одним глазом и открывал улыбкой щель во рту от нехватавших двух передних зубов.[7] | |
— Кузьма Петров-Водкин, «Моя повесть» (Часть 1. Хлыновск), 1930 |
Из аптеки на улицу выскочил низенький петлюровец в синем жупане. Подбежав к Дулембергу, он протянул ему большую зелёную банку. Аптекарь отсыпал из этой банки горсть порошка шоколадного цвета и, лизнув его языком, глухо сказал: ― Лакрица. Сладкое. Тогда все остальные петлюровцы обступили низенького синежупанника, а он насыпал каждому в ладонь по пригоршне этого коричневого порошка. Петлюровцы глотали лакрицу, точно сахарную пудру, и облизывались. ― А ну, катись. Наводи порядок! ― вдруг со всего размаха ударил Дулемберга ногой в спину чубатый петлюровец и, сунув за пояс наган, побежал к двуколке.[8] | |
— Владимир Беляев, «Старая крепость», 1940 |
— Юрий Тынянов, «Пушкин», 1943 |
Сэкономленные средства он перебросил в расходы на местный колорит: рюмка абсента, рюмка перно. (Чашка кофе ― восемь франков, и это в обычном бистро…) Абсент действительно горчил полынью; перно имело привкус лакрицы, Кореньков это знал, но он не знал, какой вкус у лакрицы, и приторной сладковатостью удовлетворился. ― Ну и скупердяи эти твои французы! ― заявил Андрей Андреич. ― Они не скупердяи, они привыкли считать деньги, ― доброжелательно разъяснил Кореньков.[10] | |
— Михаил Веллер, «Хочу в Париж», 1990 |
— Ирина Ратушинская, «Одесситы», 1998 |
— Борис Екимов, «Память лета», 1999 |
Каперс знаменит был в наших походах наравне с лакрицей, которую звали мы «сладкий корень» и чьё сочное корневище способно пригасить жажду, с цветастыми небесными дельфиниумами, съедобными мимозками, чьи зёрна маслянисты, чуть горчат, но рождают призрак сытости.[13] | |
— Александр Иличевский, «Перс», 2010 |
У них в лицее стала ходить песнь о Гауеншилде: | |
— Юрий Тынянов, «Пушкин», 1943 |
— Борис Пастернак, «Платки, подборы, жгучий взгляд...», 1931 |
Поделитесь цитатами в социальных сетях: |
Seamless Wikipedia browsing. On steroids.
Every time you click a link to Wikipedia, Wiktionary or Wikiquote in your browser's search results, it will show the modern Wikiwand interface.
Wikiwand extension is a five stars, simple, with minimum permission required to keep your browsing private, safe and transparent.